Всего этого и в таком масштабе не обнаруживает формационная логика исторического развития. В формации момент традиции присутствует, как и в любом историческом феномене, вне которого он просто перестает быть историческим, но он присутствует иначе, чем в локальной цивилизации, он не имеет самодовлеющего значения. Об особой роли традиции и преемственности можно говорить разве что по отношению к такому фундаментальному элементу формации, как производительные силы общества. Как известно, ни одна формация не уйдет из истории, пока не разовьет полностью свои производительные силы общества. Но и уходя, она не сбрасывает в историческое небытие накопленные производительные силы общества. Новая формация, приходя на смену старой, полностью наследует производительные силы, созданные ее предшественницей. Они становятся для нее исходной основой для их дальнейшего развития в условиях новой формационной исторической реальности. В остальном отношения между формациями строятся больше на принципах отрицания, чем преемственности, и это особенно касается таких формационно-образующих качеств любого общества, как отношение собственности и власти. Они подлежат радикальному отрицанию и преодолению, и только эта процедура лежит в основе возникновения исторически новой формы собственности и власти, новых экономических и социально-политических отношений.
Таким образом, исторически новая формация не может возникнуть без отрицания ей предшествующей, ее основных формационно-образующих качеств. Без этого она просто не может возникнуть, как историческая реальность с новыми формационными качествами. В формации и в формационной логике истории момент отрицания является их органическим и принципиально непреодолимым моментом. Формация не боится исторического отрицания, больше того, она живет им. Во всяком случае, именно на основе смены общественно-экономических формаций строится стратегия формационного прогресса в истории. Формационная логика истории становится логикой исторического прогресса как раз по мере того, как становится логикой смены общественно-экономических формаций. А потому со смертью формации умирает лишь данная формация, но не умирает локальная цивилизация и в ее пределах ни формационная историческая реальность, ни формационная логика истории, ни, следовательно, сама история. Ничего этого нельзя сказать о локальной цивилизации.
В локальной цивилизации и цивилизационной логике истории момент отрицания не является их органическим и неотъемлемым моментом. Цивилизация боится исторического отрицания. Стратегия цивилизационного прогресса в истории, в общем-то, не строится только на смене одной локальной цивилизации другой. Цивилизационная логика истории становится логикой исторического прогресса, как правило, не тогда, когда становится логикой смены одной локальной цивилизации другой, а тогда, когда превращается в логику прогрессивного саморазвития самой локальной цивилизации, ее собственных цивилизационных основ. Цивилизационный прогресс в истории не живет логикой смены одной локальной цивилизации другой. Он живет логикой саморазвития одной и той же локальной цивилизации, одного и того же генетического кода истории. И это, в свою очередь, тоже не случайно.
Новая локальная цивилизация не возникает на основе отрицания ей предшествующей, ее цивилизационных основ. Новая локальная цивилизация с новыми цивилизационными основами и логикой истории может стать результатом сложнейших межцивилизационных синтезов, но никак не следствием отрицания цивилизационных основ, ей предшествующих. В процессах отрицания своих собственных цивилизационных основ локальная цивилизация не может породить новой цивилизационной реальности, с новыми цивилизационными основами. В таких процессах отрицания она просто перестает быть, существовать в качестве момента исторической реальности. Ведь со смертью локальной цивилизации в истории умирает все и главное - духовные основы истории в основах человеческой души и вслед за этим и на основе этого умирает субъект цивилизационной реальности и логики истории - этнокультурная общность. Она перестает быть цивилизационнообразующим субъектом, растворяется в истории и как этическая, и как культурная, и как цивилизационная общность. А вместе с ней растворяется сама история, она умирает как история данных людей, данной этнокультурной общности.
