Annotation

Electroman

Electroman

Последняя Сенджу. Том 2

========== Том II. Пролог -- Тернистый путь ==========

Трудно ли начать жить заново? Нет! Человек любит жизнь, даже если сам себе в этом ни за что не признается, и готов цепляться за неё всеми силами -- руками, одной рукой, если второй тоже нет, то зубами. Это подсознательное, глубоко въевшееся на инстинктивном уровне желание. Стоящее куда выше вполне обыденного и столь же необходимого "поесть, попить, сладко поспать". Даже если зубы все выпали от старости или чьими-то стараниями оказались выбиты, это существо всё равно будет упрямо ползти вперёд. Нельзя, конечно, грести всех под одну гребёнку, это неправильно. У каждого свой склад ума, психика, натура и воля. Каждый думает и рассуждает по-своему, расставляет приоритеты и делает акценты на нужных ему вещах, даже если они преследуют чужие интересы. И вообще, углубляясь в дебри человеческой души и поведения, ты рискуешь прийти к одному единственному выводу, что истоки нашего происхождения лежат не в теории о волосатых приматах, лазающих по деревьям. Но, возвращаясь к сути -- я знаю о чём говорю.

Я научилась жить без ярких красок, привычных форм и многообразия, всего того, к чему привыкла, но не придавала внимания и должного значения. Солнце по утрам больше не рвалось нагло сквозь плотно сжатые веки, заставляя глаза слезиться, а ночь не манила далёкими звёздами на небе и огнями ночных заведений. Люди не вызывали желания срочно отвести взгляд или наоборот -- застыв от изумления любоваться их лицом и красотой. Я оказалась отрезана от большей части жизни, лишь благодаря сендзюцу улавливая некое эхо вокруг себя. Всё превратилось в ежесекундное безмолвное общение с тьмой перед собой. С ней я просыпалась, не зная как выгляжу со стороны, с ней же и ложилась, уже давным давно наплевав на свой внешний вид. Это больно до воплей и неконтролируемой истерики, это трудно, как если бы я взбиралась вверх по лестнице, перекладины которой это бритвенно-острые лезвия. Я сумела справиться с горем после смерти Цунаде, нашла в себе силы смириться с потерей, спрятала эмоции глубоко внутри сердца, но увы не избавилась от них. Тот стальной стержень и душевный подъём, которые я ощутила внутри себя, стоя с Учихой на скале Хокаге, бесследно пропали. В один день просто исчезли, оставив вместо себя пугающую пустоту. Я ушла в глубочайшую депрессию, закрывшись даже от Итачи, которого и так ощущала рядом с собой довольно редко из-за его бесконечных миссий. Он жалел меня, украдкой вытирая скупые мужские слёзы и пытался окружить бесконечной опекой, что раздражало лишь сильнее. Да, я слепа как крот, но не хочу к себе отношения как к никчёмному инвалиду! Хотелось вскрыть себе вены, повеситься на лиане, спрыгнуть с крыши трёхэтажного дома, съесть горсть таблеток и запить их алкоголем. Что угодно, лишь бы страдания ушли. А потом пришёл Шоичи, схватил меня за шкирку и притащил в то место, которое навсегда изменило Эми Сенджу.

Один из них был как я, слепым, другой перемещался на коляске, третий делал всё левой рукой, потому что правой попросту не было до самого плеча... Всего их оказалось шестеро. Седьмой, стоя у двери внутри небольшой комнаты и нервно теребя рукава кофты, стала я. Сильно похудевшая, наверняка с синяками под глазами и тонкими, едва ощутимыми под подушечками пальцев полосками шрамов на запястьях. Ирьенин предлагал их свести, но я попросила оставить как есть, для напоминания о собственной глупости. По коже пробежала неприятная дрожь. Она стала очень чувствительной, словно заменила мне зрение, и сейчас говорила мне лишь об одном -- на меня смотрели. Внимательно, настороженно, с любопытством. Рассекая волны природной энергии, один из силуэтов отделился от них и аккуратно приблизился. Низкий, грудной голос, мягко обволакивая, тут же прогнал страх и неопределённость.

-- Здравствуй. Позволишь мне прикоснуться?

Я робко кивнула и ощутила, как большие мозолистые руки бережно сжали мои замёрзшие от волнения пальчики, обдав их приятным теплом. Впервые за полгода у меня пропало желание умереть.

