- Вам не стоило сюда приезжать, - обратилась одна из них. - Это ужасное место.
- Оливия, ты о чем? - переспросила вторая, похоже, Анастасия.
- Сколько ты здесь?
- Сегодня только приехала, - отвечала девушка, видимо не понимая к чему клонит Оливия. Я сидела молча, и слушала. Мне казалось, Оливия не врет, а наоборот подтвердит мрачность и весь кошмар пансиона.
- Так же, как и она, - девушка кинула взгляд на меня, - Вам нужно бежать отсюда, а не сюда. Знаете сколько я здесь? Уже шестой год, потому что нет выбора. Точнее, родителей. В пансионе только первый день относиться снисходительно, но дальше. Дальше только жестокость. Они не жалеют учениц, особенно женщины. Поэтому, я вам только сочувствую. Не дай Бог, вам зайти в конфликт с Анной, или проявить хоть каплю непокорности.
У Оливии тоже был иностранный акцент, и у Анастасии. Это логично, ведь пансион то, для иностранок.
Ее слова убедили меня, в моей же глупости. Почему я не послушала Яна? Он ведь был настолько прав.
Вперед к несладкой жизни
1874 год, 14 марта
Я проснулась от того, что кто то ходит по коридоре и невыносимо раздражающе стучит в дверь, с криками "Поднимаемся".
Мне выдали одежду, моя видимо не подходила. Серое платье, чуть ниже колен, с длинными рукавами, и ужасным, просто безвкусным ремешком. Все мы выглядели точно не как девушки, а как престарелые вдовы бедных рыбаков. Даже обувь ихняя, бабские туфли с квадратным носком и маленьким каблучком. Это так смешно и жалко.
Нас собрали в большой зале, где уже были накрыты столы едой. Очевидно, что завтрак, только очень ранний завтрак. Мы с Оливией и Анастасией уселись рядом, за вечер успели многое обсудить, я поделилась с ними переживаниями, рассказала о Яне, трагичной истории с Марком, Светлане, и вообще о всей жизни. Они немного смеялись, в остальном сочувствовали.
Оливия Блэкфорт, американка. Длинноволосая, темненькая, и симпатичная на лицо. Рост немного ниже моего. Родители привезли ее сюда на обучение, вскоре оба умерли. Она в пансионе с восемнадцати, как и я. И задержалась до двадцати четырех, потому как ее попусту отсюда не выпускают.
Анастасия Слюнько, украинка. Коротко пострижена, светленькая, низкая. Моя однолетка, и теперь заложница страшного пансиона. Родители есть, но вряд ли они будут ее навещать.
Обе девушки приятны в общении, но Оливия из-за прожитого больше закрыта ото всех, мне жаль ее. Анастасия же болтает постоянно. Вряд ли секреты услышаны ею долго хранятся в глубинах ее разума. Она, наверное, решила, что освобождение себя от излишней информации, упростит ей жизнь. Забавно. Умом она тоже не блистала, в отличие от Оливии. Контраст людей, знаете ли.
- Что будет дальше? - спросила я Оливию.
- У кого как. У кого то урок математики, у кого то изучение языков, или вообще труд, - ответила она.
- Труд? - вмешалась Настя, услышав незнакомое для нее слово, точнее ненавистное. Белоручка.
- Да. Либо спорт, либо работать на посадках. Зависит от графика и погоды, - ответила снова Оливия.
- Ясно, - Настя с недовольным выражением лица, снова уткнулась в свою тарелку с супом.
Дальше, как и говорила моя подруга, меня и Анастасию, так как мы из одного класса, ждал урок философии, а Оливию математика. Могу уверенно сказать, что нам повезло больше.
Войдя в класс, мы с Настей сели за одну парту, и ждали прихода преподавателя. Удивительно, но я совсем не боялась. Наверное, мне уже просто надоело это делать. Но вот бедная Настя, уже вся изводилась. Выглядело жалко, мне было за нее стыдно. Нужно ведь всегда проявлять чувство непокорности и собственное достоинство. Я не собиралась прогибаться под правила этого пансиона. Нет, никогда больше.
В кабинет вошла на удивление милая женщина, с аккуратно заложенными, черными волосами. Лет сорока, строго, но со вкусом одета. Я заметила у нее на пальце кольцо, уж слишком дорогое для простого преподавателя в пансионе, еще и учитывая его состояние. такие, с точностью в детали, носила моя мать. Это дорогая ювелирная вещь, очень дорогая. Хотя, возможно, это была подделка.
