Юнкера закричали «ура» и бросились к броневику. Пришлось отойти.

В 7 часов утра во Владимирское юнкерское училище явился отряд солдат, матросов и красногвардейцев. Он потребовал от юнкеров сдачи оружия в двадцать минут. Юнкера ответили отказом. Через час, подготовившись, они попытались выступить, но были отбиты сильным огнем с угла Гребецкой и Большого проспекта.

Прежде всего задаемся целью выяснить, кто командует наступающими. Оказывается, начальника нет. Многие явились добровольно с винтовками на звук выстрелов, другие проходили мимо и приняли участие в перестрелке, часть прибыла из района. Назначаю командиром какого-то старого матроса с «Авроры» и рассыпаю цепь вдоль улицы, даю указание занять окна соседних домов. Наступления пока не вести, но и не давать юнкерам возможности ни на шаг продвинуться вперед. Попытки распространиться и занять плацдарм перед училищем юнкера, оказывается, уже делали, но неудачно. Натиск их был неуверен и крайне слаб. Сейчас они тоже пытались вылезти из-за угла, но сосредоточенным огнем цепи были отбиты.

Советские войска окружили училище и начали обстрел, вдоль здания взад и вперед двигались два бронированных автомобиля, ведя огонь из пулеметов. Юнкера по телефону просили помощи. Казаки ответили, что не решаются выступить, так как перед их казармой расположился сильный матросский отряд с двумя орудиями. Павловское училище было окружено. Большинство юнкеров-михайловцев сражалось на улицах…

В половине двенадцатого прибыли три полевых орудия. Юнкерам снова предложили сдаться, но вместо ответа они открыли стрельбу и убили двух советских делегатов, шедших под белым флагом.

Артиллерист дергает за спуск, и первый выстрел рокочет. Снаряд попадает прямо в окно, выворачивает раму и рвется в комнате. За первым выстрелом следует второй, третий. На узкой улице пушечная пальба кажется оглушительной. Окна большого многоэтажного дома со страшным звоном валятся на камни мостовой, из некоторых окон показываются бледные лица насмерть перепуганных обывателей, валятся цветочные горшки.

Между тем к артиллерийским выстрелам присоединяется ружейная и пулеметная трескотня. Угол училища уже сильно пострадал, юнкера из этой половины перебрались в противоположную сторону и во внутренние комнаты; стрельба с их стороны заметно сокращается. Даю распоряжение привезти из крепости второе орудие и поставить его с другого конца училища.

Началась настоящая бомбардировка. В стелах училища были пробиты огромные бреши. Юнкера отчаянно защищались; шумные волны красногвардейцев, шедших в атаку, разбивались ожесточенным огнем… Керенский по телефону отдал из Царского приказ не вступать ни в какие переговоры с Военно-революционным комитетом.

Советские силы, доведенные до бешенства неудачами и потерями, заливали разбитое здание морем стали и огня. Сами их предводители не могли остановить ужасной бомбардировки. Комиссар Смольного, по фамилии Кириллов, попытался сделать это, но ему пригрозили самосудом. Красногвардейцев ничто не могло остановить.

Юнкера сдались. Но им никто не верил. Оказывается, они уже однажды вывешивали белый флаг, и когда наши пошли к ним на переговоры — они расстреляли их в упор, подпустив поближе к зданию.

Теперь со страшным ревом рабочие и солдаты бежали по лестницам наверх. Юнкера поднимали руки, но больших усилий стоило удержать себя, чтобы не двинуть мерзавцам прикладом в зубы.

