Акция, явно, планировалась заранее. Теперь, когда у Андреева открылись глаза, он вспомнил частые визиты друга-холостяка, взгляды, которые тот бросал на Алину, многозначительные фразы «для двоих», которым не придавал значения.

В свои двадцать семь лет Юрий был очень неплохим предпринимателем, дела у фирмы шли хорошо. И он, и Алина могли ни в чём себе не отказывать. Андрееву всегда казалось, что в семье у него полный порядок. Предательство жены и лучшего друга буквально вдребезги разбило сердце молодого человека. Налаженная годами привычная жизнь тоже превратилась в обломки.

Ночь Андреев провёл в опустевшей квартире, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. К утру он понял, что ни то, ни другое пока невозможно. Ярость и жажда мести уступили место апатии. Горе ворочалось внутри чёрным холодным комком, не давая расслабиться. Думать о чём-то другом было невозможно, и постепенно в голове образовался один комок, напряжённый и пульсирующий. Юрию казалось, что он того и гляди сойдёт с ума. Как ни странно, даже такая перспектива не пугала. Думалось, что хуже, чем сейчас, всё равно уже не будет. Известно, время лечит. Но как пережить это время? Сжавшись в клубок под одеялом, слоняясь по городу, в тщетных попытках убежать от самого себя?

Андреев надел ветровку, взял с собой плеер и мобильник и вышел на улицу. Он не задумывался над тем, куда идёт, ноги сами принесли его к мосту через местную речку, грязную и непригодную для купания, но слегка оживлявшую городской пейзаж. Облокотившись на перила, Юрий смотрел на тёмную, тяжёлую воду. В наушниках, как по заказу, звучало: «Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был, и вот меня не стало…». Прежде Андреев не понимал, почему самоубийц считают слабыми людьми. Казалось бы, очень непросто пересилить инстинкт самосохранения и собственноручно лишить себя жизни. Сейчас вдруг оказалось, что бывают такие минуты, когда смерть становится настоящим избавлением. Река притягивала, обещая ПОКОЙ. «…Тогда поймёшь, кого ты потеряла». Нет. Никто ничего не поймёт. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Время лечит. Нужно собраться и пережить это горе. Тёмная вода сомкнулась над плеером. Следом полетел мобильный телефон, подаренный Алиной в прошлой жизни…

В круглосуточном баре на другом конце города посетителей, кроме Андреева, не было. Девушка за барной стойкой, первые два часа пытавшаяся строить глазки симпатичному молодому человеку, наконец, успокоилась и занялась своими делами. Юрий сидел за столиком в тёмном углу и безуспешно пытался залить горе старым народным способом. Организм, не привыкший к алкоголю, держался стойко и «лекарство» не принимал. Пару раз «попугав» местный унитаз, Андреев взял нераспечатанную бутылку водки и вышел на улицу. Солнце уже высоко поднялось над городом. Шелестящие листьями на лёгком ветерке деревья парка манили прохладой. Усевшись на скамейку в тени, Юрий открыл бутылку, сделал глоток из горлышка и задумался. Не исключено, что он был не самым лучшим мужем. Мало времени проводил с женой, приходил с работы уставший, забывал поздравить Алину с годовщиной их свадьбы, редко дарил цветы. Теперь всё это в прошлом. Можно сожалеть о чём-то несделанном, но исправить ничего нельзя. Андреев уже никогда не сможет быть с Алиной, даже если она захочет вдруг вернуться к нему. Просто, не сможет ей верить. И вот эта невозможность будущего с любимым человеком была, пожалуй, самым большим несчастьем. Автоматически отпив из бутылки, Юрий поднялся и бесцельно побрёл по аллее. Солнце припекало. Сознание наконец помутилось. А после нескольких глотков отключилось окончательно. Тело же продолжало движение к выходу из парка и далее, в сторону подъезда Матильды Хлебаловой.

***

Утром в воскресенье Хлебалова проснулась позже обычного. Кот уже вернулся и спал, растянувшись на паласе. Когда Матильда встала с дивана, он даже не пошевелился. Видимо, прогулка удалась.