- Здравствуйте, девушки. Меня зовут Екатерина Викторовна, и это ваш первый урок философии в нашем пансионе, - говорила женщина тонким голоском, рассматривая каждую из нас.
В эту секунду, мне хотелось выбежать из кабинета, и бежать пока не окажусь слишком далеко от этого места. В улыбке и взгляде этой Екатерины Викторовны было что то не так, я видела их противную сущность. Неужели я научилась видеть людей в настоящем лике, как и говорил Ян? Неужели начинаю взрослеть?
- Ну, что же, тогда преступим, раз все готовы, - продолжала говорить преподаватель, - Начнем с ознакомительного вопроса, как тест первого урока. Как вы видите свое будущее? Вот, например, ты, отвечай, - обратилась она к девушке, что сидела за соседней партой нас с Настей.
- Я хочу создавать вещи, - неуверенно ответила она.
- Да? И почему? - я видела как Екатерина Викторовна пыталась влезть в подсознание и разум этой девочки, с помощью парочки невинных вопросов. Вот тогда я начала волноваться.
- В детстве мы жили бедно, и одежды было очень мало. Я смотрела на остальных детей, каждый день у них были новые платья или костюмы, а я ходила в одном и том же. Поэтому я хочу создавать одежду. Красиво деваться, и помогать это делать другим, - искренность этой девушки, мне казалось, только портит ее будущее. В этом здании быть искренней нельзя, иначе задавят.
- Как мило, - женщина посмотрела на меня, - а ты?
- Если к вечеру отсюда не выберусь, то будущего у меня не будет, - оскалившись, и показав все свое презрение, ответила я.
Через минуту я не пожалела о сказанном. Я была рада, что сказа эти слова при всех, и мне было все равно, что со мною сделают.
- Объясни такой нахальный ответ, - я видела, как Екатерина еле сдерживает злобу. Ее глаза искажали настоящую сущность, ту едкую сущность, что сидит у большинства внутри.
- Лучше вы объясните весь кошмар, что здесь твориться, - говорила я, - или вашего философского ума не хватит на это?
Тогда женщина уже не выдержала, я добилась чего хотела, я открыла в ней настоящего человека из под маски. Она схватила меня за рукав платья и потащила к выходу в коридор. Девушки сидящие на уроке онемели, и лишь смотрели в страхе ожидания будущего действа.
Екатерина Викторовна выволокла меня на коридор, а я не сопротивлялась. Я могла, но не делала этого. Я хотела увидеть всю ее суть до конца. Когда уже казалось пена полилась бы с ее рта, я лишь улыбалась. Она трясла меня пытаясь выбить извинения, но я молчала. Молчала, и нахально улыбалась. Улыбка переросла в смех.
- Как умно. Порванное платье, сами зашивать будите!
Женщина остановилась, и сделала шаг назад. Я уже расстроилась, так как думала, что будет что то эпичное, она ударит или обматерит меня.
И когда я уже совсем потеряла надежду на это, она замахнулась, и я почувствовала ее ладонь на моей щеке. Она ударила меня. Я отвернув голову, снова засмеялась, мне не было страшно.
- Идите вы к черту, вместе с вашим пансионом, слышите? - крикнула я, и получила еще раз, только другою рукой, и по другой щеке.
Удар у женщины был силен, и с моей губы потихоньку начала течь кровь, но не сильно. Я вытерев ее, посмотрела ей в глаза, и снова заулыбалась. Я поняла, что самое страшное оружие это не сила, а улыбка. Улыбка раздражает, ведь на ее месте хотят увидеть слезы. А вместо смеха, слышать слова мольбы о прощении. Я не собиралась падать так низко, поэтому думая обо всем, что прошла, что выдержала, и с кем была знакома, я снова попыталась еще больше разозлить Екатерину Викторовну.
- Может, заведете меня к себе в кабинет и вовсе душу вытряхните? - на секунду я остановилась. - Или нет, давайте совет преподавателей соберем, и вы все вместе придумаете мне наказание?
- Заткнись! - вдруг ее руки оказались на моей глотке. - Иди в уборную, и приведи себя в порядок. Через пять минут, чтобы была на уроке.
