Иван позвонил мне в два часа дня: - Светлана Васильевна! – раздался в трубке ликующий голос, как будто не виделись сто лет. – Заезжайте, я стою около дома и жду Вас!
- Жди, Ванечка, - ехидно отозвалась я. И пошла пешком. Два дома пройти – это не много.
Высокого Ивана в стильных солнечных очках, в серой майке и светлых льняных брюках я увидела сразу. Какой же он красивый мальчик! Все тетки и девчонки оборачиваются! Я даже загордилась. Он стоял ко мне спиной и смотрел на дорогу. Я подошла сзади и слегка дотронулась до его локтя. Он резко развернулся и увидел меня. Словно неверя своим глазам, сдернул очки: - Светлана Васильевна… - выдохнул он и неожиданно прижал меня к себе. – Я так соскучился!
- Вань, ты чего? Ты чего? – пыталась выдернуться я из его сильных ручек. Не выдралась. Ручки оказались сильней и настойчивей. Он прижал мою голову к своей груди, и я услышала, как часто бьется его сердце.
- Вань, отпусти! Люди смотрят! Неудобно! – промычала я.
Он, не выпуская моих рук, отстранился: - Вот все вам неудобно, все не по правилам! Светлана Васильевна! Я же скучал! И Вы по мне тоже! Я знаю. – он погладил меня по голове, как маленькую. – А где Ваша машина?
- Через два дома, на стоянке.
Ванька поднял брови: - Почему? Мы никуда не едем?
- Мы, Ваня, идем. Я хочу тебе кое-что показать.
И мы пошли. Руку мою он так и не отпустил.
Пройдя один дом и половину другого, я завела его в подъезд, подошла к двери и открыла ее своим ключом: - Вот здесь я теперь живу. Проходи.
У Ивана на лице расцвела счастливая улыбка: - Правда?
- Да Ваня, правда.
- А муж? – аккуратно поинтересовался он.
- В процессе развода.
- О, да! – прищурил парень свои необыкновенные глаза. – Значит, еще немного, и Вы свободны?
- Типа того. Я тут тортик на новоселье купила…
Договорить не успела, так как была схвачена Ванькой и подброшена под потолок, поставлена на ноги и поцелована в макушку.
- Так это все дело меняет! – Серебрился глазами Иван. – Вы даже не представляете, насколько!
Он быстро оглядел мои три с половиной предмета обстановки.
- Я только позавчера переехала… - стала оправдываться я. – Ничего купить не успела. Вот, завтра собралась…
- Так. – Ванька что-то соображал. – Сидите дома, никуда не уходите. Я через час вернусь. Обещаете?
- А ты чего задумал? – с подозрением спросила я. – Не надо ничего делать!
- Вы обещаете никуда не уезжать? Или мне ключик забрать? – Парень протянул руку к висящему на крючке автомобильному ключу.
- Обещаю. – сдалась я.
- Я быстро! – сказал Иван и скрылся за дверью.
Прождала я минут сорок, когда услышала громкий стук в дверь. Звонок я тоже еще не купила. Надо не забыть вместе со светильниками посмотреть в электротоварах. Я открыла дверь и увидела огромный куст белых роз. Иначе, наверно, не скажешь. Куст протиснулся в дверь, и за ним я узрела Бортниковых. Обоих. Розы были в руках Александра Ивановича, огромная ваза – у Вани. Они оба смотрели на меня своими чудесными глазами и улыбались.
- Проходите, - сказала я. – Только смотреть еще не на что. И сидеть не на чем. Тортик на новоселье есть и его надо съесть. – Я пропустила их в коридор и развела руками. Александра Ивановича я не ждала, но не хотелось портить Ване настроение своими капризами. Да и ни к чему это.
Ванин отец, не отрываясь, смотрел на меня. А он действительно сильно похудел. Даже лицо осунулось. Только глаза остались прежними: острыми и пронзительными.
- Ничего, - наконец хрипло проговорил он. – Вы давно здесь живете?
- Два дня. – сказала я. – Вот как-то так скоропостижно получилось, что даже ничего не успела толком приобрести. Завтра поеду. – начала оправдываться я.
- Сказали бы мне, я бы помог.
- Да мы не настолько близко знакомы, чтобы я со своими просьбами к Вам приставала. Да и мне бывшие ученики помогли. Перевезли вот.
- Пап. Она всегда такая! Я ей так обрадовался, а она пищит: “неприлично!”. Светлана Васильевна, розы я поставил в воду, а новоселье справлять у Вас действительно не на чем. Идемте к нам!
Я беспомощно посмотрела на отца этого, не замороченного предрассудками, юноши. Но тот, к моему изумлению, обрадовался: - Да, идемте, идемте к нам!
