Когда Максин вышла из общежития, солнце почти что касалось своими золотыми лучами верхушек деревьев, окрашивая редкие облака в фантастические цвета. Беспечно жуя вкуснейший тост сделанным заботливым Уорреном, который вручая его ей что-то мямлил о её распорядке дня и о том, что она совершенно ничего не ест в связи с приближающимися экзаменам, она завернула за поворот и собиралась идти было на парковку, как вдруг, конечно же совершенно случайно, услышала тихий разговор ублюдка Прескотта с королевой Чейз.
Замерев, словно только что отлитое изваяние, Макс забыла как дышать, ведь их голоса были прямо рядом, буквально в паре метров. А что, если они поймут, что тут кто-то есть? Черт, Прескотт ее просто придушит. Или застрелит на месте, как Хлою.
Кусочек сырного тоста встал поперек горла.
— Ты всё обдумала? — его голос был таким прокуренным и хриплым, что Макс невольно подумала, сколько вообще сигарет и травки он курит в день. В час.
— Да, Нейтан, — Виктория почти что шипела, боязливо оглядываясь по сторонам. Словно безумно боялась чего-то. Или кого-то? — Сколько можно обсуждать. И место и люди уже готовы. Они только ждут поставки от тебя.
— Окей, окей, я уловил. Встречаемся за сараем этого придурковатого дворника. И только попробуй слиться, если что-то пойдет не так, — голос стал угрожающим, таким Прескотто-знакомым, что Макс прижалась к кирпичной стене всем позвоночником, молясь, чтобы ее не заметили.
— Не беспокойся. Все пойдет, как надо.
Колфилд услышала, как их шаги направились в сторону от этого места и она опустошенно выпустила воздух из легких. Судорожно обдумывая все услышанное, ее глаза испуганно округлились, после того как она наконец всё поняла.
Твою мать. Твою херову мать. Наркотики? Ты больной, Прескотт. Ты реальный псих, если хочешь начать поставку наркотиков после всего, что было, после того, как Джефферсона запекли в тюрьму, а тебя оставили на свободе.
Ей даже не потребовалось время на обдумывания своих действий. Спустя каких-то десять минут она уже стояла у двери охранника Дэвида, беспокойно теребя окантовку футболки вспотевшими ладонями. Сначала была мысль забежать к ректору, но подумав о том, что его запросто можно было купить нужной суммой, в мозгу вспыхнула лампочка Мэдсен. Единственный в этом чертовом городишке, кто не продался семье Прескоттов.
Разговор с ним длился чуть дольше, чем она ожидала. Он пытливо заглядывал ей в глаза, допрашивая все до мельчайших подробностей. В итоге он все-таки поверил и поклялся поставить камеры в том месте, а также регулярно дежурить. Кто бы знал, как Макс была в те минуты спокойна. Она не за что не могла позволить, что поставка наркотиков вновь была возобновлена в Блэквелле. И чтобы этот мудак Прескотт вновь начал похищать и фотографировать девушек, накачивая их, как бедную Кейт Марш.
Зато она была нехуево напугана, когда пришла на следующий вечер в мужское общежитие к Уоррену. Она чертовски боялась встретить Чейз, или еще хуже, Нейтана, ведь буквально в тот же день, когда она сообщила Дэвиду о планах двух друзей, их поймали на том пустыре, позади злосчастного сарая. Они были без наркотиков, и их отпустили, но она ужасно боялась, что Медсен слил информацию, о том, кто его осведомил.
И не зря тряслась
Все произошло в одно мгновение. Звук открываемой двери, ледяная рука, больно хватающая за запястье, ее приглушенный вскрик и темнота перед глазами. Ее затянули в противоположную от комнаты Уоррена дверь. Сердце набатом прыгало в груди, а легкие наполнялись удушающим дымом сигарет.
— Блять! — громкий, чертовски громкий крик оглушил ее, заставив вжать голову в плечи.
Она судорожно начала махать рукой, в попытке разогнать серую дымку перед глазами и когда ей это удалось, в глазах впился образ до боли знакомого ей блондина, который пялился прямо в её душу, сжигая до горстки жалкого пепла. Неожиданно он дернулся и заходил по комнате, что-то шепча себе под нос, постепенно повышая голос. Макс забилась в угол комнаты, наблюдая за ним. Сердце ходило просто ходуном.
Дурадурадура, что ты наделала?