Он молчал, просто стоя рядом и согревая меня изнутри. Я почувствовала, как румянец покрывает щёки. Слепота сделала меня очень застенчивой, робкой и пугливой. Не могу понять, как подпустила чужого человека столь близко к себе.

-- Ох и досталось же тебе в жизни, девочка... но позволь разделить нам твою боль.

Я кротко кивнула и почему-то зажмурилась, как зверёк привыкший к побоям. Ко мне потянулись другие силуэты. Сбоку пристроились на коляске, крепко обхватив талию тонкими ручками. Кто-то положил руку на плечо, уткнулся подбородком в макушку. Я зарыдала. Горько и протяжно. Всхлипывая и подвывая трясущимся голосом. Они понимали меня, знали через что пришлось пройти и испытать! Слёзы, очищающие и выжимающие душу досуха, перестали литься ручьём только через полчаса. Под носом неприятно защипало, лицо всё опухло, но стало невообразимо спокойно и легко. Немного стыдно и совестно за эту истерику, ведь они всё это время не отпускали и не отходили от меня. Золотые люди.

Их всех вместе собрал слепой мужчина. С пышными усами, колючим из-за щетины лицом и большими тёплыми руками. Он защищал госпиталь в ту самую ночь, когда Акацуки напали на Коноху. После участвовал в восстановлении деревни, работал на износ, выполняя разные миссии. При выполнении последней из них ему посекло глаза осколками. Никто бы не стал платить за бескланового шиноби огромную сумму для операции по пересадке чужих глаз. И человек, буквально живший службой Конохе, остался не у дел. Довольно неплохая пенсия позволила сносно питаться и спать под тёплым одеялом, но зудящее под кожей чувство не давало покоя. Необходимость двигаться, действовать, приносить пользу своим существованием, а не бесцельно проедать инвалидную пенсию. Он начал собирать вокруг себя людей, которые попали в похожую ситуацию. Бывших шиноби без клана. Шоичи нарвался на него случайно. Просто шёл по улице и увидел сидящего на лавочке человека в тёмно-синем комбинезоне с повязкой на глазах, кормившего голубей хлебом. Благодаря этой мимолётной встрече и короткой беседе, оказалась спасена я. Даже моя команда, братья по оружию, не могли вытянуть меня из той бездны, едва удерживая от самоубийства, а этот смог. Он напомнил мне деда, которого тоже звали Акайо. Жизнь всегда что-то забирает, но обязательно отдаёт взамен. Главное разглядеть и не пропустить этот подарок мимо себя.

Прошло ещё два месяца. Я встречалась с Акайо и моими новыми друзьями по три-четыре раза в неделю. Мы просто общались или занимались каждый своим делом, но обязательно находясь рядом друг с другом. Все они без исключения были удивлены тому, что я умею использовать стихию дерева. Девочка на инвалидной коляске, двенадцатилетний генин Сасуко, хлопала в ладоши и повизгивала от восторга, когда я сделала деревянные качели и усадила её в небольшое кресло с резными подлокотниками чтобы покачать. Такая же как я малолетняя убийца, которая отказалась от своего детства, теперь навёрстывала упущенное. После, она сшила мне новую повязку, объясняя, что для такой крутой куноичи как я, она совсем не подходит. Меня тронул этот, казалось бы, простой подарок, но сделанный с любовью и от чистого сердца. Мы сильно сблизились с ней. Я не могла видеть, она ходить, но вместе мы могли и то, и другое, часто гуляя по парку. Остальное своё свободное время я вновь начала тратить на тренировки. Всё те же физические упражнения, сендзюцу, упражнения на контроль чакры и умение ей манипулировать, а ещё овладение древесными высшими техниками, доставая из памяти наизусть зазубренные знания свитка Орочимару. Который кстати вернулся и вроде как одумался. Уж не знаю, что они там с ним сделали, но теперь я слышала про Змея только хорошее. Куда же делся его престарелый сенсей, никто так и не знал. Поговаривали, что в храме Огня, среди бритоголовых последователей пути Ниншуу появился новый монах, быстро заслуживший авторитет и доверие братьев. Если это действительно Хирузен, то я могу только порадоваться за старика, который наконец обрёл душевное равновесие.