Мы заблудились в этом свете.

Мы в подземельях темных. Мы

Один к другому, точно дети,

Прижались робко в безднах тьмы.

По мертвым рекам всплески весел;

Орфей родную тень зовет.

И кто-то нас друг к другу бросил,

И кто-то снова оторвет…

Бессильна скорбь. Беззвучны крики.

Рука горит еще в руке.

И влажный камень вдалеке

Лепечет имя Эвридики.

Максимилиан Волошин

Мне ничего не нужно, но меня ничем не удовлетворишь.

Жан Ростан

Ирина:      

День рождения… Терпеть не могу свой день рождения… Жуткий и горький праздник. Каждый раз я старалась в этот день никому не попадаться на глаза: уходила с работы, отключала телефоны, залезала под теплый плед и пыталась читать то, что было в тот момент под рукой. Да, именно пыталась. Но на душу давила, словно каменной плитой, видимо, могильной, горечь. И безысходность. Эти две близкие подруги были со мной всегда неразлучны. И портили мне все праздники. Еще один год прошел. Теперь я стала старше еще на год. Еще год приблизил меня к старости, дряхлости, маразму и смерти.

Да, я понимала, что это всего лишь затянувшаяся депрессия, что мне, по-хорошему, надо бы пойти пообщаться с образованным, высоко квалифицированным психологом, пока меня, против моей воли, закутанную в смирительную рубашку, не привезли в гости к психиатру, но… Это постоянное и многозначительное но…

Что я объясню на сеансе? Что у меня, умницы, красавицы, несмотря на мое высокое социальное положение и хорошую заработную плату, развилась вдруг черная меланхолия, постоянная депрессия? Так явно скажет: вот же дура молодая зажралась. А не скажет, так точно уж подумает. Любой так подумает на его (и любом другом) месте, да, наверное, и думает, и говорит так. За спиной, конечно. В лицо мне никто никогда подобного не скажет. Побоятся последствий. Трусы. Гадкие подхалимы и трусы. Ненавижу. Всех их ненавижу!

Так, Ира, успокойся, не психуй, это бессмысленно, начинай дышать медленнее и глубже. Двадцать девять лет – еще не повод впадать в панику и крушить всё подряд. Хорошо-хорошо, тридцать, хотя этот возраст наступит только завтра. И завтра все на фирме, от последней старушки-уборщицы до моего зама, будут с приклеенной искусственной улыбочкой желать мне всего наилучшего и поливать грязью за спиной. А я… Я снова прожила этот год одна.

Как там Славка говорил? «Эх, Ирка. Была бы ты попроще и поспокойней, цены бы тебе, моя дорогая, не было». Славка. Красавец, умница, спортсмен. Мое разбитое сердце, моя не заживающая рана. Моя первая и, думаю, единственная любовь. Мы прожили вместе с ним всего полгода, а душа болит до сих пор. Потом он честно сказал, что ему нужна не постоянно делающая карьеру волчица-одиночка, готовая в буквальном смысле порвать всех и вся за очередную должность, а тихая и скромная домохозяйка, нежная и ласковая молчаливая куколка, этакая незаметная фиалка, которую можно изредка выводить в свет, с которой никогда не будешь чувствовать себя на вторых ролях и будешь гордиться тем, что ты – настоящий мачо. И ушел. Бесшумно закрыл входную дверь и просто растворился в бесконечном шуме этого сумасшедшего, никогда не спящего города. И я уже пять лет безуспешно пыталась его забыть, выкинуть из головы, найти ему замену. Недавно, плюнув на гордость, по-тихому, через свои каналы навела справки. Он так и не женился. Видно, все еще ищет ту единственную, свою незаметную фиалку.

Я тоже до сих пор живу одна: без мужа, без семьи, без детей. Даже рыбок не завела, так как даже за ними нужен постоянный уход, а я, с моим диким образом жизни, дать им этого не в состоянии. Редкие встречи в элитных ресторанах с постоянно меняющимися мужчинами разного веса, разной внешности, разного возраста, но с примерно одинаковой заработной платой, только чтобы не проводить очередной, пустой и страшный, вечер в одиночку дома или в баре, работа, выгрызенная у судьбы зубами, должность, полученная разными, далеко не всегда честными, путями, долгожданный и заслуженный престиж, хорошие по нынешним меркам деньги на нескольких банковских картах в разных банках и шикарная многокомнатная квартира с евроремонтом, в которой постоянно хочется выть от бесконечного, въевшегося в кровь одиночества и душевной боли.

