Закрадывалось сомнение: уж не таится ли там неведомая опасность? Не морок ли этот опрятный терем? Слишком неожиданным было наткнуться на эдакое красивое жилье в странном, неведомом мире. События последних дней приучили вендов не сразу принимать на веру то, что видят глаза. Но нет, вроде бы хоромы им не мерещатся.

– Этакое жилье князю впору! – Милован не мог скрыть восторга. – Оно даже лучше чем каменный дом!

– Да, – согласился Прозор, – или князю, или богатому купцу. Верно, Добромил?

– Верно. Я такого красивого дома даже в Триграде не видел – там и деревянные дома есть. Это наша Виннета вся из камня. Вот бы и у нас такой построить!

– Вырастешь – построишь! – улыбнулся Любомысл. – Запоминай…

Сразу за избой – или теремом? – зоркие охотники увидели небольшое стадо оленей. Трое детенышей в пятнистых шкурках и пяток самок. Предводительствовал ими красавец-вожак. Голову его украшали не до конца развившиеся рога. Старые олень сбросил ранней весной, а новое ветвистое оружие вырасти еще не успело. Животных будто не смущало и не страшило то, что они пасутся рядом с жильем.

– Не боятся… – удивился Борко.

– Видимо, приручены, – задумчиво сказал Прозор. – Непуганые…

Но тут он ошибся. Услышав голоса, олень поднял голову, втянул воздух, и закинув рога на спину, издал низкое и протяжное мычание. При утробном реве шея его сильно раздувалась. Оленихи с детенышами неспешно, важно подняв головы, направились в лес. Шествие замыкал вожак. На шее у него Прозор разглядел нечто вроде ленточки, или, скорее, ошейника.

– Точно, приручены, – улыбнулся предводитель. – Видимо, хозяин животину любит. Вы, вот что, парни. Не вздумайте в этом месте охотиться. Неизвестно, какие звери хозяину этого жилья любы. Может, они тоже ручные. Рассоримся.

– Хорошо, – согласился Милован. – В озере рыба плещется. Борко обещал ухой угостить. Помнишь?

– А как же, друг! Дай только с ночлегом обосноваться. Тут же ушицу сварганю. Ты как? Помог Прозоров корешок?

– Помог. Хворь будто пыль мокрой тряпкой смахнуло.

Милован и впрямь уже забыл о нападении на болоте. Тело наполняла сила, молодец ощущал как в жилах бурлит кровь. Казалось, нет такого дела, которое не было бы ему по плечу! И в самом деле корешок чудотворный!

Борко не переставал дивиться.

– Вот это да! – шептал молодец. – Ну и ну! Хорошо, что изба такая…

Прозор услышал и про себя усмехнулся: понял, о чем думает дружинник. Видимо, не у него одного такие мысли бродят.

– Какая «такая» изба? Красивая?

– Нет, не это… – Борко замялся. – Она как бы привычная. Страха в ней нет.

– А ты что, ожидал частокол покосившийся увидеть, а на нем черепа людские да конские? – заулыбался Милован.

– И десять кольев свободных, как раз для нас – путников усталых, – ехидно добавил Любомысл. – Так, Борко? Угадал? Или тебе иная жуть мерещилась?

Борко кивнул. Весь путь у него не выходила из головы та странная старуха, которую они увидели у диковинной могилы. Он думал, что и жилье, в котором она будет их ждать, ей подстать.

– Это ты друг, в детстве сказок наслушался! – засмеялся Милован. – Я помню: в детстве хлебом тебя не корми, только дай новый сказ послушать. Вот и мерещится тебе, что это Яга нас к себе в гости заманила. Как войдем – так будет в печь на хлебной лопате сажать. Так?

Борко только досадливо отмахнулся здоровой рукой.

– Сам на печь со страху забирался, не помнишь что ли? Да и как старуху увидел, эвон как за лук схватился! Помнишь?

– Ладно, парни, – ухмыльнулся Прозор. Яга не Яга, а ночлег нам нужен. Лучше этой избы вряд ли что найдем. Можно и в лесу, но если крыша есть, так чего ж от нее отказываться? Вещует мне что-то, други мои любезные, что нас тут уже ждут, – принюхиваясь и довольно чмокнув губами добавил Прозор. – Чуете? Воздух запахом яств пропитан… Прямо хоть нарезай да ешь!