Хлебалова прошла на кухню, наполнила чайник водой и поставила его на плиту. Достала из шкафчика банку растворимого кофе и любимую чашку. Настроение с утра было благостным, и, подумав мгновение, она наполнила кошачью тарелку молоком, решив простить Василию вчерашний выпендрёж.

Матильда подсушивала на сковороде кусочки батона, когда в кухне, потягиваясь, нарисовался кот.

– Что у тебя там за тарелка в серванте стоит? Что-то она мне напоминает, – хриплым со сна голосом поинтересовался он вместо приветствия и привычно запрыгнул на подоконник.

– Мне она много что напоминает, – проворчала Хлебалова, не отрываясь от своего занятия, – посуду, например, разбитую напоминает или телевизор. Телевизор я вообще предпочла бы сейчас смотреть, а не вспоминать, – отчётливо добавила она, повернув голову в сторону гостиной.

В ту же секунду кот на подоконнике насторожился и заинтересованно уставился на безлюдный ещё по утреннему времени двор.

– Надо же! Только мы про телек заговорили и – пожалуйста! Шлёпает какой-то перец через двор в такую рань и телевизор без коробки куда-то тащит. Свистнул что ли?

Потом придвинул ушастую голову поближе к окну и заорал не своим голосом:

– Хлебалова! Суй лапы в тапки, включай четвёртую скорость, понеслись галопом! Этот гражданин, дай ему бог здоровья, телевизор почти новый к мусорному контейнеру поставил и уходит. Может, его починить ещё можно (телевизор, конечно, а не придурка).

Матильда и кот, отталкивая друг друга, бросились к уличной двери. Кот при этом получил пару смачных пинков хлебаловскими тапками под мягкий животик. Телевизор ещё стоял у контейнера. Хлебалова легко подняла его за пластиковый корпус и, игнорируя почему-то лифт, по лестнице подняла на третий этаж.

В квартире воняло сгоревшим батоном. Матильда выключила плиту под сковородой и настежь открыла кухонное окно. Телевизор ещё стоял на полу в прихожей. Не без торжественности его пронесли в комнату и установили на тумбочку у дивана. Вилка была на месте. Это не особенно удивляло после того, как на месте оказались антенна и пульт. Включённый через секунду в сеть телевизор уютно щёлкнул и засветился работающим экраном. Хлебалова радостно взвизгнула и поймала себя на том, что прижимает к груди позавчера ещё незнакомого кота.

– Слушай, а что бы мы, интересно, делали, если бы он неисправным оказался? – ни с того ни с сего спросил кот. – Мужика ведь в доме нет.

– Не знаю, что с ними обычно делают. В мастерскую понесла бы, наверное, или мастера бы позвала.

Хлебалова оставила в покое кота и застыла, глядя в одну точку.

– Не получается у меня с мужиками, – разоткровенничалась она, испытывая к полосатому прохвосту чувства благодарности за нежданно обретённый телевизор. Кот тоже притих.

– А по объявлению знакомиться не пробовала? – без обычной издёвки поинтересовался он.

– Не пробовала. У нас на работе некоторые пробовали. Фигня сплошная получается, – также серьёзно ответила Матильда. – Представляешь, мне не разу в жизни мужчины не дарили цветов. Так, чтобы не на день рождения или там восьмое марта, а просто так, от большой любви: ни-ко-гда! Грустно как-то, особенно вечерами. Иногда думаю: был бы тут у меня какой-нибудь мужичок, даже плохонький. Лежал бы на диване у телевизора, и мне, глядишь, не так одиноко вечерами было бы.

Неуверенно звякнул дверной замок. Под впечатлением от разговора с котом Матильда, забыв накинуть цепочку, распахнула дверь и чуть не упала под тяжестью потерявшего опору пьяного молодого человека.

– Это ещё что такое? – риторически вопросила она, скидывая расслабленное тела на линолеум прихожей.

– Мужчина по заявкам, практически, по вызову. И не сильно плохонький. Одна ветровка только стошку баксов стоит, – не удержался от комментариев кот.

– И что мне с этим красавцем делать? Обратно на лестничную площадку выкинуть? – вконец растерялась Хлебалова.

– Ботинки за полштуки баксов на лестницу выкидывать? – офонарел кот. – Поволокли его в комнату. Проспится – разберёмся.