Таким образом, есть все основания говорить об особой исторической устойчивости локальной цивилизации по сравнению с общественно-экономической формацией. Формации в истории приходят и уходят, а локальные цивилизации остаются. Они уходят из истории последними, а вместе с ними уходит и сама история. И вот почему. Локальная цивилизация базирует свое бытие в истории на персистирующем основании исторической реальности - генетическом коде истории, который неизменно воспроизводится на любой стадии формационного развития истории, в любом ее состоянии в качестве исходного основания истории, благодаря которому происходит самоидентификация истории и ее воспроизводство не в качестве истории вообще, а в качестве исторически, культурно, духовно определенной и центрированной истории. Представляя собой систему архетипов социальности, культуры, духовности, генетический код истории отвечает за воспроизводство духовных основ истории в основах человеческой души - основ ее социальной, культурной и духовной идентичности, а вслед за этим и на этой основе самой истории. Генетический код истории кодирует и раскодирует саму историю, сам способ исторического бытия, бытия истории в человеке и человека в истории, способ объективации социальности, культуры, духовности в истории.
Это неуничтожимая основа истории, постоянно присутствующая во всех ее составляющих, включая сюда и экономическое, связывающая их в одно единое целое, в том числе и историческое. Именно генетический код истории лежит в основах основ самой исторической преемственности, связывая прошлое с настоящим, а настоящее с будущим, превращая историю в историю, не в хаос событий, а в процесс исторически направленных изменений, направленных общими ценностями идентичности - едиными символами Веры, иерархией ценностей, едиными целями и смыслами жизни и истории. Поэтому генетический код истории не может просто так уйти из истории, ибо вместе с ним уйдет из истории, в небытие сама история, ее историообразующее начало. Оно является таковым и для цивилизационнообразующего субъекта - этнокультурной общности. Она есть то, что она есть - главный субъект цивилизационной исторической реальности и логики истории лишь только постольку, поскольку есть носитель генетического кода истории. Его разрушение тотчас же разрушает его главного носителя - этнокультурную общность, основную субъектную базу не только цивилизационной исторической реальности, но и исторической реальности в целом. Из нее, таким образом, уходит и основа, и субъект, а потому она перестает быть и исторической, и реальностью, перестает быть просто историей.
Уже только это не оставляет никаких сомнений в том, что локальная цивилизация действительно есть абсолютный максимум истории, тот, которым начинается история и которым она заканчивается, тот, который стягивает к себе все основные историообразующие факторы, начиная с оснований и субъектной базы и кончая целями и смыслами самого исторического творчества, его спецификой и результатами, тот, который неуничтожим в истории, разве что вместе с уничтожением самой истории, тот, который является носителем абсолютных ценностей, целей и смыслов исторического бытия, тот, которым жива сама история и как история цивилизации, и как история вообще. Локальная цивилизация - абсолютный максимум истории и, как максимум, имеет доминирующее значение в структуре исторической реальности, в самой логике истории над формационной и как реальностью, и как логикой истории.
Таким образом, дело не просто в том, хотя и в этом тоже, что формации приходят и уходят, а локальные цивилизации остаются, в истории они умирают последними, а вместе с ними и сама историческая реальность, но и в нечто принципиально ином. Цивилизационная историческая реальность доминирует над формационной, так как формация в структуре исторической реальности не имеет самодовлеющего значения, не существует сама по себе, а только как часть цивилизационной, как одна из формационных стадий ее исторического развития. При всей взаимозависимости цивилизационной и формационной исторической реальности и логики истории формация не имеет самостоятельной формы реальности помимо той, которая придается ей той или иной локальной цивилизацией. Формация существует в цивилизации, посредством цивилизационных форм обретает конкретно-историческую реальность, становится формационной стадией исторического развития локальной цивилизации, но никак не наоборот. Не может цивилизация стать частью формации, ибо она, а не формация образует подлинно историческую целостность. Корни реальности формации в истории уходят не столько в формационную, сколько в цивилизационную историческую реальность. Здесь само формационное развитие в истории обретает ценность, цель и смысл.
