– Да поехали уже, – в голосе Ящера читалось раздражение. – Оно тебе надо?

Отвечать Дайгер не стал. Он дал слово офицера.

В месте, где лежал парень, образовалась огромная пузырящаяся лужа. Где этот чертов хорват? Уполз куда-то, решив, что его бросили? Только Дайгер решил позвать его – больше для успокоения души, – как будто ниоткуда возник силуэт, поднял руки.

– Я в вас не ошибся, – проговорил мальчишка, бесцеремонно распахнул заднюю дверцу джипа и плюхнулся на сиденье рядом с Аресом.

Дайгер занял свое место. Не забывая следить за дорогой, он поглядывал на странного пассажира. На нем была брезентовая куртка-балахон с капюшоном, закрывающим верхнюю половину лица. Длинные темно-русые патлы торчали в разные стороны, нос был «уточкой», слегка курносым, рот – маленьким, каким-то детским. Верхняя губа была чуть больше нижней и время от времени подскакивала.

Видно, что парень молод, ему от силы семнадцать. Значит, война на Балканах застала его подростком, он выжил на руинах, имеет все необходимые навыки, и у него есть шанс вступить в регулярные войска Легиона. До ближайшей базы – сто километров. Осталось до нее добраться.

И там вытрясти правду из Айзека.

Дождь промочил меня насквозь, и зуб на зуб не попадал, пальцы коченели. И все же я радовалась. Трудно поверить, что после бесконечных экспериментов Синдиката, после стольких смертей и месяцев скитаний сажусь в теплую машину и можно, наконец, расслабиться, потому что рядом – свои.

Да, они мне не доверяют. Это правильно. Но я докажу, что от меня будет польза. Меня создал Синдикат… хочется верить, что себе на погибель.

Севший за руль главный, с до боли знакомым лицом, поглядывал на меня искоса. Ну да, странный у меня фейс, но это спасало меня, когда приходилось бок о бок жить со стервятниками и добывать себе пропитание. Страшно подумать, что было бы, если б эти отморозки узнали, кто я на самом деле.

И все-таки, где мы встречались с этим офицером? Я слишком хорошо подмечаю детали, он точно мне встречался не сегодня, так вчера. Где? При каких обстоятельствах?

Он был будто гость из другого мира. Словно приподнялась ширма, и он выглянул. Откуда? Высокий, поджарый, седина на аккуратно подстриженных висках, благородное лицо…

Е-мое, да это же чувак из сна, который меня награждал! Если и не он, то очень похож! И как после этого не верить в судьбу и прочую ерунду?

Они едут в Германию. Счастье-то какое! Может, удастся к ним примкнуть, если покажу, что умею. Наверняка им понравится. Но мои связи с Синдикатом могут их насторожить.

Стоило вспомнить исследовательский центр, откуда мы вчетвером бежали, и волосы поднимались дыбом, уверенность в себе улетучивалась. Хотелось сжаться, закрыть уши руками и зажмуриться, чтобы не вспоминать, что человек может сделать с человеком. А вдруг эти – такие же, и когда узнают про меня, тоже запрут в лабораторию, порежут на лоскутки, чтобы понять, как работает имплант и почему именно у меня не произошло отторжения. Точнее, почему у меня его купировали.

Когда узнают про Синдикат, будут допрашивать с пристрастием: а вдруг я агент?

А правда, вдруг я – агент? Вдруг мне специально дали уйти, покопавшись в моей голове и настроив на нужный лад? Вдруг внутри у меня взрывчатка, сейчас ка-а-ак…

Нет, глупости, они проверили меня на металл пищалкой. Но голову-то как проверишь? Да, я ненавижу Синдикат, аж трясет, едва подумаю о них. Да, программировать людей еще никто не научился – получались овощи, а надо мной проводили эксперименты, чтобы улучшить зрение, память и реакцию. Личность, слава богу, не трогали.

Что странно, старые воспоминания, еще довоенные, были, как черно-белые фотографии, словно не мои. Или так и должно быть: после эксперимента память… как же они ее называли? Долговременная память ухудшается. К тому же Жан говорил, что у него так же. Так организм спасается от реальности – будто окукливается.

