— Какие же, например? — быстро поинтересовался виконт, внимательно наблюдая за тем, как Нази, перебросив через плечо длинные, обладающие каким-то невнятным, мышиным оттенком волосы, неторопливо принимается их переплетать. Молодому человеку категорически не нравилось то, что он наблюдал раз за разом уже не первый вечер кряду. Вот и сегодня за все время разговора Дарэм ни разу не посмотрела на него по-настоящему — взгляд серых с зеленцой глаз исправно останавливался на лице виконта, однако при этом создавалось впечатление, будто он все равно обращен куда-то «внутрь». А это служило лучшим показателем — женщина сосредоточенно думает о своем, поддерживая беседу скорее для порядка, нежели действительно желая что-то сказать. И так на протяжении пары недель.

— Например, позаботиться о себе, — не отрываясь от своего почти медитативного занятия, ответила Дарэм, с легкостью озвучив ту часть правды, которую смело можно было сделать достоянием гласности. — Тебе, как мне кажется, это должно быть очень близко, верно? Если чему-то меня общение с тобой и твоим отцом научило, так это тому, что каждый порядочный вампир заботится в первую очередь о своем благополучии, и уж затем — о других, да и то, если время останется. Вы ведь намерены сделать из меня порядочного вампира, не так ли, Герберт?

Тридцать третья минута только что закончилась, сменившись тридцать четвертой.

Младший фон Кролок склонил голову к плечу, рассматривая Нази, и та неожиданно поразилась, насколько сильно порой юноша жестами и мимикой походит на своего «приемного» отца.

— Ах, ну конечно, все мы абсолютнейшие эгоисты! — едко заметил он, коротко всплеснув руками и, перекинув длинные ноги через бортик своего саркофага, мягко соскочил на пол. — Именно по этой причине, разумеется, мы тратим столько времени, чтобы возиться с твоими проблемами, хотя могли бы проводить его с куда большей пользой, а главное — с куда большим удовольствием! Поэтому тебе создают практически идеальные условия для развития, и к твоим услугам весь наш опыт. Если хочешь знать, если бы сто лет назад отец обо мне так пекся, как о тебе сейчас…

— О да, — напевно протянула Дарэм, не без удовольствия наблюдая за, кажется, непритворным возмущением младшего фон Кролока, — главный акт потрясающей заботы твоего отца о моем благополучии мы все уже имели счастье наблюдать шесть недель тому назад. Что ж, Герберт, думаю, не совру, если скажу, что я осталась под громаднейшим впечатлением. Да и нынешние ваши хлопоты затеяны сугубо ради его прихоти, признай. Нам-то с тобой прекрасно известно — он всегда делает ровно то, что хочет, а наше единственное право и обязанность — покорно исполнять его волю.

Виконт, мгновенно успокоившись, остановился, некоторое время внимательно глядел на безмятежно улыбающуюся самыми уголками губ Дарэм, после чего медленно покачал головой.

— Вот смотрю я на тебя и не устаю поражаться. Сам не до конца верю, что говорю это, но временами ты кажешься довольно умной, — негромко произнес он. — Однако потом все возвращается на круги своя. Дура вы, милочка, вот что я вам скажу, и можете смело счесть это… да за что хотите.

— Аргументы закончились? — невинно поинтересовалась Нази. Слова виконта на мгновение кольнули ее, точно смазанная ядом булавка, однако женщина не позволила себе отвлечься.

— Если бы, Дарэм, если бы… — все с той же странно печальной интонацией отозвался Герберт. — Аргументы в подобных спорах у меня не иссякают никогда, скорее уж Дунай пересохнет, чем поток моего красноречия. Вот только тратить его на тебя после подобных замечаний мне лень. Если угодно, я брезгую.

Нази уже собралась было ответить, однако в этот момент ее обостренный слух уловил легкий, шелестящий шорох ткани в единственном пока еще закрытом гробу, принадлежавшем графу.

Итого Дарэм в этот раз насчитала тридцать девять минут, а это означало, что погрешность ее расчетов за неделю по старшему фон Кролоку продолжала колебаться в диапазоне от тридцати семи до сорока одного, а по младшему — от шестнадцати до двадцати.

— Доброй ночи, папА, — подчеркнуто сухо поздоровался Герберт, стоило только Их Сиятельству со всегдашней его величественной неторопливостью покинуть свое пристанище. Очевидно, молодой человек все еще старательно «обижался» на графа за вчерашнюю выволочку, и категорически не желал, чтобы фон Кролок об этом позабыл.

