– Мы имеем дело с вполне взрослой женщиной, но какого она была возраста, мне сложно определить, – проговорил патологоанатом, склонившись над телом. – Взять, к примеру, этот её приметный шрам – я совершенно убеждён, что ей не проводилось никакого лечения по этому поводу. Речь идёт о давних и весьма значительных повреждениях тканей. Возможно, это был химический ожог.

Последнее предположение он высказал в задумчивости, по всей видимости, размышляя над особенностями этой травмы.

– Трансплантацию кожи не проводили, и к тому же, когда это случилось, она, должно быть, испытывала ужасную боль.

Луиза кивнула. Она сразу же подумала именно об этом.

– Кроме того, у неё есть старый шрам возле пупка – его она вполне могла заработать ещё в детстве, а ещё она в какой-то момент получила перелом костей предплечья на левой руке, также оставшийся без надлежащего медицинского внимания.

Судебный медэксперт поднял на них глаза и вынес своё первое заключение:

– Всё это подсказывает мне, что всю свою жизнь она не испытывала настоящей заботы и жила практически в полной изоляции.

Луиза пригляделась к подошвам ног женщины. Выглядели они так, будто та не носила обуви. И уже довольно давно, подумала следователь, разглядывая изуродованные ступни и многочисленные ранки на лодыжках.

Флемминг снова обратил взгляд на мёртвое тело и в молчании продолжил вскрытие. Через некоторое время он констатировал, что при падении с утёса покойная сломала семь рёбер на левой стороне тела.

– В полости левого лёгкого остаётся два с половиной литра крови, – сообщил он, не поднимая взгляда. – И лёгкое спалось.

Луиза достала диктофон и пристроила его так, чтобы по мере осмотра Ларсеном тела погибшей женщины записать на это устройство его подробный комментарий. По ходу дела Осе, которая затем должна была собрать и отвезти материалы вскрытия на изучение в Центр судебно-технических экспертиз, делала фотоснимки. К тому же на судебно-генетическую экспертизу отправятся образцы тканей, которые по мере работы сохранял Флемминг.

Под конец патологоанатом сполоснул внутренние органы и внимательно осмотрел их, а затем выпрямился и сообщил Осе, что закончил.

– Если не считать сломанных рёбер и крови в полости лёгкого, никаких признаков насильственной смерти не обнаружено, – заключил он, стаскивая плотно сидевшие на руках перчатки. Выкинув их в мусорный контейнер, судебный эксперт добавил: – Прямо сейчас мой вердикт таков: она умерла в результате внутренних кровотечений.

Задумавшись, он некоторое время помолчал с отсутствующим видом, а потом добавил:

– А вот ещё кое-что – возможно, это вас заинтересует: незадолго до смерти эта женщина имела половое сношение.

Рик посмотрела на Ларсена с недоумением.

– Я основываюсь на том, что у неё во влагалище и на коже ног возле входа в него содержатся следы семени, – пояснил тот, – но мне, разумеется, необходимо подождать подтверждения этого, поэтому, чтобы утверждать это с уверенностью, я должен дождаться результатов анализов. А это вполне может растянуться на неделю.

Луиза кивнула. Такое было вполне возможно в том случае, когда больше ничто не давало оснований предполагать, что причиной смерти явилось преступление. Рик снова встала, подошла поближе к столу и вгляделась в обезображенное лицо женщины.

– Если я прав, это может означать, что она вовсе не была такой уж одинокой, – сказал Флемминг, набирая номер технических экспертов, чтобы сообщить им, что он закончил свою часть работы.

– Но всё же достаточно одинокой, раз никто не удосужился объявить её в розыск, хотя она уже неделю как умерла, – заметила Луиза.

Она подождала, пока Осе упакует своё оборудование, после чего они попрощались с Ларсеном, устроившимся в углу за компьютером, чтобы надиктовать для отчёта все подробности вскрытия: вес женщины, размеры её органов и выявленные повреждения.

Кивнув на прощание медицинским лабораторным техникам, которым предстояло снова зашить тело перед тем, как его отвезут назад в холодильник, в подвал, Осе и Луиза покинули помещение для вскрытия.