За окном тянулся знакомый пейзаж, ржавчиной въевшийся в память: развалины, развалины, остовы машин, города перемежались рощами. Деревья сейчас красивые, золотые, но этого не видно ночью. Холодно, сыро, бесприютно. А здесь тепло, пахнет людьми. Никто не сделает мне больно, люди – это не всегда плохо. Смотришь за окно, а там – страшное кино. Теперь все у меня будет хорошо. Пусть я пока, как волк среди собак, но я докажу, что мне можно доверять.

Последний месяц мне постоянно было холодно. Теперь же в долгожданном тепле меня разморило, и веки сомкнулись сами собой.

Охрану Марк условно делил на «лосей» и «собак». «Лоси» – тормоза, реагируют с опозданием, ими легко манипулировать. «Собаки» обладают чутьем и заранее понимают, от кого можно ждать неприятностей.

В банке стояли хорошо тренированные, сильные «лоси». Они не чувствовали угрозы от мальчишек, столь очевидной для Марка или любого другого опытного человека.

Привычка просчитывать все на несколько ходов вперед сработала и сейчас. Через несколько секунд мальчишки достанут оружие и начнут ограбление. «Лоси» сдадут оружие и лягут на пол. Тревожная кнопка, нажатая несколькими менеджерами с разницей в десяток миллисекунд, заблокирует двери и пошлет сигнал в полицию.

Приедет спецназ, сразу начнется расследование по нескольким направлениям – стандартная процедура. Поддельные документы Марка делал специалист, несколько проверок они пройдут без проблем.

Но вирус не выдержит глубокую процедуру санации базы данных, его наверняка обнаружат, выйдут на источник – паспорт на имя Рихарда Бланша. И еще до штурма Косински окажется в настолько глубокой заднице, в какой не бывал лет, наверное, с семнадцати.

– Господин Бланш? – хорошо поставленный голос рыжей девочки-менеджера выражал удивление.

Наверное, не так уж часто встречаются клиенты, которые договариваются об открытии счета, а потом, оставляя свой паспорт в терминале, просто встают и уходят.

Марк шел наперерез мальчишкам. Их пути сходились в полутора метрах от стойки старшего менеджера – именно там Марк начал бы вооруженное ограбление, если вдруг такая безумная и самоубийственная мысль пришла бы в его голову.

Левый пацан под полой плаща скрывал что-то тяжелое, но не слишком длинное, скорее всего, обрез дробовика. У него было вытянутое лошадиное лицо с массивной челюстью, глубоко посаженные глаза под белесыми бровями, жидкие светлые волосы прилипли к потному лбу. Тонкий в кости, одно плечо выше другого – то ли парню неудобно, то ли у него проблемы со спиной.

Правый грабитель напоминал самого Марка, словно его брат: высокий, поджарый, но широкоплечий брюнет, крупные, подвижные черты лица, гармошка морщин над черными бровями с изломом, высокий лоб с открытыми висками. Как говорят девушки, «не красавец, но чувствуется порода». Марк не знал, есть ли у него родные братья и сестры. В приюте, где он вырос, их не наблюдалось.

Этот второй шел легче и, скорее всего, сжимал в руке пистолет или револьвер. Марка насторожили его едва уловимые непроизвольные подергивания и нездоровый блеск глаз. Похоже, что парень – наркоман, и это плохо, очень плохо.

Вообще, огнестрел на непрофессионалов действует опьяняюще. Нужны десятки, а то и сотни часов в тире и на полигоне, чтобы начать чувствовать оружие. Просто взять в руки ствол и пойти – одна из самых коротких и простых дорог в ад.

В мире, где каждую секунду на войне умирают сотни людей, дилетанты долго не живут. А мальчишки совершенно очевидно профессионалами не были.

– Всем на пол! – заорал белобрысый за пару секунд до точки встречи, намеченной Марком.

В поднятой вверх руке был револьвер – Rhino 60DS. Итальянская игрушка, в которой все было неплохо, кроме серьезной отдачи. Можно не сомневаться, что хоть как-то прицельно мальчишка сможет выстрелить только один раз.

Охранники сразу легли. В их инструкции, которую Косински на всякий случай прочитал пару дней назад, на подобный случай было четко прописано – если допустили начало ограбления, не сопротивляться.