Ей стало легче от того, что все в мыслях ее упорядочилось. Осталось только решить для себя: кто же тот парень, что растворился в воздухе? Благородный спаситель подростков или псих, который ловит ночами адреналиновый кайф?

Ноги несли ее неудержимо, и Кира начала задыхаться от быстрой ходьбы. До нее не сразу дошло, что идет она не туда – дом на горе, в котором она сняла комнату, остался не то позади, не то в стороне. Заставив себя остановиться, Кира прислушалась. Шум прибоя терялся в хаосе звуков, рвущихся из дверей ресторанов и кафе. Проводить там вечера ее совсем не тянуло.

«Да никто особенно и не предлагал! – напомнила она себе. – Станислав? Да он удавился бы… Интересно, почему он так любит, чтобы его называли полным именем? Никакого Стаса или Славы… Пафос во всем. Как там, в «Евгении Онегине»? Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог. Что-то вроде того. Хотя, если точнее, во времена Пушкина в этой фразе подразумевалось соблюдение родными светских приличий…»

Ее саму удивило, что в памяти всплыли пушкинские строчки – она не была такой уж любительницей стихов. Но какие-то обрывки иногда вспоминались ей весьма кстати, вот как образ есенинского Черного Человека сейчас, и некоторым она казалась вполне начитанной девушкой. И ей действительно нравилось провести вечер с книгой, но только не со сборником стихов. Уж скорее она взяла бы европейский триллер из серии «Интеллектуальный бестселлер». Кире как-то попался один… Открыла она книгу с опаской, но чтение оказалось отнюдь не занудным, а довольно-таки увлекательным. И это подняло ее самооценку, которую Станислав столь упорно занижал…

– Не думать о нем, – пробормотала она как заклятие.

Затем и приехала сюда, чтобы очиститься ото всех воспоминаний. Родительский дом остался за полторы тысячи километров от Крыма, но Кира еще не успела соскучиться. В ее возрасте пора было обзавестись собственным жильем, но Станислав этого так и не предложил, они жили с ним в съемной квартире. Сейчас Кира не могла понять, ждала ли она предложения от него или боялась этого?

В Подмосковье в такой час тихо пели кузнечики, а здесь – взахлеб! – огромные южные цикады. Тут все было ярче, сильнее, звезд на небе – в два раза больше! Кира чувствовала, как быстрее бежит кровь, и хочется мчаться куда-то, карабкаться в горы, прыгнуть в волну со скалы… Кажется, впервые в жизни Кира делала все, о чем мечтала, и никто не натягивал вожжи: «Куда?! Шею сломать захотела?» Ладно бы мама… Но и Станислав не давал ей сделать и шагу… Просто не верил, что Кира сможет не раздавить при этом половину земного шара или не переломать ноги.

Он диктовал ей каждое действие, каждый вздох: «Что ты смотришь? Ну как можно смотреть такую чушь?! И не клади сюда телефон – кто-нибудь на него сядет». Они жили вдвоем – кто мог сесть на диван рядом с ней? Обычно Станислав садился в кресло напротив, сверлил ее холодным взглядом и с наслаждением забрасывал удочку с крючком-придиркой, а Кира обязана была поймать. Почему никто не замечает, что рот у нее порван – в кровь?

По его разумению, она все делала не так. Да и сама не дотягивала: слишком высок лоб, не прикрытый темными волосами, спускавшимися до плеч, – хорошо бы челочку выстричь… Сложена, как долговязая девочка-подросток, груди совсем нет! Не любит губы подкрашивать… Да и брови нынче в моде более темные… Ее синие глаза, которые всем так нравились, и то вызывали в нем чувство протеста: «Ты как будто в цветных линзах… Они у тебя неестественно яркие! А сама вечно бледная…»

Почему она все терпела? Она, которая в детстве была драчуньей и в институте могла постоять за себя.

– Ты дерзкая, – заметил Станислав в их первую встречу, когда Кира наотрез отказалась с ним выпить. – Это мне нравится.

