Он входит с каждым разом всё глубже и сильнее вжимает в кровать.

Я отворачиваю голову от чуть ли не идеального тела Дофламинго (а, нет, оно идеально) и пытаюсь не захныкать от досады. Черт его побери.

Сделав последний толчок, он кончает, как всегда внутрь. Джокер напряженно и часто дышит, как и я.

— То, что я могу залететь, тебя не беспокоит? — слетает с моего языка.

Он смеется. Его смех заполняет всю комнату. Вероятно, Дофламинго находит меня забавной.

— Меня беспокоит только то, что ты совершенно не усваиваешь уроки.

Дофламинго развязывает веревки, сковывающие мои руки всё это время. Его член еще ощущается внутри. Он совершенно не спешит выходить или заканчивать.

— Я сделала то, что ты просил, разве нет?

Тело паренька стоит перед моими глазами. Весь в крови. Его глаза пусты и полны болью одновременно. Изо рта течет кровь и хрипы. Хрипы, хрипы, хрипы. Всё заполняется ими. Каждая пустота превращается в хрип. А затем бульканье. И тишина. Мертвая. Как и он.

Видение остужает меня.

— Да, но совершенно не так, как я хотел, — он ухмыляется, касается моей щеки и хватает за подбородок. — Думаешь, я забыл, как ты смотрела на мальчишку?

Напрягшись, я защищаюсь:

— Я хотела, что бы это всё закончилось как можно быстрее, и он уловил моё желание. В отличие от кое-кого, — ох, ну и зря ты это сказала. — Хочешь представление? Сделай его сам.

Глаза Джокера сузились. Но лицо осталось расслабленным.

Он опускается к моему животу и целует низ, лижет пупок. Мурашки волной прошлись по моему телу. Я ожидала чего-то грубее, а не настолько приятного жеста.

Прикусывает кожу, но сиюминутно зализывает укус. Словно зверь, играющий с добычей, который еще не решил, что с ней делать.

Рукой хватает за бедро, сжимая. Проводит языком по животу вверх к ложбинке между грудями, по шее и останавливаясь возле губ. Его глаза смотрят прямо на меня. Другая рука ложится на низ живота.

Он оставляет недавнюю тему и возвращается к моему старому вопросу, поскольку говорит:

— Если из этого чрева появится мой ребенок — я собственноручно убью его.

— Нет, — я шокировано смотрю на него.

Он продолжает, и холод сквозит в его словах:

— Да. Мой отец предал меня, мой брат предал меня, даже моя мать предала меня, покинув. Я не жду от дитя ничего кроме предательства, — он сильнее надавливает на живот. — Семья не предаёт. Моя истинная семья — пираты Донкихота.

На моих глазах появляются слёзы.

Монстр.

Господи, не дай мне забеременеть от такого монстра. Молю.

Он наклоняется к самым губам и кусает их. Дофламинго нарочно не реагирует на мои слезы.

— Ты моя семья, Бриз? — он шепчет, а я слышу угрозу.

— Я, — всхлип разрывает меня.

Я ничтожна. Я никогда бы не смогла пойти против Дофламинго, как бы ненавидела все его дела. Ненавидеть его дела, не значит ненавидеть Дофламинго.

— Я…

Слезы снова не дают мне сказать.

Руками я зарываюсь в короткую шевелюру Джокера. Притягиваю Дофламинго ближе и касаюсь его тела своим.

— Ты, — я облизываю губы и смотрю в его глаза. — Ты моя семья, Дофламинго. И всю мою жизнь был ей. Никто кроме тебя.

Наклоняясь, он целует меня, языком проводя по моему, кусая и посасывая губы. Стон вырывается из моей груди, когда Дофламинго делает резкий толчок.

Я провожу рукой по его волосам.

— Никто кроме тебя не заботился обо мне. Я никогда не смогу предать тебя.

Он проводит рукой по моему лицу, пальцами останавливаясь на моих губах. Я кусаю их.

— Хорошая девочка, — улыбается. — Ты что-то говорила о том, что я не понимаю твоих желаний?

Дофламинго поднимается и, потянув меня за собой, усаживает на огромной кровати, что и для роста Джокера просторна.

Он наклоняется к моему уху и шепчет:

— Ты будешь удовлетворена, — он облизывает мочку уха и продолжает: — Вдвойне.