Пришлось брать тортик. Ключи у меня отнял Иван, сказав: - Вы идите, я закрою и догоню!
Мы вдвоем с Александром Ивановичем вышли из подъезда на улицу. Дул теплый, уже июльский, ветер. По голубому небу бежали легкие белые облака. Березки на газоне шумели зеленой листвой.
- Как живете, Светлана Васильевна? – неожиданно спросил Бортников-старший.
- Хорошо. – Улыбнулась я. – Лето, тепло, отпуск. Что еще желать от жизни? А Вы?
Он посмотрел мне в глаза: - Я прошу прощения за свою грубость в Новогоднюю ночь. Я сильно был неправ. Вы меня простите? Я могу надеяться, что вы сможете забыть, как глупо я себя вел? – он осторожно взял меня за руку и поднес к губам. Мы остановились.
- Александр Иванович! Я не буду ничего обещать, но попытаюсь.
- Вы мне не доверяете?
- Я не доверяю никому.
- Почему?
- Все, кому я доверяла, в конце концов, меня обманывали. Не хочу разочаровываться опять.
- Я не хочу от вас ничего требовать, и заставлять мне верить. Просто… не отталкивайте. Вы согласны?
У меня закружилась голова от этих бездонных прозрачных глаз. Я смотрела в них и падала, падала…
- Попробую. – Выдавила из себя я хриплым шепотом. Меня затрясло от этого невысказанного напряжения. Александр Иванович поцеловал мою ладонь и приложил к своей щеке, как когда-то сделал его сын на Новогоднем балу.
- Спасибо за надежду, Светлана Васильевна!
Ванька нас нагнал, когда мы уже подошли к их подъезду. В руках у него была моя гитара.
На стол я собрала быстро. Кое-чего Иван докупил, сбегав в ближайший магазинчик. Александр Иванович порылся в кухонном шкафу и вытащил на свет бутылку крымского белого вина. Уже свечерело, пока мы бегали туда-сюда, но солнышко, опускаясь все ниже к горизонту, еще ярко освещало наш двор и ближайший лесок. Жара уже ушла, и от зеленых деревьев веяло прохладой. Мы расположились за широким деревянным столом с фигурной столешницей на кухне у раскрытого окна.
Бортников-старший распечатал бутылку и разлил вино по бокалам.
- С новосельем, Светлана Васильевна!
- Спасибо, - улыбнулась обоим я. Мы выпили вино и захрустели свежими салатами. Я вытащила из духовки запеченную рыбу и разложила по тарелкам мужчинам. Они дружно набросились на ароматно пахнущий деликатес. Александр Иванович ел как женщина, у которой только закончилась диета, то есть, всё и помногу. На тарелке возвышалась небольшая, но мощная горка из различных вкусностей. Ваня с улыбкой в глазах искоса посматривал на отца. Мы еще выпили.
- Светлана Васильевна! – вдруг сказал Ваня. - А спойте нам что-нибудь!
Его отец, мне показалось, испуганно дернулся. Но Ваня коротко взглянул и тот успокоился. Я ничего не поняла из их странных переглядываний, но спеть не отказалась.
- Гитару неси, Вань. Что петь будем? Русское, родное?
- Шумел камыш, деревья гнулись… - с хохотом подтвердил Иван.
- Не обессудьте. – Я подстроила гитару и запела: “Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была…” Мужчины подхватили. Оба Бортниковых пели каким-то мягким, обволакивающим и утягивающим в фантазии, баритоном. Мне понравилось. Мы спели еще и еще. Промочили связки вином. Ванька принес флейту. Ту, которую ему подарил Иннокентий Кириллович. Флейта вела мелодию, я расцвечивала ее гитарным перебором. Получалось красиво. Вот Иван положил флейту после очередной песни и сказал: - Моему папе нравится одна старая песня. Она называется “Эхо”.- Он немного наиграл мелодию. – Вы ее знаете?
- Споем? – улыбнулась я Бортникову-старшему. Тот немного побледнел и кивнул головой сыну. Тот взял у меня гитару и заиграл вступление. Александр Иванович и я запели: - Покроется небо пылинками звезд и выгнутся ветки упруго. Тебя я услышу за тысячи верст… Мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга… - Мы смотрели, не отрываясь, глаза в глаза. Я боялась, что он вспомнит про умершую жену и расстроится, замкнется в себе. – И мне до тебя, где бы я ни была, дотронуться сердцем не трудно. Опять нас любовь за собой позвала. Мы – нежность, мы - нежность, мы вечная нежность друг друга. – Пела я под Ванин аккомпанемент. Его отец молчал и все также смотрел на меня. – И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю, с тобой не расстанемся мы. Мы память, Мы память. Мы звездная память друг друга… - допели мы уже оба и улыбнулись. Я облегченно: не расстроился.