Волна тут бьющая в гранит,

Хвала торговле здесь великой,

Как песня чудная звучит.

Среди толпы вечерней праздной

Он главной площадью прошёл,

И, не замечен, в терем красный

Проник, и в горницу вошёл.

Там перед зеркалом хрустальным

Сидела Марья, бровь черня,

И пела голосом печальным,

Слова неспешно выводя:

'Судьба, закончи дни пустые

И отнеси в заветный край

За море, горы золотые,

Где мне начертан вечный рай!'

О нивах, реках полноводных,

И смехе детском, и любви,

О поединках благородных

Слова прекрасные текли...

Тут Поток к Марье подступился -

Она от страха поднялась.

Вскричать хотел, но вдруг смягчился -

Она слезами залилась:

'Уже не чаяла, любимый,

Тебя на свете увидать

И в заточении постылом

В тоске решила умирать!'

Марьяна к Потоку приникла,

Рукою белой обняла

И взглядом внутрь его проникла,

К столу тихонько повела:

'Не верь наветам, Поток славный,

Меня насильно привели,

Сюда из Киева коварно,

На этот мрачный край земли.

Ты забери меня отсюда,

Свободы здесь мне не видать,

С тобою счастлива я буду,

Детишек буду наживать!'

Большую чашу выставляет,

Сажает витязя за стол,

Вино в ту чашу наливает

И продолжает разговор.

Глядит влюбленными очами,

И хлеб и чашу подаёт,

И за елейными речами

Сама стоит, вино не пьёт.

'Ты не тревожься, все в отъезде:

И царь Иван, и двор его.

Мы убежим отсюда вместе,

Когда стемнеет. Пей вино!'

Вот Поток пьёт, да не пьянеет,

И пена у него из уст,

И тело быстро каменеет,

И витязь падает без чувств.

Ему погрезились походы,

Вращенье звёзд, снег по весне,

Неистребимая свобода,

Смерть, жизнь и крылья на спине.

Везде Марьяна там царила,

Золотовласа и стройна,

Любовью страстною дарила,

Поила счастьем допьяна.

А Марья хлопнула три раза,

Сказала: 'Вечных чёрных снов!

Эй, слуги! Выносите сразу

Его на поле валунов

И хорошенько закопайте! -

Она добавила, смеясь:

- Могилу лучше разровняйте

И возвращайтесь торопясь!'

И полуптицы-полулюди,

Явившись тут же во плоти,

Не удивившись той причуде,

Его на поле унесли.

Всё слуги сделали как нужно:

Несли во поле далеко

Живого праведного мужа,

Там закопали глубоко.

Закат пылал, как кровь на небе,

А облака, как след когтей,

Тянулись вдаль - земля свидетель

Тех горьких и проклятых дней!

Очнулся Поток - тьма сырая...

Рукой, ногой не шевельнуть,

Открыть глаза земля мешает,

Ни слова молвить, ни вздохнуть.

Он только стон исторг ужасный -

Так было горько умирать

Несчастной жертвою напрасной,

Жену проклятьем поминать.

Он было с жизнью распрощался,

Но вдруг услышал над собой,

Как будто кто-кто там топтался.

Раздался близко волчий вой.

И насыпь вся зашевелилась:

Могилу кто-то разрывал,

Земля комками покатилась

И в ухо кто-то зарычал.

Открылось вдруг ночное небо...

Над ним знакомый волк стоит,

Луна сквозь тучи смотрит слепо,

И в вышине звезда горит.

Зубами волк его хватает,

Рычит: 'Пришёл мне, витязь, срок, -

И из могилы вынимает, -

Вернуть за жизнь свою должок.

Меня нашёл орел огромный -

Ты спас его от смерти злой.

Увидел он сей край укромный,

Как ты в могилу лёг живой.

Меня огромный сом по морю

Пронёс, как ветер на спине,

Чтоб твоему помог я горю -

Как ты помог сому в волне'.

Яд разошЁлся, и поднялся

На ноги Поток Михаил

И с волком дружески обнялся,

Как мог его благодарил.