– К тому времени, как я ушла из Института судебной медицины, никакой Эйк Нордстрём там так и не появился! – выпалила Луиза, когда Рагнер Рёнхольт снял трубку. – Уж не знаю, как у вас там принято, но ведь судебный медэксперт просто зря тратит своё время, если представители полиции не являются к началу вскрытия. Из-за этого ему пришлось повторять мне с самого начала, что обнаружилось при наружном осмотре тела.

– Ах ты чёрт! – проворчал Рёнхольт. – Не пришёл, значит?

– Во всяком случае, туда, где были все мы, не пришёл, – ответила Луиза и добавила, что сейчас приедет назад.

– Подожди секунду, – попросил её начальник. – Побудь там ещё чуть-чуть, пока я тебе не перезвоню.

Когда он отключился, Рик в ожидании его звонка спустилась по лестнице к выходу и немножко постояла там. В конце концов она потеряла терпение, вышла на улицу и двинулась через дорогу к служебной машине.

Не успела Луиза устроиться на сиденье, как на дисплее её мобильника замигало имя Рёнхольта.

– Ты уехала уже, что ли?

– Собираюсь, – ответила женщина тоном, в котором сквозило раздражение из-за того, что шеф заставил её терять время в ожидании.

– Не в службу, а в дружбу, забери, пожалуйста, Эйка из «Дома Уллы» в районе Сюдхавнен, – попросил Рагнер. – Похоже, он никак не войдёт в рабочий ритм после отпуска.

Луиза вздохнула и попросила начальника продиктовать адрес. На рёнхольтовское «спасибо» она в раздражении не отозвалась, сосредоточенно набирая в навигаторе название улицы в Сюдхавнене.

Дом 67. Рик никак не могла найти нужную парадную: между домами 65 и 69 располагалась обшарпанная гостиничка с ржавой решёткой перед запертой дверью.

Она уже двинулась было назад к автомобилю, как к поребрику подкатил фургон с пивом, который громко забибикал. Обернувшись, Луиза увидела, как водитель, который уже выскочил из кабины, готовится откинуть широкий задний борт грузовичка.

Она могла бы поклясться, что кабак с облезлой рекламой «Карлсберга» в окне уже много лет как закрылся, но тут в дверях показалась приземистая и плотная мадам с чёрными, как уголь, буклями, которая принялась возиться с двумя навесными замками, пытаясь открыть ржавую решётку.

– Извините, – попытала счастья Луиза, когда даме удалось их снять. – Не подскажете, в дом шестьдесят семь вход не со двора?

Мадам отбуксировала решётку внутрь помещения, и, поскольку грузчики уже начали затаскивать внутрь ящики с пивом, отступила в сторону.

– Это и есть дом шестьдесят семь, – ответила она, и из-за её спины повеяло печальным ароматом сигаретного дыма и пивных опивков.

– Мне нужно забрать Эйка Нордстрёма, он дома у Уллы. Вы её не знаете? – продолжила расспросы следователь.

Пожилая брюнетка присмотрелась к Луизе повнимательнее, а потом кивком указала на помещение позади себя.

– Я и есть Улла. «Дом Уллы» – это мой паб, и ваш Эйк там, в зале.

Грузчики уже забирали пустые бочонки из-под пива, когда хозяйка паба проводила сотрудницу в глубину зала, где у стены стояли два игровых автомата.

Палас на полу так и лип к подошвам, и повсюду стояли полные окурков пепельницы. Улла занялась уборкой после задержавшихся вчера допоздна посетителей.

Он лежал на четырёх поставленных в ряд у стенки стульях, и сверху его кто-то накрыл куцым флисовым пледиком. Спал с открытым ртом, слегка похрапывая, и его отросшие сальные волосы закрывали ему лоб и даже спадали на нос.

– Эй, приятель, за тобой пришли! – окликнула его Улла и, ухватившись за полу чёрной кожаной косухи полицейского, принялась его тормошить.

Проклиная Рёнхольта, Луиза сделала пару шагов к двери.

– Ладно, забудем, – сказала она и развернулась к выходу, но тут хозяйка паба остановила её:

– Дай ему пару минут, он быстро соберётся.