- Пижаму с "кроликом" ему - со склада!
А мы, с Курочкой Рябой и Абдурахман Мангалом уже летим в какую-то жёлтую бездну.
- Товагищи! - кричит нам муммий-Ленин откуда-то с потолка. - Я С ВАМИ!
И прыгает следом.
42. Шалман "Луна"
"Задремать бы, - мерекнул Путтипут, - да, вот, отчего-то ладони чешутся. К деньгам?" И кумекнул: "К чему ж ещё, как не к ним, родимым: ибо сорок два километрика постройки новой дороги от моря до объектов Игроманиады заценили дороже, чем пятьсот миллионов километров экспедиции на Марс и обратно. ХАВ БЫДЛ!"
Он опустил веки, но не спалось. Путтипут кумекал о своей дорогой стране: "Дурдонис - самая дорогая страна в мире". Этот слоган был запущен министерством Патриотизма, чтобы каждый дурдонец и каждая дурдонка могли гордиться, что на Дурдонисе:
самые дорогие Игры в мире,
самый дорогой космодром в мире,
самое дорогое сельское хозяйство в мире,
самый дорогой мост в мире,
самые дорогие дороги в мире,
самые высокооплачиваемые дураки в мире...
- Сон нейдёт, когда Мамон гнетёт, - ехидно проблеял противный голос в черепушке.
И тотчас вспомнились годы прощания с молодостью, когда руководство КГБ вернуло его с планеты Восточный Ахтунг на Дурдонис, где в тот год началась Великая Смута. Во всех городах и сёлах у пустых магазинов толпились нервозные очереди, и продукты, как в фашистскую блокаду, выдавали по карточкам. Месяц-другой он болтался в кадровом резерве КГБ, получая пособие в триста шуршиков, которые, кроме, как на хлеб да кефир, обменять было не на что.
Когда никому не известный дотоле университетский препод Антоний Босчак неожиданно сделался отцом ленинбургской демократии, и мутная электоральная волна вознесла его в мэры голодного бандитского Ленинбурга, "Контора Глубокого Бурения" не растерялась и поспешила внедрить Путтипута в мэрское окружение. Операции присвоили кодовое название "Смольный" и поставили цель: вовлечь мэра в коррупцию, нагрести на него компромат, чтобы шантажом, под угрозой дискредитации, морально подавить и превратить в гэбэшную марионетку. "Наживками на крючках" чекистам во все времена служили слабости, свойственные большинству смертных - сребролюбие, корыстолюбие, мамзелелюбие. Задачей Путтипута было вляпать Босчака в махинации с жильём, аферы с коммерческой недвижимостью, лицензиями, в разворовывание городского бюджета, выпачкать в коррупционных схемах экспортно-бартерных операций, повязать долей в тотальном взяткоимстве, в делёжке нелегальных доходов от криминальных и полукриминальных компаний, подпольных гостиниц, бордельных саун и казино.
Сейчас в памяти высветился дымный интерьер питейного заведения с рыжими велюровыми шторами на окнах и вонючим прокуреным бордовым гипюром на стенах. "Это в Павловске у Серёги Цайтгута? - мерекнул Путтипут. - Нет... это ресторан "Луна"...
В подобные ресторанчики он ещё мог приходить инкогнито, потому как его портрет, в отличие от портрета мэра, не был публичным. Сидя тогда за рюмкой чая в ожидании "клиента", Путтипут кумекал о мэре - Антонии Босчаке, который ещё вчера на кафедре рукой водил над тремя с половиной преподами, а сегодня на его демократическую головушку свалился сложнейший хозяйственный организм многомиллионного города, и у "народного" мэра было "ноль" представления, как этой махиной управлять. В "Конторе" ехидничали: "Когда в руки гуманоида падает немерено власти, и он не знает, что с ней делать, он употребит её на одни только личные вопросы".
Теперь мэр постоянно находился в отъезде - либо в столице, при дворе Алканавта Ёлкина, либо за рубежом - ему, на расстоянии от пяти миллионов проблем было легче жить, поэтому всю власть в Ленинбурге Путтипут держал в своих руках. Все важные бумаги проходили только через него, но подписи на них он вынуждал ставить других замов. Для этого он подтянул из "Конторы Глубокого Бурения" своих тихих собратьев. От разгула мутных волн демократии "Контора" затрещала по швам, а после провала эмвэдэшно-гэбэшно-цэбэшно-генштабо-капээсэсно-профсоюзного путча, она посыпалась, и Путтипут спасал "своих", пристраивая их на тёплые места во всевозможных муниципальных столоначальствах.