Я снова возбуждаюсь. Звучит как приговор. Приговор-поощрение. Посмотрев за его спину, обнаруживаю, что Дофламинго создаёт клона из нитей.

Матерь божья.

Это то, о чем я думаю?

Я моментально становлюсь влажной между ног. Что не ускользает от внимания Джокера.

— Тебя возбуждает уже одна мысль, что тебя будут иметь двое?

Я сжимаю мышцами влагалища его член внутри, после чего слышу рык Дофламинго и отвечаю:

— Двое Дофламинго, — я смотрю в его глаза, — двое восхитительных мужчин, — я обнимаю его шею руками и глубже насаживаюсь на член, — двое охренительных любовников, — провожу ногтями по спине Джокера. — Я становлюсь влажной лишь об одной мысли о тебе. А от мысли, что меня будут иметь легендарный Донкихот Дофламинго вместе с копией Донкихота Дофламинго, я просто взрываюсь внизу, а моё тело жаждет прикосновений и его члена. Членов.

Он хищно улыбается и, смеясь, произносит:

— Ненасытная…

Я прерываю его поцелуем. Страстно и яростно переплетая языки. Резко прекратив, Дофламинго вышел из меня и отошел.

Не понимая, что к чему я осталась сидеть на кровати. Клон из ниток стоял рядом, наблюдая за мной.

Точная копия.

Точнее не куда.

Еще один Донкихот.

========== IV. ==========

Их движения сводили меня с ума. Они то двигались в едином темпе, то переходили в рваный. Мои ноги еле держали меня даже на коленях.

Придерживая меня за талию, Донкихот входил всё глубже и глубже сзади. Держа меня за голову, Донкихот-Два насаживал мой рот на свой член спереди.

Единый темп. Движения.

Головокружительно.

Они разрывали меня внутри. Боже, они казались огромными, гигантами по сравнению со мной, которые могут просто разорвать, не то, что раздавить.

Из глаз брызнули слезы от того, как сильно двигался сзади меня Дофламинго-Два.

Но я всё равно двигалась им навстречу. Всё равно впивалась ногтями в плечи Дофламинго. И стонала его имя. Глядя на его довольную усмешку, понимала, что всё делаю правильно.

Тревога билась в груди рядом с умиротворением. Мысли возвращались назад к мертвому предателю, к Трафальгару. Что-то было не так с ним.

Выводя пальцем невидимые рисунки, я тихо спросила Дофламинго:

— Ты, правда, сделаешь Трафальгара Ло Коразоном?

Он посмотрел на меня и сильнее сжал в объятиях.

— Сразу после наказания ты заводишь речь о других? — усмешка.

Не сдержав улыбки, я смотрю на него. Уставший, он определенно в последнее время выматывается быстрее. Из-за Кайдо и фабрики?

Запрыгивая на него, я, слегка смеясь, спросила:

— Это было наказанием? Мм, самое лучшее наказание в мире.

Руки на моих бедрах сжимаются, определенно останутся синяки.

— Мне плевать, что задумал этот мальчишка. Всё чего я хочу от него — это способность фрукта, — Дофламинго устало прикрыл глаза.

Сейчас глядя на него умиротворенного, невозможно было разглядеть тирана. Спустя мгновение после того как я легла сверху, Дофламинго прикрыл нас одеялом.

— И Бриз, — прошептал он.

— Мм? — только промычала я.

— Не пытайся влезть в эту историю, — он положил руки на мою талию и сжал. — Ты можешь знать всё об этой стране и обо всех делах с Кайдо и Смайл. Но в то прошлое не лезь, иначе я похороню тебя заживо в той тюрьме.

Я впервые проснулась по среди ночи и увидела спящего Дофламинго. Он был таким спокойным и красивым во сне. Вряд ли ему снились пони, бабочки и единороги. А ведь и правда, что ему снилось? Что снится «плохим парням»? Воспоминания? Он сторонится их, считая это кошмаром. И я не думаю, что Дофламинго снятся те же сны, что и мне: я, он и ребенок.

Это мой личный кошмар.

Спустя час бесполезного метания по кровати и тщетных попыток уснуть, я решаю прогуляться на балкон, что находился этажом выше. Да, мне достанется от Дофламинго, но я не хочу его ненароком разбудить.