- А он? - спросила графинюшка.
- То ли не понял, что у меня на уме, то ли своих проблем у него, без меня, хватало. Поглядел мне в глаза, решая, видать, про себя, как быть. Молча, отвернулся и ушёл. А я потом ещё года четыре в себя придти не могла. Картина эта перед глазами - а в душе слёзы: вот он - МОЙ, нашёлся! Да, видать, не мне суженый. Если б только можно было вернуться в тот день!..
- Что изменилось бы?!
- Я бы на том рынке попросила выслушать, призналась бы ему, что со мной творится, пошла бы за ним следом... Или... это я теперь такая "умная"?
"Э-э... - отметил про себя Гриша, - да тут не код, записанный в подсознание, тут круче - взрывчатка в мозгах! Девушкология постулировала, что девушки падки, прежде всего, на знаменитость. Во-вторых, на богатство; в-третьих, на брутальный голос и крепкий торс; в-четвёртых, на какой-нибудь талант; в-пятых, на интеллект. А всё не так!"
Собеседница графинюшки подытожила:
- Когда происходит попадание в физиотип, успокоить может только подчинение императиву Природы...
- Не честь?! Не совесть?! - всерьёз возразила Анна Фёдоровна.
Тут дёрнулась Тася и прошипела Грише в ухо:
- Заумные сс...! Они мне надоели!
Она оглянулась, убеждаясь, что в хвосте автобуса есть пара-тройка свободных мест, поднялась и скомандовала:
- Пошли!
Гриша не двинулся. Почему он должен безропотно ей повиноваться?! Почему она от него этого ждёт?! Он отрицательно мотнул головой. Она стала протискиваться между его коленями и спинкой впередистоящего сидения, с лицом, окаменелым от злости. А он вспомнил, что видел уже это каменное выражение её лица в Новый год - в самый первый момент, когда только вошёл, и со всеми здоровался. Но тогда самое первое и неприятное впечатление вмиг потонуло в "Песнярах" и "Самоцветах" из телевизора, в конфетти из хлопушек, бенгальских огнях, ароматах живой ёлки и духов, а ещё - в ароматах завитых и уложенных волос, ароматах шей и подмышек валооких гурий, и в массе прочей праздничной мишуры. Как же он мог это каменное выражение её физиономии забыть?! А сейчас... мы ведь не ссорились! Никто ни с кем не ссорился. Просто я не должен подчиняться её командам. Но она отсела. "Она не со мной!" Гриша обернулся. Тася сделала вид, что намерена спать. "Она не со мной!"
Гриша мысленно перенёсся в исходную точку - в утро Первого января. "Что это было? - спросил он себя. И ответил: - Механический процесс возвратно-поступательных движений челночно-поршневого типа... зимней ночью, часа в три. А что было до ЭТОГО?! Девушкология, АУ-У! Первый взгляд, был? - Нет. Вспышка, была? - Нет. Знакомство, было? - НЕТ! Общение, было? - Никакого! Сближение, было? - Нет! Нет! Любовь? - ОТКУДА?! НЕТ! А что, было-то?! Пьянка? - Да. Троение в глазах? - Да. И "беспорядочные связи", как это называла школьная директриса? - ДА. Бобрик называет это - "факнулись". Кто она мне? Возлюбленная? - НЕТ! Бобрик таких своих "беспорядочных связных" называет трали-валями, кобылками, матрёшками, факушками..."
Вернувшись вечером в город, Гриша и Тася, не разговаривая, спустились в метро и без прощаний разошлись по разным вагонам.
23. Французский поцелуй
Грозовой шквалистый ветер из-под низких чёрных туч обрушивается на гуманоидариум. Сверкает молния и раздаётся такой силы удар грома, что на всех этажах подпрыгивают полы. Мордастый аллирог разгибает здоровенный кулачище и грозит пальчиком нам, пленникам:
- Пятая, вы, колонна! Это на вас гневается дурдонский государь!
- Госудагство - это холодное чудовище! - замечает товарищ Нинель. И добавляет: - Так говогил товагищ Кагла-Магла!
От тёмного угла за умывальником отрывается тень, шагает в центр палаты, прыгает к окну и орёт так, что слышно за километр и на улице:
- МАТЕРИ! ПРЯЧЬТЕ СВОИХ ДЕТЕЙ, ЕДВА ЗАВИДИТЕ ГОСУДАРСТВО! ДЕВУШКИ, ПРЯЧЬТЕ ЮНОШЕЙ В ПЕЩЕРЫ, ЕДВА ПОКАЖЕТСЯ ГОСУДАРСТВО!