Нейтан, вдруг резко остановился, странновато дернулся всем телом и хрипло зарычав, почти что забегал по комнате, сметая предметы на своем пути, как бешеный пес в очередном припадке. Лопнувшие капиляры в белках глаз безумно пугали, а разбитые в мясо костяшки пальцев заставляли испугано вздрагивать каждый раз, когда глаза невольно цеплялись за них взглядом.
Кулак с чудовищной силой впечатался в треснутую стену почти что рядом с головой и послышался передергивающий хруст суставов. Парень пронзительно шипя и матерясь, тряс рукой, одновременно прожигая ненавистным взглядом дрожавшую фигурку Максин.
— Макс, херова, Хуелфид, как же я, блять ненавижу тебя. Какого хуя, ты, сука, — он наклонился к ее лицу так резко и неожиданно, словно был настоящим Флешем и опалил своим горячим, ментоловым дыханием ее подрагивающие, зажмуренные глаза, — посмела что-то вякнуть про меня Медсону? А? — он перешел на истеричный крик, ударяя по стене еще раз.
Колфилд, безумными усилиями борясь со страхом, приоткрыла веки и мгновенно замерла, потому что его лицо его. его гребанное лицо было в непозволительно близком расстояние от нее. Его воспаленные глаза судорожно метались по ее глазам, силясь зацепится за любую деталь. Его пальцы сжимали ее плечи, не позволяя двинуться. Неожиданно в голове что-то перевернулось и она задрожала от невероятной ярости, прокатывающийся по позвоночнику горячими волнами.
— Потому что ты мудак, Прескотт! Ты настоящая тварь, если думаешь, что я позволю тебе убивать кого-то наркотиками, преследуя свои ненормальные цели, — она кричала и билась в его сжимающих руках. — Ты просто ублюдок! Отпусти меня, немедленно!
От режущего чувствительные уши крика он поморщился, слегка отстранившись от неё, но не отпускал худые плечи, пристально вглядываясь в ее пылающие незнакомым огнем глаза и растрепанные в попытках вырваться волосы.
— Я… — потряс головой, сгоняя тупое наваждение.
— Блять, это не твое дело, Колфилд. Ты не знаешь, во что впутываешься, связываясь со мной, — брови нахмуренные, голос клокочет от эмоций, хочется взять и ударить эту тупую суку об неровную стену, размазать ее мерзкое лицо, но почему он не может сделать ничего? Только сдавливает так крепко, что глаза напротив покрываются пеленой мокрого.
Почему он сдерживает себя?
— Не моё дело? — сильнее кричит, надрываясь. Внезапные слезы, показавшиеся в её глазах, заставили парня напрячься. Пользуясь этой драгоценной секундой, она освободила одну руку от захвата и пихнула его в торс, только больше зля и раздражая Прескотта.
Какого хуя я не могу просто взять и ударить её?
— Да, не твоё, блядь! — он припечатывает её сопротивляющиеся тело к шершавой поверхности холодной стены, крепко фиксируя руки. Нейтан не понимает, почему вместо того, чтобы ударить, раздавить, унизить её, он тянется к ней совсем близко, так близко, что может рассмотреть узор на её сетчатке глаз. Он совсем в растерянности, когда понимает, что собирается сейчас сделать, он не может затормозить и дернуть себя.
Он не может вернуть себе контроль
Он тонет, буквально тонет в ее блядских голубых глазах, и чувствует, что не соображает, что делает. Ее последний протестующий крик, резко заглушился его обкусанными и дрожавшими губами. Он выбросится на берег, как те киты, захлебнувшись в океане. Он захлебывается в океане её крика. Секунды тянутся чертовски медленно, тягуче, как золотистый мёд, а Макс замирает в его костлявых руках и почему-то совсем не сопротивляется этому безумию.
Не сопротивляется, потому что она тоже тонет в нём. Она чувствует всеми фибрами души, что ненавидит его, она сгорает заживо в агонии этой ненависти и его режущих прикосновениях.
Почему нет сил толкнуть его и выбежать? Почему она не хочет этого сделать?
Колфилд, он же псих, который убил твою лучшую подругу. Очнись, слышишь?
Нет. Не слышу.
Последняя здравая мысль тонет, сметается под цунами их совместного сумасшествие. Ведь что это, если не оно? Они просто чокнулись. Слетели с катушек. Вдвоем, одновременно сошли с ума от взаимной ненависти друг к другу.