В самом деле – в прохладном вечернем воздухе витали запахи жареного, пареного, печеного и еще невесть какого съестного. Милован и Борко сглотнули слюну. Молодым парням почти всегда хотелось есть. А тут еще такой переход совершили! С утра, почитай, маковой росинки во рту не было! Уже давно пора подкрепиться чем-нибудь.

– Хорошо! – Лицо Любомысла расплылось в довольной улыбке. – Значит, спать на пустой живот не ляжем. Вот и ладушки! Ты как, Добромил? Проголодался, небось?

Маленький княжич лишь слабо кивнул. Еще бы! Можно и не спрашивать: он и голодный, и усталый. Все вместе…

Прозор полез в перекинутые сзади седла торока.

– Вот что, ребята. Дружинные плащи одеваем. Пусть хозяин видит, что мы не просто путники усталые, но воины княжеские. Честь надо блюсти. Облачайтесь. – Прозор ловко накинул на себя черный плащ с вышитой на плече прыгающей рысью.

Надев плащи, венды ощутили, что и на душе тепло стало, и сил вроде прибавилось. Прозор верно придумал: хоть и незнакомая земля кругом, но вести себя в ней надо достойно.

– Едем! – Прозор тронул повод.

Под копытами шуршала осока. Кони неторопливо шли по краю берега. Ни к чему спешить, и тем показывать хозяину свою неучтивость.

Хоромы оказались не только красивыми но и добротными – основательно срубленными. Срезы бревен просмолены. Щели подоткнуты толстыми пластами мха. Сами же бревна не успели еще потемнеть – видимо, дому не так уж много лет. И окна оказались не из слюды, а совсем как в княжеских палатах – стеклянные.

Единственное, что отличало его от привычных, ранее видимых домов, – это большое крыльцо. Венды не делают их такими широкими: чуть ли не в четверть стены.

За хоромами виднелись какие-то, тоже основательно сделанные, хозяйственные постройки. Почти целое княжеское подворье! Только не очень большое: из дерева и не обнесенное частоколом. Хотя, вообще-то, одиноко стоящее в лесу хозяйство всегда принято огораживать.

Бесшумно отворилась резная дверь и на крыльцо вышла девушка…

У Борко и Милована раскрылись рты. Молодцы потупились и густо зарделись. Глаз они не поднимали – Милован упорно смотрел меж конских ушей, Борко вбок – на корни высокой сосны, росшей неподалеку. Будто увидел там нечто интересное и сейчас ему – прямо-таки позарез! – необходимо выяснить, что это такое.

Прозор же крякнул, покрутил головой и зачем-то тронул заветное серебряное колечко. Княжич Добромил смотрел во все глаза. Еще бы, красота девицы казалась неописуемой! Венды даже и подумать не могли, что есть на свете такая краса! Лишь старый мореход Любомысл ничем не высказывал своего удивления. Будто ему не в диковинку ни сам нарядный терем, ни его хозяйка. Мол, бродя по свету, и не такое встречал.

Наконец, венды справилась со смущением. Во все глаза глядели на хозяйку. Видели соболиные тонкие брови, тонко очерченный нос и крепко сжатые, чуть припухлые губы. Будто сердится красавица. Но видно – вот-вот и заиграют уста радостной улыбкой. Глаза девушки лучились весельем, и сквозило в них нечто необъяснимо-чарующее. Красавица искренне наслаждалась, видя замешательство вендских охотников.

Ни молодцы, ни Прозор, ни мореход Любомысл доселе не видели такого необычного и красивого наряда, в который была облечена девушка. Струилось невесомое, похожее на девичью вендскую рубаху платье – только длиннее, до щиколоток. Ткань его серебрилась, казалось по нему – будто в погожий день по воде – пробегают веселые искорки. Сверху платья накинута легкая небесно-голубая безрукавка, а по ней серебряной канителью вышиты и облака, и птицы, несущиеся под ними, и лик солнца, который раскинул лучи над облаками. Странным казалось, что рисунок вышивки был наполнен непонятной силой и казался будто бы живым.

Волнистые белокурые волосы девушки перехватывал по лбу узкий, изукрашенный сверкающими самоцветами ремешок. Снизу под него воткнуто перо мудрой ночной птицы: совы или филина.

Тонкие запястья украшали гладкие, тускло мерцавшие в сумраке, золотые наручи. На пальцах рук несколько колец со вделанными в них изумрудами. Казалось, сверкнут глаза красавицы и камни тут же им вторят.