Чонин с места ушёл перекатом в противоположном направлении и влетел в ангар, тут же притаился за колонной и пальцем поманил Бэкхёна, торчавшего в коридоре за узким выступом. Бэкхён покрутил пистолетом у виска, продемонстрировав Чонину своё мнение по данному вопросу. Мол, сам дурак, сам и прыгай, а мне и тут хорошо.

Стало плохо, потому что торчавший посреди ангара “коман” навёл пулемёт на чёртов выступ и принялся долбить выстрелами так, что только каменная крошка во все стороны полетела.

― Твою мать! ― орал Бэкхён, зажав ладонями уши. ― В задницу себе постреляй, придурок чёртов! Я медик, а не боец! Глаза разуй, слепак близорукий!

Чонин восхищённо показал вопящему без передышки Бэкхёну оттопыренный большой палец, после жестами велел орать погромче и совсем нецензурно. Сам же он выпрямился, прижавшись спиной к колонне, осторожно сдвинулся вправо и юркнул в полумрак ряда у стены. И Бэкхён не представлял, что Чонин собирался делать один, без оружия и практически без брони, против мощного военного вездехода.

“Коман” продолжал расстреливать выступ из пулемёта, Бэкхён продолжал вопить во всю мощь лёгких ― всё равно ничего другого ему не оставалось: сидеть тихо было бы скучно, а переть против “комана” с пистолетиком было бы глупо и самоубийственно. Самоубийство Бэкхён не одобрял, как порядочный католик. Правда, католиком он так и не стал, но кому есть дело до таких мелочей, когда тут из пулемёта стреляют.

Расстреляв кассету, “коман” умолк. На время. Этого времени хватило Чонину, чтобы добежать до переднего бампера “комана”. Корпус вездехода дрогнул и двинулся прямо на Чонина. Тот проворно рухнул на бетонный пол и вытянулся ровно, как по линейке. Водитель вездехода сообразил, что всё не так просто, и принялся вытворять всё, что мог: крутился на месте, вертелся, прокатываясь по бетону так, чтоб уж наверняка раздавить человека под днищем, буквально размазать по бетону так чтобы только мокрое место осталось.

Бэкхён считал, что так оно и должно было получиться, потому что куда можно вообще спрятаться, будучи под колёсами вездехода? Днище в теории тоже гладкое, да и толку-то, если зазор между полом и страховочной решёткой мал. Далеко не каждый смог бы залезть под днище и остаться в живых.

Крутившийся всё это время волчком вездеход внезапно замер.

Бэкхён выждал для приличия полминуты и высунулся из-за выступа. Пулемёт, к счастью, указывал дулом не в его сторону, а после раскрылся верхний люк, откуда вылетел сначала один труп, потом второй. Стрелок и водитель, судя по всему. И из люка высунулся Чонин, жизнерадостно помахал рукой Бэкхёну.

― Ты едешь или остаёшься с этими гавриками?

― Еду, конечно. ― Бэкхён брезгливо стряхнул с комбинезона пыль и каменную крошку, сунул пистолет в карман и степенно двинулся к вездеходу.

Чонин провёл пальцем по нижней губе и внезапно широко улыбнулся.

― На твоём месте я бы так беспечно не дефилировал у врагов перед носом. Они из-за этого злятся.

Бэкхён оглянулся, коротко выругался и припустил к вездеходу во всю прыть, почти впрыгнул в люк, сам же его и закрыл наглухо.

― Ты как снизу забрался? А вдруг они тоже заберутся?

― Не заберутся. Габариты не те, да и скорость тоже подкачала.

― А сам-то?

― И не мечтай. Этого козыря я придержу до лучших времён. Или худших.

Чонин небрежно развернул вездеход, рванул вперёд, проигнорировав все препятствия на пути, вынес внешние ворота и почесал к оградительному комплексу.

― Я всё понимаю, но даже “коману” оборотов не хватит, чтобы вынести оградительные ворота. Нас расплющит о них.

― Не трясись раньше времени, ― хмыкнул Чонин, потянулся левой рукой к рычагу в боковой панели и резко опустил его. Вперёд унёсся снаряд, напичканный электронными гранатами, и красиво вынес ворота далеко за пределы комплекса, открыв тем самым путь вездеходу. ― Нравится?

― Можно подумать, мы тут в игрушки играем…

― Мы играем. В игрушки. Война ― это игра. Точно такая же, как любая другая. В ней свои правила и свои ставки. Если не нравится, просто не играй. Когда выберемся на магистраль, ты поведёшь.

― Правда?

― Именно. Ну как, всё отлично? Тебе ничего не отстрелили?

― Нет, но… ― Бэкхён привычно сунул руку в карман и нащупал белые капсулы. Он вытянул их из кармана и раскрыл ладонь. Пять штук ― всё, что осталось. ― Насчёт “всё отлично” ты здорово поторопился. У нас крупные неприятности. Точнее, крупные неприятности ― у тебя.

― Паразит ― это неприятно, но крупно? Ты себе льстишь.

Бэкхён неохотно сжал кулак и помрачнел.

― Не говори «гоп!», пока не перепрыгнешь. А вот этого, - Бэкхён чуть поднял вверх кулак с капсулами, ― мне до пункта назначения точно не хватит.

Что-то этот боевой выход с самого начала не задался. Да и закончится он, как видно, через пару дней и весьма печально. Для обоих.

Для Чонина и Бэкхёна он уже последний.

― Не говори «гоп!», пока не перепрыгнешь, ― передразнил его Чонин. ― После того поворота сядешь за руль.

― И куда рулить?

― В отдел, куда ж ещё? А я вздремну. Пока ты – это ещё ты.

Комментарий к Сказка 1: Паразит и Крестоносец

Написано на песню http://pleer.com/tracks/126334580Tu0

Indecisión o no (перевод)

Да или нет

Нет желания куда-то выходить,

Мне бы лучше здесь остаться –

В узкой комнате под серым потолком –

И сосредоточиться только на себе.

В зеркале заднего вида моё лицо –

Отражение наигранной гримасы,

Когда не знаешь, да или нет,

Когда сомнения поглощают меня.

И я молюсь, чтобы Фортуна

Была ко мне благосклонна.

Я помню, как жестоко слабости в себе убил,

Я знаю – никому меня не остановить.

Это так сложно и трудно –

Выровнять свой пульс,

Понять тот танец, который ты танцуешь,

Остаться под защитой скорлупы.

Сна – ни в одном глазу,

И хорошо, чтобы не видеть снов о себе.

Сегодня я хочу писать –

Вокруг витает вдохновение.

Мне просто нужно немного терпения,

Чтобы осознать свою свободу,

Чтобы плыть против течения,

Пусть даже это невозможно.

И я молюсь, чтобы Фортуна

Была ко мне благосклонна.

Я помню, как жестоко слабости в себе убил,

Я знаю – никому меня не остановить.