Так проблема социальной справедливости не решается, а заводится в тупик, выход из которого есть выход собственности из анонимных форм ее существования, из форм ее отчужденного от человека бытия, их преодоления через процессы подключения к реальным отношениям собственности массы людей. Это и есть альтернатива обобществлению собственности - ее социализация. Она же является альтернативой приватизации, тем более дикой приватизации собственности, которая завершается отнюдь не ее социализацией, а процессами, закрепляющими избранное, привилегированное отношение к собственности привилегированной части людей. Чем это закачивается? Тем, что история уже неоднократно проходила,- социально-классовой борьбой. От нее никто не сможет быть свободным и до тех пор, пока в мире будут бедные, до тех пор, пока отчуждение людей от собственности будет находить основание для своей реальности в истории.
В марксизме содержится и второй тип воззрений. Они - истины, но были истинами своего времени. Социальные истины, как никакие другие, всегда по большей части конкретны, они дети своего времени, нередко вообще исторических ситуаций - обстоятельств времени и места. Попытка придать им безвременной характер - это попытка остановить мгновение, которое, безусловно, прекрасно, но только как мгновение, и которое, увы, нельзя остановить именно потому, что оно мгновение. Придать статус вечного, пусть даже истинному, но временному, значит абсолютизировать его в своем сознании. В практике жизни такая позиция завершается полной беспомощностью перед реальностями истории, их сложностью, противоречивостью и постоянной изменчивостью. Сказанное касается, в частности, некоторых тенденций экономического развития капитализма, открытых К. Марксом в рамках его экономической теории.
Подчеркнем, речь идет о реальных тенденциях, но проявившихся в основном на ранних и зрелых стадиях классического капитализма. Со временем, в основном уже в XX веке им начали противодействовать другие и более мощные тенденции, о реальности которых основоположники марксизма даже не подозревали, поскольку не были их современниками. Прежде всего, не подтвердились выводы о росте органического строения капитала и нормы прибавочной стоимости, об усилении эксплуатации человека человеком, об относительном и абсолютном обнищании пролетариата, о снижении нормы прибыли и падении эффективности производства, о снижении покупательной способности масс. Все эти тенденции были реальностью, но оказались в итоге детскими болезнями капитализма, болезнями его роста, которые К. Маркс принял за его старческие недуги. Сказанное не означает, что капитализм вечен, оно означает другое - капитализм уйдет из истории под действием других тенденций.
И, наконец, есть третий тип воззрений марксизма, сохраняющий свою истинность и в современных условиях. В экономической части это четкое определение стоимости товара на базе введения категории абстрактного труда, отличие ее от меновой стоимости как формы ее проявления; создание теории прибавочной стоимости, различение прибавочной стоимости и форм ее проявления - прибыли, ренты и других; открытие тайны капиталистической эксплуатации, в основе которой лежит и будет лежать присвоение создаваемой трудом работника прибавочной стоимости; установление, что рабочий продает на рынке труда не труд, а свою рабочую силу, определение стоимости последней. Больше того, в марксизме есть положения, которые в научно обозримой перспективе вообще не обнаруживают признаков идейного старения.
Это, прежде всего, сама материалистическая концепция истории и связанная с ней формационная теория исторического развития общества. В своих исходных парадигмальных основаниях они обнаружили такой объяснительный потенциал, который навряд ли может быть оспорен с позиций критериев строгой научности. Навряд ли можно спорить с открытым в пределах марксизма законом возрастания роли масс в истории и их сознательности, с тем, что и то и другое лежит в основе набирающей силу демократизации основ общественной жизни, как главной социально-политической и экономической составляющей современной истории и во всемирном масштабе. Этот закон адекватно объясняет развитие субъектных сил исторической реальности на всю ее научно обозримую перспективу, которая, в свою очередь, справедливо связывается со становлением исторической реальности неотчужденных форм человеческого существования в истории.
Одним словом, марксизм - многолик, а потому требует дифференцированного отношения к системе своих идей. Их не следует недооценивать или переоценивать, над ними не стоит плакать или смеяться их надо понимать и на этой основе адекватно к ним относиться либо как к иллюзиям - "истинам утопии", либо как к истинам своего времени, либо как к абсолютным истинам. Но в любом случае никогда как к боговдохновенным, истинам в последней инстанции. В истории человечества все принадлежит человеку - и гений, и злодейство, и откровения разума и его заблуждения?все от человека, все в человеке, все посредством человека. А потому все в истории человечества имеет человеческое измерение, и как только об этом забывают, как только забывают об относительности всех человеческих представлений и обо всем, начинается нагнетание максимализма в истории, вначале в сознании, а потом и в практике жизни. Жизнь превращается из просто жизни в существование в формах абсолютизированного бытия, в формах исторических потрясений.
Важно уяснить еще одну причину, лежащую в плоскости формационной логики истории и многое объясняющей в том, почему Октябрь 1917-го не предложил оптимального способа разрешения формационных противоречий России. Думается, причина лежит все-таки не в самом социалистическом потенциале Октябрьской революции, он сам по себе имеет отношение к исторической реальности, а в том, что многое из того, что последовало после нее, во многом не учитывало уровня формационного развития России, еще точнее просто сложившихся формационных реальностей. Иными словами, речь идет не о том, была или не была готова Россия к социализму, а о том, что она не была готова к такому социализму, который навязал ей большевизм, к такому способу его построения, который предполагал введение социализма чуть ли ни "с сегодня на завтра". Речь идет о таком ускорении общественных преобразований, которое ни одно общество не может выдержать без тотальной хаотизации основ своего бытия в истории.
Большевизм напрочь отказался считаться с историей, действовал так, словно в истории все возможно, не говоря уж о том, что она, по его мнению, как история, по-настоящему только с него и началась. Во всем этом заключается один из источников исторической трагедии России: стремление "жить от идеала", творить историю в соответствии "с учением", а потому в неприемлемых масштабах дистанцируясь от реальности, от ее сложившихся противоречий, втягивая в пространство настоящего такие проблемы, решение которых, если не утопично в принципе, то явным образом не созрело, принадлежит не современной, а будущей исторической реальности. На эту сторону вопроса необходимо обратить особое внимание, она многое объясняет в формационных потрясениях России, в их сути и специфике, так как выводит их понимание в новую объяснительную плоскость, позволяет понять главное: почему ответ России на формационный вызов истории - на потребность формационной модернизации-социализации капитализма оказался столь противоречив.
Ответ на этот вопрос целесообразно связать, прежде всего, с анализом конкретной диалектики производительных сил и производственных отношений, той их реальности, которая стала господствующей в советский период истории России и, соответственно, в тех закономерностях, понятиях и смыслах, ставших объясняющей основой сущности этой реальности. Ведь историческая реальность наиболее адекватно познается как раз через анализ тех идей, смыслов и ценностей того исторического проекта развития, благодаря реализации которого она стала именно данной, а не какой-то иной исторической реальностью. В условиях России XX века она стала реальностью марксистского проекта диалектики производительных сил и производственных отношений. Вот почему их исследование - ключ к пониманию сущности всей ставшей реальностью истории России XX столетия, ее главных движущих разрушающих и созидающих противоречий. Внимание к ним в последующем исследовании всецело оправдало себя, так как позволило понять главное: ответ России на формационный вызов истории, на потребность формационной модернизации-социализации капитализма потому и оказался столь противоречивым, что оказался не российским, а именно марксистским проектом модернизационных преобразований в истории.