И начал планомерно выдавливать из нее дерзость… А когда не осталось ни капли, потерял к ней интерес и ушел к другой. Ведь, кроме той самой дерзости, в Кире не оказалось ничего, достойного доброго слова: диплом пищевого института не стал защитой – Станислав все равно чуть ли не плевался от всего, что она готовила. И каждый вечер вспоминал, как вкусно кормила его бабушка, когда он приезжал на каникулы. Про мать не говорил, наверное, ей тоже от него доставалось, решила Кира. Узнать наверняка не довелось: Станислав так и не представил ее родителям. Теперь-то Кира понимала, что изначально была для него проходным вариантом.

Он был недоволен тем, как она стирает и гладит, делает уборку и ведет себя в постели. Находил грязь на кухне и в туалете, даже если Кира только закончила оттирать кафель… Порой ей казалось, что Станислав еле сдерживает бешенство, в котором она просто захлебнулась бы, если б хоть раз он дал ему выход. Почему он не ушел раньше? Три года пытки – зачем? И как оба они не сошли с ума? Он не дурак и, конечно, сразу же понял, насколько далека Кира от выпестованного им образа… И не смог простить ей того. Мучил и себя и ее, уже молившуюся ночами, чтобы он влюбился в кого-нибудь и сам захотел уйти. Ее он не любил совершенно, не жалел, не баловал, ею не восхищался…

Но и не истязал в том смысле, как это понимают в полиции, куда женщина может обратиться, только зафиксировав следы побоев. Кровоточащее сердце не видно никому.

Дернув ремешок сумочки, как поводок, Кира в голос усмехнулась: последняя фраза – уже перебор! Это из слезоточивых романов, которых она никогда не читала. Ей нравились триллеры… Вот жизнь и наполнилась ужасом. То, что человек читает, похоже, моделирует его жизнь.

Она спустилась к морю настолько, что стало слышно его дыхание, и утраченное было успокоение начало потихоньку к ней возвращаться. Улыбнувшись, Кира подумала с облегчением: «Здесь у меня начнется другая жизнь. Я же мечтала поселиться у моря! Что мне мешает?» Сомнения и страхи еще опутывали ее, и не отпускало ощущение, будто она рвет их с каждым шагом, а они нарастают снова.

Хотелось поскорее освободиться от силков прошлого, но настоящее тоже подбрасывало ловушки – один Черный Человек чего стоил! Мелкий озноб пробегал по спине волнами, и Кире хотелось поскорее окунуться в теплую черную воду, в которой купались звезды и отсветы дальних фонарей.

На пляже в это время почти никого не было, на что она и надеялась. Невдалеке играли девушка с собакой, кажется, родезийским риджбеком, но в темноте невозможно было разглядеть, есть ли на спине особая встречная полоска шерсти, которой отличается эта порода. Собак Кира никогда не боялась, и, если б тот пес бросился за ней в воду, она бы только обрадовалась. Побороться с такой псиной на мелководье – вот это забава!

Но риджбек лишь принюхался, вытянув красивую гладкую шею, запомнил новый запах и вернулся к хозяйке.

У каждого, кто ищет любви, должна быть собака.

Ничего бы дальше не произошло, если б не крот.

Он лежал у самой тропинки. Кира катила на велосипеде, и просто чудо, что она заметила это маленькое тельце в траве. Удивительно, но Кира Максимова еще ни разу не видела кротов живьем, только в детстве – в чешском мультфильме. Но тут ее почему-то чуть не выбросило из седла: «Кротик!»

Он был мертв. А над ним печально колыхался юный папоротник, не закрывавший тельца, но ласкающий его легкой тенью. Наверное, зверек угодил в ловушку смерти недавно, потому что выглядел совсем как живой. Его темная шкурка в прорезях тени поблескивала на июньском солнце, и крот точно в безмятежности спал, да так крепко, что не почувствовал, как Кира перевернула его палочкой. Теперь крошечные передние лапки были подняты вверх, а задние вытянуты, будто он сладко потягивался.

Присев над ним, Кира вздохнула:

– Ах ты, бедный…

Ей хотелось думать, будто кротик умер счастливым. Вот только она понятия не имела, что может сделать счастливым зверька, который всю жизнь проводит в кромешной тьме. Может, этот родился бунтарем и решил переломить судьбу? Выбрался на солнце и задохнулся от восторга… Как и она сама, перебравшись к морю. С той разницей, что она собиралась жить, а не умирать.