Влад шёл по цеху, внутренне готовясь к неприятной встрече с Вениамином. Сегодня они ещё толком не виделись, и произошедшие события должны были как-то поспособствовать тому, чтобы у них состоялся разговор по существу, в ходе которого Влад хотел объяснить свою позицию по данному вопросу и предложить варианты действий для того, чтобы подобное больше не повторялось. О возможном увольнении намекать не хотелось, он всё ещё надеялся на добросовестность сына своего давнего знакомого.

Но разговора, как такового, не получилось. Веня, высокий молодой человек с модной причёской, появился внезапно, склонился вплотную над низким и полным начальником, схватил того за ворот рубашки, и высказал в глаза всё то, что он о нём думал. Его речь была не долгой, но красочной и лаконичной. Если опустить все нецензурные выражения и слова-паразиты, то смысл слов был сведён к тому, что он не уважает жабу за ябедничество и неумение руководить. Ещё он указал, куда именно нужно пойти начальнику со своими жалобами. Однако, выговорившись, парень резко удалился сам.

Влад так и остался стоять в растерянности посреди огромного цеха, которому он отдал значительную часть своей жизни. В горле застрял ком. Мужчина удивлялся наглости современной молодёжи. Была обида и на себя самого, за то, что Влад не смог ничего сказать в ответ. Может, от природной застенчивости, а может, и просто – от нежелания разговора в стиле «дурак – сам дурак». Так или иначе, в череде траурных и мрачных дум Владислава Бекетова, появилась и новая навязчивая мысль о той обиде, которую нанёс подчинённый своему добродушному руководителю. В это же время, высшее руководство завода пришло к выводу, что пора бы сместить Бекетова с заменяемой должности, раз он вконец расклеился, и не может удержать дисциплину в коллективе на должном уровне.

Но как только Влад переступил порог своей собственной квартиры, он забыл обо всех рабочих неприятностях. Ему просто стало ужасно одиноко. Не кому было пожаловаться на трудности, не кому было утешить его печаль. Хоть он и не был ранее замечен в таких вещах, но сейчас особенно хотелось кому-нибудь пожаловаться на всё. Чтобы от сердца отлегла тревога. Но ничего не изменится, не осталось близких людей в этом чужом мире. Тяжёлая депрессия обнимала его плечи, не давая расправить дряблую грудь, в которой билось больное, уставшее сердце. Скулящая тоска заставляла вечно опускать взгляд себе под ноги даже там, где дорога не предвещала никаких подвохов и неровностей. Горечь от всего прожитого, но не пережитого, отравляла воздух, пищу, воду, всё вокруг. Делала даже самые яркие краски тусклыми, не ласкающими взор. От пустоты в квартире и в самой душе становилось жутко. Очень часто именно эта жуть и мешала достать из шкафа бутылку водки. Больной желудок не смог бы справиться с большой дозой, и сердце точно отказалось бы биться после этой полулитровой порции яда.

Но Влад не спешил открывать бутылку и доставать гранёный стакан. У него ещё была какая-то надежда. Ему не хотелось размышлять о бесперспективности своих ожиданий. Ему для жизни было достаточно того, что они есть, но что конкретно они из себя представляют, ему знать не хотелось. Ожидание – робкое подобие надежды.

Несколько лет назад его жена рассказала ему, что у них в доме живёт бабушка, которая может предсказывать будущее, давать какие-то советы в трудных жизненных ситуациях, ещё она могла навести порчу и сделать приворот. Тогда они посмеялись над этим, но сейчас он в который раз вспомнил про ведьму, и ему захотелось сходить к ней и узнать… жива ли его дочь. Но нерешительность и нежелание знать страшную правду мешали этому. Да и немаловажным фактором было то, что он не верил ни в какие паранормальные явления. Но вдруг всё-таки не зря столько людей верят в бога, жизнь после смерти, порчу и предсказания? Вдруг то, что выходит за рамки логики, обыденности, нормальности, в конце концов… вдруг это и есть правда? Вдруг мир, успешно обоснованный в своём существовании великими учёными умами, допускает в себе и то, что нельзя объяснить никакими законами? Если это так, значит и в этом мире найдётся место для чуда. Или хотя бы для справедливости.

