– Нам повезло, что мама осталась ночевать у тёти Аллы, – подпираю плечом дверной косяк и складываю руки на груди, унимая дрожь. – Она вчера пять раз звонила и уже была на пороге квартиры тёти Аллы, когда я вовремя ей перезвонила.

– Зачем мне это слушать? Дай помыться, а? Так и будешь торчать здесь?

Ну а я о чём говорила?..

Вот оно – утро. Кто-то вчера рыдал мне в грудь и просил о помощи?.. Не-е-ет, не было такого!

– Ладно, – прикрываю за собой дверь, но не до конца, бросаю мимолётный взгляд на станки у раковины, упрекаю себя за дурные мысли и шагаю на кухню.

Вновь зарядил дождь и барабанит по стеклу, ветер гнёт деревья к земле, а море наверняка бушует. Так и стою у окна, сжимая в кулаке красную занавеску в белый горошек, и слушаю шум воды из ванной до тех пор, пока он не стихает.

Подхожу к холодильнику. Отрываю. Закрываю. Вновь открываю, достаю две банки клубничного йогурта и ставлю на стол. Включаю конфорку, ставлю чайник и считаю про себя пока не засвистит.

– Я не буду есть. – Полина появляется в кухне одетая в то, в чём обычно дома не ходит. – Сделай кофе. Пожалуйста.

– Хорошо, – отвечаю спустя паузу и пока вожусь с кофе, искоса поглядываю на сестру.

Офигенное чувство: один подросток пытается быть психологом для другого. Психологом, которому самому психолог не помешал бы.

Ставлю перед Полиной кружку с кофе, придвигаю сахарницу и забиваюсь в самый уголок кухонного диванчика.

– Ты идёшь в школу?

– Да я иду в школу! – выпаливает с вызовом, будто я уже ей запрет выдала.

Делает глоток из кружки, проводит ладонями по влажным волосам, складывает руки на столе и наконец, встречается со мной взглядом.

– Слушай… Лиза, – облизывает губы и замолкает.

Смотрю на неё, будто вижу впервые. Будто ещё вчера утром у меня была другая сестра, а теперь её заменила совершенно другая девушка. Разглядываю тонкие черты лица, курносый нос, как у мамы и аккуратные губки бантиком. Для чего-то подсчитываю количество серёжек в её ушах, включая проколотые хрящики и в общей сложности заключаю, что их восемь, девятой не хватает. Замираю взглядом на колечке в носу и ловлю себя на мысли, что очень хочется за него дёрнуть, просто от злости, но, разумеется, никогда этого не сделаю. Отмечаю, что сегодня на Полине никакой пёстрой одежды, наоборот, чёрные джинсы, тёмно-синяя толстовка с рисунком обезьяны лопающей жевательный пузырь, а на ногах уже зашнурованы кеды.

И даже не накрасилась ещё. Обычно ради этого дела моя сестра просыпается раньше остальных.

– Я иду в школу, – говорит, глядя на меня твёрдо, – и если что-то против имеешь, можешь оставить при себе.

– Вот как, – горько усмехаюсь, – то есть вчера ты…

– Я не хочу об этом говорить.

– Полин, вчера ты…

– Я не хочу говорить об этом, сказала же! – кричит, вскакивает на ноги, так что табурет заваливается на бок и смотрит злобно, поджимая губы.

– А я хочу, – отвечаю спокойно. – Хочу. Давай, Полина, мама будет дома очень скоро, и если не хочешь, чтобы и она подключилась к нашему разговору, советую тебе начинать говорить прямо сейчас.

– Сдашь меня? – злобно щурит глаза.

– Сдам? – вновь усмехаюсь, поднимаясь с дивана. Пожимаю плечами. – Почему бы и нет? Расскажу где и с кем ты вчера пропадала! Расскажу, сколько выпила! Расскажу, что какой-то урод трахнул тебя на полу ванной дома Светлаковых, а ты, Полина, делаешь вид, что ничего не произошло! Вообще ничего!

– А что ещё мне делать?! – пинает кедом табурет и тот отлетает в стену. Приближается ко мне и яростно шипит в лицо: – Ну? Скажи мне, умная, старшая сестра, что бы ты делала на моём месте? А-а-а-а… подожди, ну да, знаю: такая как ты никогда бы не оказалась на моём месте! О чём это я тут распинаюсь?!

– Стой, – хватаю её за локоть и разворачиваю к себе. Пытаюсь подобрать нужные слова, которые попросту закончились, остались только злость, отчаяние, обида! – Я помочь хочу!

