Приблизилась официантка. Молоденькая, хорошенькая, еще не успевшая нацепить маску стервозности. Подала меню в фирменной обложке и молча удалилась. У нее было много дел, а будет еще больше - вечер только начинался. Я проводил взглядом ее ладную фигурку, скользящую между столиков, и почувствовал приятное возбуждение. В голову закралась шальная мыслишка: а не подснять ли кого-нибудь на вечерок? Впрочем, - урезонил я себя, - сердечными делами займемся позже, а сперва как следует выпьем и закусим. Душа просит праздника, я так долго его ждал!

Я открыл меню.

"Обнорский городской трест ресторанов"

Ишь ты, сколько в том Обнорске ресторанов, а поди ж ты - трест!

"Меню порционных блюд на 6 июня 1972 г."

Прейскурант не поражал особым изобилием, зато удивил ценами: из блюд почти ничего не стоило дороже двух рублей, лишь "севрюга по-московски" да икра из той же севрюги гордо стояли особняком с ценами в три шестьдесят и три тридцать.

Генка по-босяцки желал портвейна, но я вразумил друга: сегодня наш выбор - коньяк. По крайней мере для начала. А к коньяку... ух и развернусь же я сейчас! Шаркну, наконец, по душе!

Вернулась официантка, вынула из передника блокнотик и приготовила карандаш. Безошибочно угадав, кто здесь заказывает музыку, вопросительно уперлась в меня своими карими вишнями.

- Тэ-экс... - ответил я взглядом на взгляд, - коньячку нам...

- Коньяк отпускается только бутылкой.

- А нам меньше и не надо! Какой у вас самый дорогой?

Самым дорогим оказался Реми Мартин за двадцать рублей.

Нет уж, Реми этого я напился в девяностые, когда был миллионером. Мне чего-нибудь аутентичного, советского. Вот "Апшерон" пять звездочек за одиннадцать тридцать подойдет!

По мере того как я делал заказ выщипанные бровки официантки ползли вверх ибо это выглядело как простое перечисление пунктов меню.

- Издеваетесь? - наконец не выдержала она, - столько и взвод солдат не съест!

- Девушка, а как вас зовут? - внезапно переменил я тему.

- А какое это имеет отношение?.. Ну, Светлана.

- Светлана! - с восхищением покатал я на языке это светлое имя. - Знаете что, Светочка, на вашем месте я бы снял этот кружевной передничек, купил билет в Москву на первый же рейс и мчался бы на Мосфильм сниматься в главной роли, потому что вы девушка редкой красоты!

Моя грубая лесть произвела впечатление. Все-таки в нашей провинции люди простые им, что не наплети - слушают, развесив уши. Эти самые ушки у девушки слегка покраснели, она разулыбалась, взгляд потеплел.

- Скажете тоже...

- Может Светик, вы нам сами что-нибудь подберете, на свой вкус, а? В выборе не стесняйтесь, потому что деньги жгут мне ляжку.

Она не стала спорить, очевидно усекла, что пахнет хорошими чаевыми.

Не подумайте, на самом деле я не гурман и не делаю из еды культа. Мне обычно все равно что жрать, главное чтобы обстановка была душевная. А она была такой. В зале играла тихая музыка, царила приятная прохлада и легкий полумрак, рядом сидел старый друг, и нам было что вспомнить.

Посетителей потихоньку прибавлялось. Швейцар то и дело распахивал дверь перед дядями с волосами и без волос, под ручку с празднично украшенными тетями. Самых солидных встречал Яша, выскальзывая из-за своего администраторского столика и провожая до места.

Генка от приятных предвкушений был возбужденно-говорлив и беспрерывно что-то рассказывал про наших бывших одноклассников. Я доброжелательно пропускал его болтовню мимо ушей, потому что давно забыл их, случайных спутников моего детства. И тут что-то пробилось сквозь расслабленную негу.

- Повесился? Кто повесился? Какая сорока?

- Да не сорока, а Сорока! Витька Сорокин.

- Ах, Сорокин...

Вспомнил я этого Витьку, лопоухого и круглолицего пацаненка который зачем-то все время хотел стать мои другом, но я не ценил его порывов и обидевшийся Витька начинал устраивать мне всякие пакости. Кончалось это дракой и периодом взаимного равнодушия, после чего все начиналось сначала.