В ту ночь Владу приснился страшный сон, в котором он, обезумев от ярости, начал крушить всё вокруг. Все преграды перед ним разлетались в клочья, когда он махал своими руками во все стороны. Потом в его сне появился Вениамин. И ему тоже не поздоровилось – Влад с лёгкостью открутил ему голову. Но перед ним возникло ещё несколько Вениаминов, которые смеялись над ним. Они тоже получили по заслугам. Мужчина разрывал тела этих гадов с немыслимой лёгкостью. Разорвав последнего из сотни, он успокоился. И забылся в сладком сне.

А на утро, выходя из своей квартиры на работу, он увидел на своей двери знаки, нарисованные мелом. Узорчатый крест, обведённый тремя кругами. Испугавшись этой шалости, он попытался поскорее всё стереть. Получилось это не сразу, и Влад чуть было не опоздал на работу. Весь день он провёл в мрачных мыслях. Не хватало ещё местных хулиганов на его голову.

Отработав смену, он возвращался домой, ведя аккуратно автомобиль по обледенелой после заморозков дороге. Чернел ноябрь, зазывая ночь. Мрачнели мысли мужчины. А что если символ на его двери был каким-то особым знаком? Знаком того, что пока есть хоть какие-то возможности в жизни, их надо использовать? Даже там, где бессильна реальность, пусть чудеса решат всё исправить.

Спустя час, в квартиру старой ведьмы тихо постучался Влад Бекетов. Он жутко нервничал, и ему было стыдно за то, что он решился связаться со всем этим паранормальным сумасшествием.

Он помнил, как его жена рассказала, что странная бабка денег не берёт, и за услуги ей платят едой. И не просто едой, а свежим мясом, свининой. Но Влад купил помимо свиного мяса, ещё и других продуктов: масла, молока, яиц, хлеба, консервов. Он хотел полноценно расплатиться за оказанное ему внимание и помочь пенсионерке с продуктами. В необходимости своей помощи он убедился, увидев убогое убранство маленькой квартиры. Впрочем, старуха заинтересовалась только мясом.

– Ты слаб, да. Твоя злость взаперти. Не сразу заметно. Хочешь быть сильным? – неприятным голосом произнесла старуха, когда они прошли на кухню, в которой тускло горела лампочка, свисающая с потолка.

Если бы Влада попросили рассказать о том, какой была кухня старухи, то он бы сказал просто: тут пусто, холодно и неуютно, будто здесь живёт не человек, а лишь его унылая тень. Странные мысли пришли в голову Влада. Он не любил ни метафоры, ни лишние словообразования, но в тот момент его фантазия вовсю трудилось над определением придуманного им словосочетания – тень человека. Себе он тоже дал определение тень человека. Тот, кто пытается жить обычной жизнью, не используя все её блага. Тихо, незаметно, без удобств. И этого достаточно. Тень человека не нуждается во всём том, в чём нуждается человек.

Но здесь не пахло лекарствами и старостью. Пахло чем-то другим. Но тоже не приятным.

– Сильным? – не понял Влад. Да, он хотел бы стать сильным, но его больше интересовало совершенно другое. – Я хотел бы узнать, жива ли моя дочь и где она находится?

– Скажу, да. Но, не всё, нет. Поспишь здесь, а утром поведаю, в каком из миров твоя дочь. В этом ли слабом мире. Или ушла куда всерьёз и надолго. Где именно она, невозможно увидеть, нет.

– Хотя бы, – не верил ей Влад. – Спать пока как-то не хочется. Может, я дома посплю?

– Здесь. Или уйдёшь. Да, – сказала бабка. С её губ обильно потекли слюни, и она поспешила их вытереть рукавом.

– Ладно, извините. Я всё сделаю. Спасибо вам!

– Сиди здесь, да, – старуха вышла из кухни, прихватив пустую стеклянную банку, ёмкостью в один литр.

– Да, спасибо, постою, – Влад стеснялся и немного боялся ведьмы.

Та вскоре вернулась. В банку было налито немного тёмно-зелёной жидкости. Бабка разбавила её водой из крана. Потом она положила ёмкость перед Владом на стол.

– Пей.

– Спасибо, но не хочется, – брезговал Влад. Его продолжали смущать капающие на пол слюни старухи.