— Надеюсь, что так, — граф тихонько хмыкнул и, вежливо склонив голову, кивнул Дарэм. — Доброй ночи, Нази. У вас в самом разгаре очередное собрание? Кворум, я вижу, как всегда, был достигнут, так что мне осталось лишь спросить… — сделав небольшую паузу, граф внимательно осмотрел две трети своей немертвой общины, бросавшей друг на друга мрачные взгляды, и вкрадчиво осведомился: — Стоит ли мне знать о сути вашей беседы?

— Не стоит, — голоса Дарэм и Герберта раздались одновременно и прозвучали настолько синхронно, что фон Кролок усмехнулся.

— Что ж, хорошо, — сказал он, глядя при этом только на Дарэм, так что у нее, как всегда, сложилось неприятное впечатление, будто граф перебирает ее мысли, точно каталожные карточки в ящике собственной библиотеки. Впрочем, впечатление это было не более чем иллюзией, поскольку «считывать» вампирская телепатия способна была либо прямое невербальное обращение, либо наиболее яркие и несложные мысли, лежащие на самом виду. — В таком случае, быть может, нам всем стоит заняться чем-то более полезным, нежели беседы возле гроба? Фрау Дарэм, вы знаете порядок.

— Конечно, — согласилась Нази, которая за эти недели уже успела привыкнуть, что начинающийся с подсчетов вечер для нее неизменно продолжается в кабинете старшего фон Кролока.

Вежливо улыбнувшись, она твердо оперлась на любезно предложенную графом руку, внутренне готовясь к пока еще не слишком приятному для нее перемещению прямо сквозь этажи. Терпение и самообладание. Чтобы быть вампиром, их, как оказалось, требовалось не меньше, чем для того, чтобы быть хорошим некромантом.

Еще одно наблюдение Дарэм, касательно немертвых, гласило — высшие вампиры прекрасно умеют скрывать свои эмоции. Особенно друг от друга.

*

С комфортом расположившись в кресле, которое напротив графского стола, похоже, поставили специально для нее, Нази задумчиво наблюдала за тем, как Их Сиятельство заполняет очередную страницу журнала. Впервые столкнувшись с необходимостью каждый вечер отчитываться перед старшим фон Кролоком о своем самочувствии, Дарэм была, откровенно говоря, не в восторге, однако со временем она все же сумела оценить практическую пользу подобных действий — опираясь на такие признаки, как уровень испытываемой Нази моральной и физической абстиненции, а также на то, сколько энергии ей пришлось затратить во время еженощных занятий, граф ухитрялся высчитывать допустимые периоды между выходами на охоту с довольно высокой точностью. Вот и сейчас, выслушав краткий отчет Дарэм, он аккуратно записывал все ее слова, одновременно с этим успевая просматривать страницы толстой, переплетенной в кожу тетради, в которой, как было известно Нази, содержались точно такие же заметки, касавшиеся вампирского детства его наследника — очевидно, сравнивал показатели.

Перьевая ручка в длинных пальцах двигалась с воистину потрясающей скоростью — куда там печатной машине — оставляя за собой вязь тонких, идеально ровных букв, однако Дарэм уже не в первый раз ловила себя на ощущении некой странности и какой-то «неправильности» всего процесса. Вот только ухватить, в чем именно эта неправильность заключалась, у нее в предыдущие разы никак не выходило. Однако сегодня, глядя на то, как рассинхронизированно порхают над поверхностью письменного стола руки высшего вампира, она, наконец, сумела поймать за хвост не дававшую ей покоя мысль.

— Да вы, Ваше Сиятельство, левша… — не удержавшись, тихонько протянула она, и фон Кролок бросил на нее внимательный, чуть насмешливый взгляд.

— Искренне надеюсь, что пустых речей о моей демонической сущности из-за этого открытия мне выслушивать не придется, — сказал он, вновь возвращаясь к прерванному занятию и, поскольку Дарэм, непонимающе нахмурившись, продолжала молчать, пояснил: — Неужели ваша Святая Инквизиция в подобных вопросах была куда демократичнее нашей? В этом мире, во времена расцвета очистительных костров, быть левшой само по себе означало быть пособником дьявола. Если ты заглянешь в средневековые трактаты по богословию, из числа тех, что стоят на дальних стеллажах нашей библиотеки, ты найдешь там прямые указания на то, что Дьявол и сам является левшой. Так что за преступное умение писать другой, по мнению инквизиторов, неугодной Господу рукой, в мое время заживо сжигали.