Что ж, я не охотник, но понял, что он имел в виду. Мне хорошо знакомы охотничьи резерваты. Оттуда и попали ко мне Джон, Эмили и Элизабет. Когда мне выпадает возможность (например, когда я меня отпуск), я отправляюсь туда. Плачу за вход, как и любой другой, но у меня нет ружей, и я никого не пытаюсь убить. Я ищу малышей вроде Элизабет -- тех, кого бросили умирать, убив или поймав в капкан матерей. А найдя, тайком выношу из резервата, выхаживаю дома, сколько могу, и отдаю в зоопарк.

Иногда мне не удается отыскать их вовремя, а иногда я нахожу их уже искалеченными небрежным выстрелом или капканом. Таких я убиваю. Я ведь уже говорил, что сентиментален.

Но слов инспектора о том, что я не приду к ошибочному заключению, я не понял. Изобразив на лице вопрос, я принялся ждать, пока он не спросил:

-- Слышал об охотничьем резервате "Шэрон пойнт"?

-- Нет. Но резерватов много. После автомобильных гонок охотничьи резерваты -- самое популярное...

Он прервал меня, подался вперед и обвиняюще ткнул пальцем в папку:

-- Там гибнут люди.

Я не ответил. Во всех резерватах гибнут люди. Для этого они и предназначены. Поскольку лет двадцать назад преступность стала в нашей стране проблемой первостепенной важности, правительство затратило на ее решение большие деньги. Очень большие деньги. На "укрепление закона" и тюрьмы, разумеется. На умиротворяющие людей наркотики вроде марихуаны. Но также и на любые мыслимые способы, позволяющие людям выплеснуть свою агрессивность некриминальным путем.

Через гонки, например. После правительственных субсидий практически любому теперь по карману сесть в гоночную машину и промчаться в ней по треку. Самое важное здесь, как утверждают ученые, дать людям шанс совершить насилие с риском для собственной жизни. Но и насилие, и риск должны быть настоящими, иначе катарсиса не будет. Люди так страдают от перенаселения и экономического давления, что им нужно как-то выпустить пар. И надо не дать им стать преступниками просто от скуки, отчаяния и психологических отклонений.

Поэтому у нас сотни резерватов. Участок дикой местности огораживают и заселяют всевозможными опасными зверями, а затем спускают на них охотников -- в одиночку, разумеется -- и пусть попробуют убить кого угодно, пытаясь остаться в живых. Любой, кого подмывает желание увидеть горячую струящуюся кровь, может взять ружье и поставить себя, вернее, мощь своего оружия, против хищных кошек, волков, медведей гризли и чего угодно.

По популярности охота едва уступает гонкам. Людям нравится иллюзия "убей, или убьют тебя". Животных убивают с такой скоростью, что питомники едва успевают поставлять новых. (Некоторые охотники пользуются отравленными иглами и разрывными пулями. Другие пытаются протащить в резерваты лазеры, но это строго запрещено. Частным лицам категорически не разрешается вообще иметь лазеры.) Охота -- занятие очень терапевтическое. И очень кровавое. На одно животное, убитое чистым выстрелом наповал, приходится двадцать медленно умерших от ран или покалеченных, а охотников, на мой взгляд, погибает слишком мало. Но все же, полагаю, это лучше войны. По крайней мере, мы не пытаемся охотиться на китайцев.

-- Ты сейчас думаешь: "Ура львам и тиграм",-- сказал инспектор.

Я снова пожал плечами:

-- Наверное, "Шэрон пойнт" очень популярен.

-- Не знаю,-- едко ответил он.-- Это резерват частный и федеральных субсидий не получает, поэтому отчетность не сдает. У меня есть только свидетельства о смерти.-- На сей раз он коснулся папки лишь кончиками пальцев, словно она была ядовита или опасна.-- Он открылся двадцать месяцев назад, и за это время там погибло сорок пять человек.

-- Сукин сын!-- невольно вырвалось у меня, отнюдь не добавив компетентности. Но я искренне удивился. Сорок пять! Я знал резерваты, где такое количество людей не погибало и за пять лет. А большинство охотников не желало соглашаться даже на такой уровень риска.

-- И ситуация становится хуже,-- продолжил инспектор.-- Десять за первые десять месяцев. Пятнадцать за следующие пять. Двадцать за последние пять.

-- Они очень популярны,-- пробормотал я.