- Год назад, - рассказывал Генка, - причем, отслужил срочную, вернулся, что-то там со своей девкой не поделил, пошел в туалет и вздернулся на бачке!

- Придурок, - резюмировал я.

- Придурок, - согласился Генка.

И тут Света принесла Апшерон с холодными закусками. Мы тут же разлили.

- За встречу!

Немедленно выпили и набили рты салатами.

- Слушай, - вдруг вспомнил я, - а про Настю Князеву знаешь что-нибудь?

- Про невесту-то твою? - лукаво усмехнулся Генка, - Да как у всех: после школы сразу замуж выскочила, родила. Недавно видел ее, опять беременная.

- А муж кто?

- Да обычный работяга. Шоферит вроде.

Я помолчал, что тут скажешь. Дразнили нас женихом и невестой. Таскал я ее портфель и провожал до подъезда. В кино иногда ходили. Все что у нас было, пара неумелых поцелуев на танцплощадке. Их и поцелуями-то назвать сложно - ткнулись торопливо губами, но вот поди ж ты, губы эти холодные и твердые я запомнил на всю жизнь.

- А Дрозда помнишь? - услышал я голос Генки и понял что отвлекся.

Колька Дроздов, второгодник которого перевели к нам в шестом классе, ко мне отличнику испытывал классовую неприязнь и не упускал случая нагадить, причем не сам, а через своих шестерок. Дошло до того, что я стал таскать в портфеле отцовский охотничий нож и как-то раз, когда эта компания очередной раз попыталась зажать меня в углу, достал и немного им помахал. К счастью, обошлось без крови, но вся эта гоп-компания сразу потеряла ко мне интерес. А Кольку потом посадили за кражу.

- Иду как-то вечерком поддатый, - рассказывал Генка, дожевывая салат, - тут какой-то хмырь навстречу чешет, весь синий от партаков, дай говорит, прикурить. Я смотрю, а это Дрозд откинулся. Гляжу на него, шибз шибзом. Идолище поганое. И эту гниду мы боялись? Дать тебе, защеканцу прикурить? - Генка зло хехекнул, и изобразил. - Ну, на, лови! Все кулаки об клыки его железные разбил.

Подоспела официантка с солеными груздями, заливным из осетрины и мясным ассорти. Склонилась над столиком.

- Светочка, а вы замужем? - поинтересовался я, заглядывая в декольте.

- А почему вам это интересно?

- При вашей ангельской внешности разве найдется мужчина, которому это будет неинтересно, особенно если он умен и чертовски привлекателен?

Она снисходительно улыбнулась.

- Особенно, если он чертовски скромен! - и добавила ехидным тоном, - Не светит вам от Светы, молодой человек, я замужем.

- Очень жаль! - вполне искренне сказал я. - Светочка, вы только что разбили мне сердце!

Светлана хмыкнула и убежала, а мы выпили и набили рты груздями и заливным.

Ресторан наполнился под завязку. Сдвинув столики веселилось несколько больших компаний. Над ними в несколько слоев плавали облака табачного дыма. Здравницы сливались в протяжный гул и безостановочно звенели бокалы. Распутная жизнь советских людей бурлила ключом.

Явились музыканты и начали пробовать свои инструменты.

К тому моменту, как Света принесла горячее, мы уже прикончили полкило. Я было хотел добавки, но Генка взвыл, что душа его больше не принимает этот клоповник и потребовал вина. Я внял просьбам друга, и заказал семьсот пятьдесят "крымского" портвейна. Мы ведь в те годы действительно крепким не баловались, все больше на сладенькое налегали - портвешки, плодово-выгодные и прочую вермуть. Правда на последних курсах универа я облагородился и стал употреблять всякие рислинги да каберне, в народе небрежно называемые "сухарем" и "кисляком".

В беседе с Генкой, я понял, что рассказывать мне особо нечего. Ну, учусь, езжу в стройотряды, влюбляюсь в сокурсниц, претендую на красный дипломом. Все это было мелким и ничтожным по сравнению с Генкиными рассказами о флотской жизни. Служил мой приятель в "рулях", так называлась штурманская боевая часть или БЧ-1, по специальности штурманский электрик. Оказывается, все боевые части имели смешные, непонятные сухопутному уху названия: "маслы" - электро-механическая; "рогатые" - ракетно-артиллеристская; "румыны" - минно-торпедная и так далее.