Эх… Многие мечтают о такой жизни, как у меня, сытой и внешне беспечной, когда не нужно выбирать, съездить ли раз в три года на отдых в деревню или заплатить за учебу старшему ребенку, а я… Я в свое свободное от дел время зачитывалась историческими романами и любовной фантастикой и страстно желала оказаться когда-нибудь в следующей жизни на месте какой-нибудь глупенькой графини или герцогини с любящим заботливым мужем и стайкой послушных детишек рядом, чтобы жить легко и безвольно, когда окружающие тебя люди постоянно вместо тебя решают не только, какое платье из твоего многочисленного гардероба тебе надеть на вечер, но и кому мило улыбнуться при встрече, а мимо кого пройти и не заметить.

Так, все. Что-то я засиделась уже. Пора заканчивать копаться в душе, жалеть и мучить себя. Двенадцатый час все же. Завтра вставать в пять. Спаточки, Ирочка, спаточки.

Ирма:

– Ирма, дорогая, не забудь, пожалуйста: сегодня вечером мы идем в театр.

– Да, Ваше Сиятельство, как прикажете, – я, покорно опустив глаза к полу, сделала вежливый реверанс и с позволения мужа направилась к себе в сопровождении его слуги.

Доведя меня до моей комнаты, слуга почтительно открыл дверь, помог войти и удалился. Молчаливые горничные, встретив внутри свою госпожу, проворно сняли с меня пышное платье молочного цвета и утягивающий корсет, скрывавший мои пышные не по годам телеса, с показным почтением уложили в широкую мягкую кровать с несколькими перинами, и я наконец-то осталась одна.

Тошно. Как же мне тошно. Как надоела эта постоянная рабская покорность, это стремление угодить. Как я устала смотреть на мужа, как на единственного бога, и выполнять каждое его желание, малейшую прихоть, подобострастно выстилаться перед ним всю свою жизнь и прекрасно видеть, понимать, что для него я – всего лишь красивая, дорогая, глупая кукла, живая игрушка, украшение его с таким трудом заработанного городского дома и высокого положения. Он никогда не остается на ночь. Придет пару раз в месяц, выполнит необходимый супружеский долг устало и равнодушно, будто очередную газету читает, и тут же уходит. И я даже знаю, к кому, знаю, что у него в одном только этом городе то ли три, то ли четыре любовницы намного моложе, жарче и красивей меня. С ними он, наверное, и ласков, и нежен, а я…

А что я. Кто я такая для него. Всего лишь выгодное денежное вложение, миленькая вещица, которой можно хвастаться перед многочисленными друзьями и знакомыми из высшего света. Все, что мне остается до конца моей никчемной, никому не нужной жизни, – это ходить на официальных мероприятиях рядом с ним, рука об руку, вежливо улыбаться, на людях не открывать рта и глупо хлопать накрашенными длинными ресницами. Он никогда не спрашивает о моих желаниях, интересах или проблемах. Вполне возможно, что он искренне считает, будто их у меня нет. Ему, сильнейшему магу нашей страны, а может, и всего этого мира, главе рода, высокородному влиятельному герцогу, ближайшему советнику и правой руке Императора, это просто не важно. И не интересно. Мать всю мою юность, а до этого – и детство, учила меня, вбивая в голову: «Мужа своего надо почитать непременно выше всех возможных богов, только на него каждый день и молиться, только о нем всегда и думать и мгновенно, не заставляя ждать, исполнять любые его желания и прихоти». Я была послушной дочерью, и теперь, уже несколько лет живя отдельно от нее, каждый день вспоминаю преподанные мне уроки и изображаю из себя редкую говорящую зверушку.

Наверное, мне было бы намного проще, если бы я могла забеременеть и посвятить свою бесполезную жизнь воспитанию наших с герцогом детей, прилежно вкладывая в их головы основы поведения в приличном аристократическом обществе. Но годы идут, а этих детей всё нет. Конечно же, виновата я. А кто же еще? Нет, он никогда не говорит это вслух, он для этого чересчур благороден. Но подобная мысль читается в каждом его жесте, мимолетном или тщательно выверенном, когда он находится несколько минут в моей спальне. И мне каждый раз делается тоскливо и горько от осознания, что мой муж, могущественный, практически всесильный черный маг, не может иметь наследников из-за бесплодной жены. Из-за меня.