И все узнают тень, это - Председатель Земного Шара. А он скандирует в окно:
- СВОБОДА ПРИХОДИТ НАГАЯ,
БРОСАЯ НА СЕРДЦЕ ЦВЕТЫ,
И МЫ, С НЕЮ В НОГУ ШАГАЯ,
БЕСЕДУЕМ С НЕБОМ НА ТЫ...
Не успел он это произнести, как появилась Она! Её сразу все увидели - совершенно нагую, светозарную и прекрасную, с охапкой крупных нежно-алых махровых тюльпанов.
- Свобода... - восхищённо прошептал изумлённый Председатель Земного Шара.
Да! Мы все её тоже узнали, - она же нам всем была родная и ВОЖДЕЛЕННАЯ! И все потянули к ней руки.
- СВОБОДА! - завопили мы, пленники. - СВОБОДА!!
Она повернулась ко всем спиной - изумительно красивой спиной цвета слоновой кости. И высоко, через голову, резко - традиционным жестом невесты - бросила нам тюльпаны, охапку вразлёт. И каждый поймал по цветку - и Председатель, и Даня-Дандан, и Папа Хэм, и все-все, и Курочка, и товарищ Нинель, и я, и даже мумия Ватсьяяны Малланаги.
Дверь палаты открывается, и аллироги вкатывают неподвижного Дельфийского Оракула. За каталкой следует доктор Лектор в сопровождении старшей сестры и миловидной Ады. И видят нашу Вожделенную Свободу. А она хватает первую попавшуюся простыню, взмахивает ею, как знаменем, и взлетает на подоконник. И снова, будто над баррикадой, взмахивает знаменем и легко проходит сквозь стальную сетку, двойную решётку и стеклопакет.
- СВОБОДА!!! - орём мы, пленники.
- Полечу за моей сестрой, - сообщает Свобода.
- Ктоо-кто-кто она?! - спрашивает Курочка Ряба.
- Узнаете.
- Какая она?! - спрашиваем мы с товарищ-Нинелем.
- Увидите. Мы вернёмся вместе...
Она снова взмахивает знаменем-простынёй и растворяется в грозовом вихре. Небо за окном вспыхивает от молнии, раздаётся страшный громовой удар.
Резидент Миллер взбирается на подоконник, до колен спускает пижамные штаны и бесстрашно выставляет свой двуглавый навстречу буре.
Доктор Лектор пытается установить с ним диалог:
- Зачем вы выставили свои пенисы в окно?!
Но Генри ему не отвечает, а орёт чёрной туче:
- E-E-EY! YA KLADU NA TEBYA IH OBA!
- Что происходит?! - возмущается доктор.
- Поо-поо-политическая демонстрация! - горделиво заявляет ему Курочка.
Все пленные инопланетяне следуют примеру Генри, спускают пижамные штаны вместе с исподним, запрыгивают на подоконники, а кому не хватило места - на столы и табуретки.
Доктор сплёвывает и ворчит:
- Дурдонский бунт, бессмысленный и бес...
- ...беспоо-поо... беспорточный! - поддерживает Курочка.
Из солидарности с моими товарищами я тоже запрыгиваю на подоконник и освобождаю от пижам Лучшего Друга, чтобы устремить его в открытое окно навстречу зловещей грозовой туче, олицетворяющей сейчас всё дурдонское зло.
Доктор Лектор топает ногами и орёт:
- ИМЕНЕМ ВЕРХОВНОГО МЕРКАДЕРА, ПРЕКРАТИТЬ!!
И тут он видит моего Лучшего Друга, уже дотянувшегося до тучи и готового, вот-вот, вспороть её. Доктор падает в обморок. Старшая сестра нащупывает в кармане балахона флакон нашатыря, но заворожённая зрелищем, брызгает раствор аммиака доктору в рот, а не в нос. И Ада тоже загипнотизирована.
Только Трёхфаллый притворно морщится:
- Да кого сейчас удивишь двадцатиметровым?!
- А ты не завидуй!! - обрывает его старшая сестра.
Небо над нами взрывается громом вновь, акустическая волна сбрасывает резидента с подоконника, и он едва спасается от чудовищной огненной змеи в триллиард киловольт. И этот поцелуй Неба достаётся не Генри, а моему Лучшему Другу. Само собой, мы с ним вместе падаем. И я не ощущаю боли! Не чувствую НИ-ЧИ-ВО. Зато вижу движущиеся скелеты пленных инопланетян - моих собратьев по гуманоидариму. И вижу скелет доктора Лектора. И скелет старшей сестры, и широкие кости таза самки-аллирога Ады. И скелеты мордастых аллирогов. И отчётливо вижу их внутренности, и всё содержимое их желудков...