В половине третьего юнкера подняли белый флаг: они готовы сдаться, если им гарантируют безопасность. Обещание было дано. Тысячи солдат и красногвардейцев с криком и шумом ворвались во все окна, двери и бреши в стенах. Прежде чем удалось остановить их, пять юнкеров были заколоты насмерть. Остальных, около двухсот, под конвоем отправили в Петропавловскую крепость группами по нескольку человек, чтобы не привлекать внимания толпы. Однако по дороге толпа набросилась на одну из таких групп и растерзала еще восемь юнкеров… В бою пало свыше ста солдат и красногвардейцев… Через два часа в думу было сообщено по телефону, что победители двинулись к Инженерному замку. Дума немедленно послала двенадцать своих членов для распространения среди них последнего воззвания Комитета спасения. Некоторые из посланных не вернулись назад… Все другие училища сдались без сопротивления, и юнкера без всяких осложнений были в полной безопасности доставлены в Петропавловскую крепость и в Кронштадт…

Петербургские рабочие получили боевое крещение и вкусили крови в еще невиданных размерах.

Я не был при подавлении восстания Владимирского юнкерского училища. Матросы вернулись с операции в крайнем возбуждении. Еще бы! Выкинуть белый флаг — знак сдачи и покорности — и затем поливать из пулемета матросов и красногвардейцев, не подозревавших бесчестного, кровавого обмана, — это чрезвычайно мало располагало к дальнейшему добродушию. И пусть не сетуют господа из того лагеря на жестокость революционных матросов. Если и был в действительности взрыв жестокости, он явился результатом возмутительной, зверской провокации юнкеров Владимирского училища.

Узнав, что юнкера сдались, я немедленно выехал в помещение училища, опасаясь, как бы пленные не сделались жертвой самосуда. Мои опасения оправдались. На Большом проспекте Петербургской стороны я увидел следующую картину. Посредине улицы двигались юнкера, окруженные конвоем, а кругом них шумела и волновалась толпа, требуя немедленно над ними казни. Возбуждение толпы было так велико, что у Тучкова моста продолжать конвоирование пленных было уже небезопасно, и пришлось остановиться, отвести юнкеров в Петровский парк, поставить на мосту крепкий заслон и подождать успокоения толпы.

С большим трудом удалось довести юнкеров до места заключения.

Телефонная станция держалась до самого вечера, когда появился большевистский броневик, и матросы пошли на приступ. Перепуганные телефонистки с криком бегали по зданию. Юнкера срывали с себя все знаки различия, а один из них, решивший скрыться, предлагал Вильямсу за его пальто все, что он захочет… «Они нас перебьют! Они нас перебьют!» — кричали юнкера, ибо многие из них еще в Зимнем дворце обещали не подымать оружия против народа. Вильямс предложил им свое посредничество, если они выпустят Антонова. Это было немедленно исполнено. Антонов и Вильямс обратились с речью к победителям-морякам, озлобленным большими потерями, и юнкера снова были отпущены на свободу… Но некоторые из них, перепугавшись, пытались бежать по крыше или спрятаться на чердаке. Их переловили и выбросили на улицу.

Сам Антонов описывает нерешительность и смятение, царившие на телефонной станции, когда град пуль снаружи подал сигнал о том, что отряды большевиков штурмуют здание, юнкера не могли сообразить, что им делать. «Гул все нарастал, трещали выстрелы. Затем неожиданно распахнулась дверь, и с парой дрожавших юнкеров передо мною возникла фигура хорошо известного Вильямса, корреспондента американской социалистической газеты…» («Нью-Йорк пост» была газетой решительно капиталистической, но не обращайте внимания).

Антонов продолжает:

— Я выступаю как посредник и делаю вам предложение. Юнкера хотят освободить вас на условиях безопасности их жизни и предотвращения насилия, — сказал Вильямс.

— Хорошо, я отвечаю за безопасность их жизни, и пусть они принесут сюда свое оружие, — ответил я.

Антонов описывает, что внизу, через сломанную дверь он видел «вооруженную толпу во главе с тов. Старком, державшим в руках автомат». (Старк, комиссар Военно-революционного комитета, с маленьким отрядом матросов занял правительственное агентство новостей 24 октября и с того времени стал первым советским директором агентства до того, как потом уехал послом в Афганистан.)