За разговором ночь пожухла,

Рассвету стала уступать,

В права свои вступило утро,

И волк собрался убегать.

Он напоследок заповедал:

За Марьей больше не ходить,

И пожелал в бою победы,

И до волос седых дожить.

Но только Поток не уймётся,

Он правду хочет соблюсти.

У града шумного он вьётся -

К ответу Марью привести.

Теперь его везде узнают,

Он и в ворота не войдёт,

Загонят в угол и поймают,

А Марья смерть ему найдёт.

Вот он оделся скоморохом:

Кафтан лоскутный, нос большой.

Шутом стал разным выпивохам,

И слух пошёл, что шут смешной.

Теперь не сила уж, а смётка

Могла помочь попасть к жене;

Сменились голос и походка,

Искрились шутки в певуне.

Шутом был Поток три недели

И стал кумиром бедноты,

И слуги Марьи захотели

Её отвлечь от скукоты.

Меч Поток взял, в тряпье закутав,

Пошёл смиренно во дворец,

И всех ужимками запутав,

Остался с Марьей наконец.

Она, прекраснее чем прежде,

Сидела тут среди палат:

В расшитой золотом одежде,

Улыбка, ярко-синий взгляд.

'Что мне споёшь, кудесник слова?' -

Спросила Марья у шута.

'Спою про мужа удалого

Кому отмщение - мечта!' -

Ответил Поток тряпки скинув.

В кольчуге звонкой он встаёт

И, меч над головою вскинув,

На птиц-людей ярясь идёт.

И рубит дьявольскую свору,

Куски во стороны летят,

По своему лишь приговору

Казнит кровавых паучат.

Кричит: 'Не сгинут христиане

От вашей злобы никогда,

Вы растворитесь в океане

Из чёрной крови без следа!'

'Не убивай их, Поток милый,

Ты - благородный человек.

Люблю тебя я с прежней силой,

Готова быть твоей навек.

Иди ко мне, в мои объятья,

По-христианскому прости,

Сними с меня наряды, платья

И нова счастье обрети!'

Марьяна вскинула ладони

И призвала его к себе,

Но витязь в яростной погоне

Не поддавался ворожбе.

Он разрубил чертей последних

И встал в хоромах весь в крови.

Сказал: 'Сполна хватило семилетних

Смертельных поисков любви.

В тебе краса есть, ум и чудо,

Ты всех прекрасней и милей.

Ты мироздания причуда,

Души истерзанной моей.

Тебе милей всего богатство

И власть над жалкими людьми.

Вся жизнь твоя есть святотатство,

Расправа с божьими детьми.

Я не сужу тебя за горе,

Что ты мне в жизни принесла,

Что нет детей, лишь ложь и хвори,

И к смерти ты всегда вела.

Твоя вина страшнее смерти,

Ты отвергаешь Бога свет,

Вокруг тебя волхвы и черти,

А христианам места нет.

Ведешь народ ты к преисподней

Дорогой жадности и лжи.

Но стану я рукой Господней,

Как достославные мужи!'

И Михаил как ангел грозно

К Марьяне быстро подступил,

Пока она рыдала слезно,

Мечём ей голову срубил.

Блеснул огонь, взметнулись тени,

Плеснул зловонной кровью труп,

А витязь рухнул на колени,

И меч упал из слабых рук.

И горько-горько он заплакал

И стал молиться и стенать,

И, хоть и не был он оракул,

Но знал, что нужно убегать.

Взял Поток факел, бросил в ткани,

Другой швырнул под дрань стропил,

Там загорелась как в вулкане:

Тела все маслом он облил.

В окно он выпрыгнул на крышу,

Вбежал в конюшню, взял коня:

Сшибая всех, погоню слыша,

Помчался прочь в клубах огня.

Иван Окульевич с дружиной

В воротах Потока нагнал,

Но тот, как тур неудержимый,

Их словно перья разметал.

Ивана он одним ударом

Рассёк от шеи до седла

И крикнул, видевшим всё, с жаром:

'Ему за подлые дела!'