- Вот сейчас не понял, вы хотите, чтобы я бросил клинику?

Герман налил в заварник кипяток и сжал под прессом чайные листья.

- Нет, черт подери! Я еще в своем уме. Но это твоя жизнь. И… чтобы тебе было понятно – ты совершаешь ошибку. Это тебе кто угодно скажет. А приходится мне! Это вообще ненормально!

- Вы хотите об этом поговорить? – рассмеялся Герман.

Поставил перед великим и ужасным огромную «персональную» чашку с чаем, а со своей расположился в кресле.

- Да, хочу. Еще раз по порядку. Ты уже отказался? Или только планируешь отказаться?

- Отказался, Иван Александрович.

- Значит, есть альтернатива. Какая?

- Сначала женюсь и заведу наследника, - довольно заявил Герман. – Потом подумаю о диссертации. Дальше – посмотрим.

Великий и ужасный хмыкнул и отпил чаю, на некоторое время зависнув. Потом оклемался. Обычно этот процесс занимал у него секунд пятнадцать, не больше.

- Так, - выдохнул он. – Вот это уже серьезный разговор. Значит, решил? Баста?

- Решил.

- Вот же… Ну, поздравляю… Когда?

- Даты пока не назначали, но вам обещаю сообщить лично.

- Ты предложение-то уже сделал, светило?

- Мы с Юлькой живем вместе почти три года. Самой собой, что однажды поженимся.

- Ну да… - протянул Иван Александрович. – Нескородева или Цюрих… В Цюрихе бы тебе не пришлось за нее пахать. Вот же стрекоза!

- Я и здесь за нее не пашу. Посильная помощь будущей коллеге, - улыбнулся Герман.

Он знал, что Иван Александрович терпит Юльку в клинике только из-за него, но предпочитал делать вид, что не догадывается об этом.

- Ну, ну, - крякнул великий и ужасный, который тоже прекрасно понимал, что спорить с Липковичем о правильности его выбора в том, что касается Нескородевой, бесполезно. Но все же не выдержал и развил свою титаническую мысль: - Ну, ну.

- Ну… на том и порешим? – поинтересовался Герман и глянул на часы. – Сейчас Григораш явится. Выпишу его – и свободен, слышите? Звонить только в случае атомной войны.

- Да слышу, слышу! – буркнул великий и ужасный, отодвинув от себя все еще не пустую чашку. – Надеюсь, до войны не дойдет. В отпуск-то куда?

- Так я вам и сказал! – рассмеялся Липкович.

- Не боись, вертолет за тобой присылать не буду, - хохотнул Иван Александрович и, поднявшись, протянул Герману руку. – Ну… хорошо отдохнуть. И это… я рад, что ты остаешься, но ты все равно дурак.

- Спасибо на добром слове, - ответил Герман со смехом и пожал протянутую руку. – В следующий раз уеду от вас, обещаю.

- Я запомнил. Свадьба. Наследники. Диссертация. Раньше не отпущу. Сам напросился! – с этими словами великий и ужасный покинул кабинет Липковича.

Герман лениво потянулся и вернулся к бумагам. Доделал отчет, оформил выписку Григораша.

Снова думал о Юльке – когда она скажет ему. Эта чудачка, похоже, решила, что если он нейрохирург, то не догадывается ни о чем. Он улыбнулся и взглянул на ее фотографию на столе. Его устраивало, как все складывалось. К тридцати годам иметь профессию, работу, жену и ребенка. Жизнь удавалась, и потому можно было позволить себе верить, что будут впереди еще и Цюрих, и, может быть, предложения получше.

Липкович довел порядок на столе до идеального, и делать стало нечего.

- Ничего не изменилось? – набрал он Валеру.

- Ящик пива у меня в холодильнике. Рыбка на любой вкус. Заедешь за мной, или мне трамваем добираться?

- Заеду, все равно делать уже нечего. Пока доберусь, и ты освободишься.

- Давай. Если что, у меня 112 кабинет. Не заблудишься.

Герман громко рассмеялся, почти до слез.

- Даже если бы хотел, уверен, каждая медсестра вне зависимости от возраста с радостью проводила бы меня к тебе.

- Уймись, Липкович, по морде дам. А у нас роддом, не травма. Так что первую помощь не гарантирую.

- Ладно, ладно, я сегодня добрый.

- Оно и видно. Я через час освобожусь. Подъезжай.

Липкович добирался на другой конец города чуть дольше. Машину припарковал недалеко от входа и легко взбежал по крыльцу. Оглянувшись по сторонам, мимолетно улыбнулся нестройным рядам мамашек разной степени кондиции и уже двинулся в сторону означенного Валерой кабинета, когда в голове что-то тревожно звякнуло.

В ярко освещенном больничном коридоре, прикрыв глаза, сидела Юлька. На лице ее, сливавшемся с бледной стеной, на которую она откинула голову, выделялись лишь темные дуги бровей. И в какой-то момент все стало настолько очевидно, что в душе его похолодело – уж лучше бы не понимать. Черт его знает, сколько он простоял, глядя на нее и зная, что она его не видит. Может быть, несколько бесконечных минут. А может быть, и секунды. Ему показалось, что долго.

Потом Герман метнулся к ней, но не успел и рта раскрыть, как рядом нарисовалась медсестра из разряда «особенно сердобольных».

- Вот и молодец, что позвонила своему-то, - закудахтала она, но звуки ее голоса пролетали мимо него, - куда ж тебе в таком-то состоянии? Что-то тебя, милочка, совсем развезло…

Тут Юлька подняла глаза и увидела его. Герман зло усмехнулся, разглядев отразившийся в них ужас.

- Я такси вызвала, - негромко отозвалась она, по инерции отвечая неравнодушной тетке.

А он еле сдерживался, чтобы не разораться прямо здесь, в коридоре. Медсестра предусмотрительно ретировалась, когда он бросил на нее тяжелый взгляд.

- Отменишь, - проговорил Герман медленно и отчетливо. Крепко ухватил Юльку за руку и поднял со стула. – Поехали!

Ее глаза сверкнули. Руку выдернула. Она всегда так делала, когда готовилась нападать.

- Ты здесь откуда? – прошипела Нескородева. – Следил, что ли?

- Ты сейчас серьезно? – зло усмехнулся он в ответ.

- Как никогда. В любом случае, можешь начинать читать нотации. Я готова послушать. Все равно хреново.

- Поехали. Или здесь понравилось?

- Да какая разница где! Сегодня ты должен был явиться домой поздно ночью и пьяный. И утром ничего не заметил бы. А раз так, то пофигу!

- Мне не пофигу! – Герман снова подхватил ее под руку и потащил к выходу.

Дорогой до машины она молчала. Молчала в коридоре. На крыльце. Пока он открывал дверцу и усаживал ее. Как только он сел возле нее сам, она будто завелась. Взгляд снова вспыхнул, резко повернула голову, но от этого движения поморщилась. И сдавленно заговорила: