***

За четыре дня до Дня рожденья.

- Что Вы мне принесли, мастер?

- Цветы, мой господин. Розы. Новый сорт.

Старик волнуется, заглядывает мне в глаза...

- Новый? Откуда он? Он теперь будет расти у нас?

- Ниоткуда, господин! Я сам вывел этот сорт, еще даже и названия не придумал... Он двуцветный. Очень стойкий к морозам и вредителям. И долго цветет! И еще кое-что... Примете ли мой дар для Вашего сада, мой господин?

- Конечно, я приму. Раз Вы, мастер, вывели его сами, это же наша гордость получается! Рохгвайтская роза! А кое-что еще - это что? Откройте мне секрет Вашего шедевра.

- Для Вас что угодно, господин. Это растение каким-то образом повышает устойчивость своих соседей к внешним невзгодам. Я долго наблюдал - даже самая капризная "Рассветная дымка" растет рядом с ним куда охотнее, чем обычно, и легче переносит холода. Что уж о других говорить. О, я придумал! - глаза Розового деда засияли, на миг утратив старческую муть. - Я знаю, как назвать этот сорт!

- И как же? - спросил я, уже догадываясь.

- Рохгвайтский Щит, конечно же! В Вашу честь, мой господин!

Разумеется, в мою. В чью же еще... Моим именем уже названы новая улица в Южном квартале, два канала и мост. Теперь вот розы. А что, неплохо. Мой предшественник отмечен по большей части съестным. Торт Чиссара, паштет с ченосливом от Норгеса, чиссарские пампушки... печеньки-щитки... Любил он покулинарничать, да и пожрать был не дурак. Чиссара Норгес, бывший Хранитель Города. Живой Щит Рохгвайта.

Я тоже тот еще лакомка, но готовить не люблю. Поэтому в моем доме есть кухарка, Амечета, которая меня балует всякими вкусностями, в том числе теми самыми чиссарскими пампушками. Я называю ее "моей ворчливой убийцей". Амечета любит побрюзжать по любому поводу, а ее кастрюле-сковородочный талант наверняка сведет меня в могилу значительно раньше срока. Вот ей-ей, при такой жизни и такой поварихе я помру от ожирения!

Уже сейчас, в свои двадцать четыре года, я уже... хм... не слишком строен. Только ежедневные тренировки не дают мне совсем уж оплыть жирком. В принципе, если б я был постарательнее или если, скажем, война (не дай Боги!), тогда бы и вообще никаких проблем с фигурой и весом, а так... Война последний раз была, когда Чиссаре было четырнадцать, а умер он в пятьдесят восемь, а я Щитом тут торчу уже шесть лет. Полвека, почитай, мирно живем (ну, почти мирно, да). Ну а что до моей старательности... наставник не слишком бранится, и ладно. Все равно меч мне не дается толком. Еще ножи туда-сюда, а все остальное - ерунда какая-то получается. Ну хоть форму держу, и то ладно. Да и кто тут на меня руку поднимет? В моем-то городе! Городе, который я защищаю. Который я люблю. Что в моем случае одно и то же, между прочим.

Рохгвайт уникален. Он выстроен на удивительном и весьма странном месте, и когда-то вся его странность сводилась в основном к смертоносности.

Спросите, зачем же тут вообще жили? А от жадности, по большей части. Город вырос вокруг Малого Ключа - единственного в своем роде источника сырой, но относительно безопасной магической силы. Большие-то ключи по всему континенту рассыпаны, даже вон на островах встречаются, говорят. Да только поди к ним подступись. Всего два мага и были такие, которые смогли взять оттуда силушки. Остальные давились и захлебывались еще на подступах. Да и те, что смогли, плохо кончили, в общем. С Малым Ключом не так. Тут, ежели аккуратно, то и взять можно прилично, и жить можно, и вообще... много чего. Только вот местечко поначалу гиблым было, мерли тут, ровно все лихорадки и болячки в единой точке собрались. Только не от болячек, а от всего подряд. Камень ниоткуда свалился, яма под ногой образовалась, муха в нос влетела и дыхалку забила напрочь... Что угодно и с кем угодно могло случиться. Могло, впрочем, и не случиться. А после того, как народилось Блаженное поколение, все изменилось. В Блаженных шестеро детей было, три парня и три девчонки. Имена их с людской памяти ровно языком кто слизнул, но вот что сумели они Малый Ключ пристыдить, это факт. Уж не знаю, каким образом. Может, и вовсе не пристыдили, а договор какой заключили, или.... Не знаю, в общем. Но с тех пор земля эта и родит хорошо, и добром на людей дышит. А еще... почти каждый год в Рохгвайте рождаются потенциальные Хранители. И если в свои восемнадцать лет такой человек не прошел обряда посвящения, то жить ему дальше как обычному горожанину. А если прошел, то становится он Щитом рохгвайтским. И дело его - беречь Рохгвайт от бедствий и горестей. И надо ему для этого всего ничего. Он должен просто любить Рохгвайт. Любить эту землю, эти деревья, травы. И стены с башнями, парки и скверы, и пруды, и людей, которые тут живут... Просто любить. Чем крепче любит, тем лучше Щит.

Я вот очень люблю Рохгвайт. Я. Сын скульптора Джанники Ирбейна и Ителлы Прекрасной, младшей дочери графа Кассинского. Я, Летовд Дженке Ирбейн. Щит Рохгвайта. В год, когда умер Чиссара Норгес, восемнадцать исполнилось только мне.

- Господин! - суровый женский голос донесся до меня из окон кухни, и я понял, что настал час испытаний. Мне предстоит выбрать, что готовить на ужин. Ненавижу выбирать. Особенно еду.

Однако не прятаться же мне от моей же поварихи.

- Я здесь, Амечета, - обреченно отозвался я и побрел навстречу судьбе.

В этот раз выбор дался мне проще. То ли я уже наловчился, то ли просто случайно так вышло. Сошлись на жареной корюшке с печеной картошкой и компоте из сухофруктов. С облегчением вздохнув, я потащился в сад сажать подарок Розового деда. Вообще, насколько я знаю, цветущие кусты лучше не пересаживать, а эти три саженца уже все в бутонах, вот-вот распустятся... Но он так хотел сделать мне подарок! Мой день рожденья не за горами, всего четыре дня осталось. Как раз расцветут... если, конечно, не завянут. Хотя он так расписывал их стойкость! Хотелось бы верить, что приживутся. Я не ценитель ботаники, но старика люблю и за его питомцев переживаю почти так же, как и он сам.

Выкопав ямы, я повтыкал туда розовые саженцы и старательно засыпал корни землей. Потом полил, утрамбовал. Весь перемазался, конечно же. Я ж не я был бы, когда б не перемазался. Вечно у меня так. То дыру посажу, то пятен каких-нибудь...

Надо сходить искупаться. И к матушке заглянуть после озера, иначе леди Ителла весь мозг мне высушит потом, что давно не виделись. А я у нее только позавчера был.

Прихватив сменную одежду, я спустился по переулкам к озеру и с наслаждением плюхнулся в темную, кишащую головастиками воду. Надо мной носились стрекозы, вспыхивая на солнце драгоценными камнями, недалеко деловито покрякивала утка, а в зарослях осоки заливались родители головастиков.

Ласковый сегодня день. Лето, птицы, тепло... ягоды скоро пойдут. Счастье, в детском его варианте, когда мир прекрасен сам по себе, без всяких условий, и ты вместе с ним. Я, конечно, уже не дитя, но все еще могу захлебываться от этого чуда - летнего дня, звенящего птичьими голосами и комариным писком.

По дороге к отчему дому встретил Тармиллу. Черные косы, невозможно синие глаза, длиннющие густые ресницы. А талия какая! И грудь! Сегодня на ней что-то воздушное, голубое, и девушка вся - как облачко, спустившееся на землю... Смотрю ей вслед, млею. Тари, милая моя! Вот будет тебе восемнадцать, сразу сватов зашлю!

Тармилла обернулась, заметила меня, стрельнула лукавым взглядом, подружки ее тут же захихикали и быстренько уволокли в лавку с тканями. Вертихвостки. Все бы наряжаться! Хотя... пусть наряжаются. Не мечом же им махать, верно?

Улыбаясь и лелея в голове ее лицо, я дошел до родной калитки и в очередной раз насладился отчаянным ее скрипом. И отчего бы не смазать? Может, самому сделать? Найти масленку, накапать в петли пощедрее, чтоб уж наверняка... Я вздохнул. Я думаю так уже который год и ничего не делаю. В этом весь я. Лентяй. Матушка совершенно права, называя меня бездельником и охламоном. Я с ней и не спорю - чего спорить, если правда? Зато у меня на строительство рука легкая! Я, хоть и умею мало чего, зато если берусь в стройке помогать, то дело куда лучше, чем обычно, спорится! Вот. Потому и мост, между прочим. И каналы. И даже та улица - я на ней два дома строил, красивые получились! Ну, не строил, а помогал. Я камень в стену неплохо кладу, и раствор у меня хороший выходит.