"Луна"... - вспомнил далёкие деньки Путтипут. - В этом шалмане я проводил деловые встречи, отжимая, как Робин Гуд, у богатых, чтобы раздать "бедным" - в смысле - себе, Босчаку, Лёше Зиллеру, и так - мелочишку на молочишко остальной "зондеркоманде" - Пудрину, Чесину, Топтыгину, Трефу - молодым шмеккерам, шустрившим в приёмной.
Тогда в "Луне", ожидая подхода "клиента", который, как следовало из гэбэшного досье, служил при синагоге "обрезателем лишнего" на причинном месте у богопослушных иудеев, а теперь пожелал получить лицензию на поставку из Святой земли оружия для ленинбургских ментов, Путтипут кумекал о ловле рыбки в мутной воде и о всяком-разном. О том, например, кому на Дурдонисе жить хорошо. Раньше, вот, лохмато жили партийные бонзы, чваны и продажные менты. Теперь, вот, лохмаче всех зажили грёбаные кооператоры, которых Меченый - предшественник Алканавта Ёлкина - отпустил на экономическую волю. Остальные же лохи уже не жили, а существовали, перемещаясь на лоховозах от жилища до подёнщины, от подёнщины до жилища, стараясь не откинуть копыта в условиях наступившей "свободы умирать с голоду". Ещё Путтипут мерекал о решительных гуманоидах, создававших разрешённые теперь, так называемые, "охранные" предприятия - в основном легализованные вооружённые банды, крышуемые продажными ментами, противостоящими беззащитному простонародью. Эти решительно забирали под себя не "периметры с проволокой", а собственность внутри периметров - от бензоколонки до овощебазы, от нефтебазы до морского грузового порта. Не колеблясь, они пускали в отстрел любого, кто мешал забрать бывшее "народное" добро, оказавшееся вдруг так "плохо лежащим".
- Здгавствуйте, Вадим Вадимыч! - приветствовал Путтипута подошедший клиент. - Я Фгейдзон. Ви меня таки уже не забыли?
Разумеется, Путтипут Фрейдзона не забыл. В том, или позатом году в этом же шалмане этому самому Фрейдзону Путтипут калякал на салфетке цену своей разрешительной подписи:
$10═000
Сумма была нехилая - в те годы в любой из дурдонских столиц на неё можно было купить не самую убитую хату, причём даже не на самой окраине. "Фгейдзон и пагтнёгы" за подпись Путтипута тогда безропотно заплатили. А куда им нахрен было деться?!
Путтипут был гуманоидом чрезвычайно осмотрительным, если не сказать - хитромудрым. Профессионально ведая, как спецслужбы метят невидимой краской купюры для поимки на взятке, Путтипут сам деньги ни у кого из рук не брал. Для приёма чёрного нала он подставлял своего кассира Лёшу Зиллера, обещая "клиентам":
- Зиллер всё оформит.
"Забудешь вас, жиндарьянов, как же! - хмыкнул про себя Путтипут. - Просил у вас за свою подпись, кроме десятки "зелени", ещё и долю - всего-то, сцуко, 15% в вашем, сцуко, бизнесе. Так вы, сцуко, торговались так, что чуть не удавились. Жадные сволочи! Мне долю опустили до 4-х, сцуко, процентов. Ну, я всё ж таки влез, сцуко, к вам в долю, в ваш грёбаный "SovEx"".
- Мы с вами не только старые знакомые, - ухмыльнулся Путтипут. - Я же ваш миноритарный партнёр.
Вспомнив заодно основную "специальность" Фрейдзона, он пошутил:
- Я помню: вы же ведь ещё, этот, как его?... "пенис-чик-чик", в смысле - "кончик-чик-чирик-чик". Вы - шмуль?
- Таки я моэль. Моэль иудейской общины. Совегшаю гитуальное обгезание младенцам и взгослым.