– Так помоги: просто заткнись, Лиза – очень поможешь! Забудь, всё что видела. Дай мне жить дальше! Ничего не произошло, ясно?!

– Во что ты ввязалась?! – не отпускаю. – За что прощение у меня просила?

Выдёргивает руку, сжимает кулаки и смотрит на меня, как на заклятого врага, чёрт бы побрал эту Полину!

– Во что?! – и сама на крик срываюсь, слёзы душат.

– Не твоё дело.

– А чьё тогда? – хватаю её за плечи, заставляя смотреть мне в глаза. – Кому ещё ты можешь довериться, если не мне? Веронике?.. Пф… ей плевать на тебя! Ты же знаешь: я не сдам тебя родителям, но я должна знать, Полина! Я хочу и имею право, после всего, что вчера видела, знать, что происходит с моей сестрой! Я волнуюсь за тебя, дура! Просто скажи, во что ты вляпалась!

– Успокойся…

– Да я с ума схожу!

– Успокойся, Лиза!

Замолкаю. Не помню, когда в последний раз позволяла себе подобное. Я даже кричать забыла что такое.

– Ты таблетки пила? – ну вот и морщинка беспокойства между бровями Полины нарисовалась. Здоровье моё её всё ещё волнует, в отличие от мозга, который вот-вот взорвётся!

Успокаиваюсь, упираюсь спиной в дверку холодильника, сбрасывая на пол несколько магнитиков, и смотрю себе под ноги, выравнивая дыхание.

– Лиза?

– Пила, – отвечаю на заданный вопрос. – Знаешь же, что пила.

Молчит.

Слишком долго молчит. Слышу, как тикает секундная стрелка в настенных часах-вишенках. Слышу, как дождь бросает в стекло острые струи. Слышу, как барабанит в груди сердце и кровью обливается за эту идиотку.

– Это игра, – говорит наконец, со вздохом поражения опускаясь на другой табурет. – Игра, в которой я участвовала. Довольна?

Сложно понять, насколько здраво сейчас говорит моя сестра.

– Они организовали тайную игру. Выбирают себе жертву для прохождения пяти испытаний, каждое из которых контролируют судьи и решают насколько хорошо ты выполнила задание. А если… – встаёт, обнимает себя руками и подходит к окну, – если их что-то не устроило, то тур повторяется заново, с другим заданием, пока ты не оправдаешь надежды судей.

– Стой… – трясу головой и неуверенно посмеиваюсь. – О чём ты говоришь? Что это за бред, Полина?

– Теперь понимаешь, почему я не хотела тебе ничего рассказывать? – круто разворачивается ко мне, кривя губы в болезненной улыбке. – Разве такой, как ты понять?

– Я просто… – подхожу ближе, тщательно фильтруя слова. – То есть… ты хочешь сказать, что кто-то втянул тебя в какую-то безумную игру, где ты должна была выполнять чьи-то безумные команды?

– Выполнять задания – так это называется. Проболтаешься кому-нибудь, нажалуешься, сдашься, откажешься играть, сбежишь – поплатишься за это. Пройдёшь всё до конца – тебя оставят в покое и выполнят одно желание, любое, включая денежное. Игра тайная. Никто кроме организаторов и тех, кто её проходит о ней не знает. Да и знать не должен, это тайна. И как я уже сказала: развяжешь язык – тебе конец.

И тут я к своему ужасу понимаю, что в её голосе нет и капли иронии, насмешки или чего-то такого, что мне бы сейчас очень хотелось услышать. Моя сестра предельно серьёзна!

Вот же чёрт…

– Так. Подожди, – напрягаю извилины, хмуро глядя в её расслабленное лицо. – И… как давно…

– Месяц, – перебивает. – Мои пять туров длились месяц.

– И ты всё это время молчала?

– А должна была тебе, что ли сказать?

– Тогда почему сейчас сказала?

– Потому что всё уже закончилось!

– То есть теперь можно? – Трясу головой. Не хочу в это верить. Вспоминаю, как две недели назад отец забирал Полину из отделения полиции, и всеми силами избавляюсь от мысли, что те удары, которые она получила от папы, были получены из-за участия в какой-то там сумасшедшей игре.

– Кто… кто… – Слова не подбираются.

– Не могу сказать.

– Так ты знаешь?!

– Нет, то есть… да. И да, и нет. Блин, Лиза, всё сложно!

– Ага… – начинаю говорить сама с собой, делаю круг вокруг стола и вновь замираю напротив Полины. – Я правильно понимаю, что изнасилование было частью игры?