-- И это странно, поскольку они себя не рекламируют.

-- Что, информация о резервате передается из уст в уста?-- Это уже подразумевало несколько следствий, но первым мне пришло в голову совсем другое:-- Но что у них есть такого особого?

-- В смысле, кроме сорока пяти смертей?-- буркнул инспектор.-На них подано больше жалоб, чем на любой другой резерват страны. Жалоб от семей на то, что им не выдают тела погибших.

Что ж, это действительно нечто особое. Мне еще не доводилось слышать о резервате, который не отсылал тела ближайшим родственникам.

-- А что они делают с телами?

-- Кремируют. Прямо в резервате. В жалобах указывается, что родственники обязаны подписать разрешение на кремирование, иначе охотника в резерват не допускают. Но больше всего людям не нравится, что их погибших мужей или жен кремируют немедленно. Родственникам не позволяют даже взглянуть на тела. Они получают лишь уведомление и свидетельство о смерти.-- Он быстро взглянул на меня.-- Это не нарушает закон. Все разрешения подписываются заранее.

Я немного подумал.

-- А какими охотниками были погибшие?

-- Лучшими,-- нахмурился инспектор.-- Почти все они должны были остаться в живых.-- Он вынул из папки распечатку и подтолкнул ее через стол мне.-- Взгляни.

Распечатка оказалась компьютерным анализом данных на сорок пять погибших охотников. Все они были богаты, но лишь 26,67% разбогатели сами: 73,33% из них деньги унаследовали или получили в результате брака. 82,2% имели блестящее финансовой будущее. 91,1% были опытными охотниками, а 65,9% из них имели репутацию охотников исключительно умелых. 84,4% активно ездили по миру в поисках "добычи" -- чем опаснее, тем лучше.

-- Может, звери тоже были опытными?-- предположил я. Инспектор не рассмеялся. Я стал читать дальше.

В низу страницы обнаружилась интересная информация: 75,56% людей из этого списка были знакомым минимум с пятью другими из того же списка; 0,0% не были знакомы с остальными.

Я вернул распечатку инспектору.

-- Из уст в уста, тут сомнений нет. Нечто вроде клуба.-- В резервате "Шэрон пойнт" происходило нечто важное, и я желал знать, что именно.-- Что рекомендует компьютер?-поинтересовался я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал по возможности небрежно.

Инспектор уставился в потолок.

-- А на все плюнуть и обо всем позабыть. Чертова машина даже не поняла, почему я потрудился задать вопрос. Законы не нарушены. Повышенная смертность к делу не относится. Я попросил о вторичных рекомендациях и получил совет обратиться к другому компьютеру.

-- Но вы не намерены плюнуть и забыть,-- уточнил я, внимательно вглядываясь в Морганстарка.

-- Чтобы я да забыл?-- Инспектор воздел руки.-- Разве я похож на человека, у которого столько здравого смысла? Ты прекрасно знаешь, что я не забуду.

-- А почему нет?

Для меня вопрос казался разумным, но инспектор от него попросту отмахнулся.

-- Более того,-- добавил он уже спокойнее,-- я поручаю его тебе. И хочу, чтобы завтра утром ты был уже там.

Я начал было что-то говорить, но он меня остановил. Потом посмотрел мне в глаза, и я понял, что он собирается сказать нечто для него важное.

-- Я поручаю его тебе, потому что тревожусь за тебя. И не потому что ты новичок, а дело тривиальное. Оно не тривиальное. Я это чувствую.. вот здесь.-- Он постучал по черепу за правым ухом, словно вся его интуиция основывалась на подсказках имплантированного туда передатчика. Потом вздохнул.-- Это лишь часть причин. Я знаю, ты не станешь психовать даже если я ошибаюсь. Не станешь пытаться закрыть резерват только потому, что там погибли люди. Не станешь выдвигать против них обвинения только на основании повышенной смертности. Ты будешь радоваться за животных.

-- Но самое главное,-- продолжил он, не давая мне шанс прервать его,-- я хочу, чтобы ты занялся этим делом, потому что это нужно тебе. Не мне напоминать, что тебе не нравится роль спецагента. И не нравится всяческое оборудование, которым тебя напичкали. Тестирование показало, что в тебе таится глубоко скрытое нежелание воспринять самого себя. И тебе нужно дело, которое позволит тебе выяснить, на что ты способен.