– Поэтому они с де Бовуар выбрали жизнь без любви, – задумчиво кивнула Ханна. – Точнее, без секса. Бовуар полагала, что женщина обречена оставаться зависимой от мужчины.
Йенс закатил глаза:
– В действительности всё наоборот. Никто из нас не в состоянии прожить без женщины… хотя бы одной.
Он хотел рассмеяться, но осекся, натолкнувшись на серьезный взгляд Эрика. Сёдерквист давно уже понял: что-то здесь не так. И он видел, что Ханна чувствует то же. До сих пор Эрик выжидал удобного момента, и теперь, когда он выставил на стол доску с сыром и откупорил новую бутылку, ему стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Хозяин дома обменялся взглядом с женой и посмотрел другу в глаза:
– Что произошло, Йенс?
Поначалу тот сделал вид, что не расслышал, и сосредоточился на сыре, отрезая себе огромный кусок. Попробовав его, одобрительно кивнул:
– Свежесть – первая заповедь повара.
Ханна посмотрела на Эрика и взяла Йенса за руку. Он остановился, переводя взгляд то на нее, то на друга.
– Я думал сначала покончить с едой. Не хочу портить вам настроение.
Эрик покачал головой:
– Оно уже испорчено. Давай выкладывай.
Вальберг сделал глоток.
– Ну, хорошо… В общем… это опять тот вирус.
Первым делом Сёдерквист оглянулся на Ханну. Она опустила глаза и отложила вилку. Ее муж перевел взгляд на Йенса:
– Что ты имеешь в виду?
– Он опять распространяется.
– Опять? То есть? Компьютерные вирусы распространяются по всему миру, но мы научились противостоять этой беде, не так ли?
Вальберг снова покосился на Ханну. Он почувствовал, что ей неприятен этот разговор, и поэтому стал тщательно подбирать слова.
– Компьютерный вирус, да… Но я не об этом.
Эрик тряхнул головой:
– Я тебя не понимаю.
Ханна отвернулась к окну. Даже в свете стеариновых свечей было заметно, как она побледнела. Йенс продолжал:
– Врач Ханны, Томас Ветье, уже заразился. И медсестра, которая ему помогала.
– Пия?
Гость кивнул.
– Оба находятся в инфекционном отделении больницы в Худдинге. И это не все…
Некоторое время Эрик перебирал куски сыра на тарелке, а потом заговорил, не поднимая глаз:
– А с чего ты взял, что это именно тот вирус?
– Симптомы схожие. Жар, головная боль, потеря памяти, нарушенная моторика, рвота. Повышенная электрическая активность мозга даже в состоянии комы. ЭЭГ-пики, как при эпилепсии.
Лицо Эрика стало белым как мел. Как будто огонь в открытом камине вдруг утратил весь свой жар и холодный ветер с дальних шхер наконец пробрался в комнату.
– И… каким образом они заразились? – спросил хозяин дома.
– Ничего не известно. Но вирусу уже придумали название: Novel Corona Like Virus, он похож на коронарный[6].
Сёдерквист словно не расслышал последней фразы.
– У меня больше нет антивируса, – монотонно заметил он. – Программа самоуничтожилась, когда я загрузил ее в свою ментальную поисковую систему. Так что… лекарства не существует.
Эрик повернулся к супруге, которая мяла салфетку, держа ее обеими руками, а потом поднялся, обошел стол и обнял ее. Йенс развел руками в торжествующем жесте: «Ну, а я что вам говорил!» Ханна высвободилась из объятий мужа и подошла к окну. Снаружи уже успело стемнеть. Вода потоками стекала по стеклам и била фонтанами из водосточных труб. Сёдерквист не видел лица жены – только его призрачное отражение на стекле. Белая тень, дрожавшая на поверхности бездонного моря мрака. Стекавшие дождевые капли усиливали этот эффект.
– Я давно это знала. – Женщина заговорила как будто сама с собой, не оборачиваясь.
Эрик опустился на ее стул, вдруг почувствовав себя смертельно усталым.
– Что ты знала? – спросил он в спину жены.
– Я знала, что это должно случиться, но… Видишь ли… Мое выздоровление было ошибкой… точнее, исключением. Никто не должен был спастись… И то, что говорил Йенс… Это только начало.
– Дорогая, я не понимаю, о чем ты?
– Я видела сон… когда болела. Это был не совсем обычный сон. Скорее предостережение.
Хозяйка дома повернулась к мужчинам – такая маленькая и хрупкая. Эрик снова представлял ее на койке в Каролинской больнице. Белоснежную простыню, под которой обозначались контуры ее тела… Он рванулся вперед.
– Ханна, я…
– Вирус будет распространяться дальше, – остановила его жена. – Это вы понимаете? Лекарства нет и не может быть. Доктора не справятся с ним, потому что он не имеет никакого отношения к природе.
Сёдерквист поднялся со стула. Он хотел сказать супруге что-нибудь утешительное, но его голова разбухала от противоречивых мыслей. Ханна сама подошла к нему и положила голову ему на грудь.
– Она никого не пощадит, – сказала женщина.
Эрик поцеловал ее в темя, а потом в холодный лоб. Йенс перегнулся через стол:
– Кто никого не пощадит?
Ханна сжала пальцы в замок и ответила как будто через силу:
– Маленькая девочка… Мона.
Стокгольм, Швеция
В кирпичном здании Института инфекционных заболеваний на Нобельвег в Сольне было темно и пусто. Свет горел только в конференц-зале на третьем этаже. Кофейная машина сломалась, и поэтому обоим участникам совещания пришлось довольствоваться минеральной водой «Рамлёса». Встречу организовала Ульрика Сегер – руководитель секции защиты населения от патогенных микроорганизмов. Единственным ее гостем был профессор Свен Сальгрен – главный вирусолог Каролинского института. Ульрика озабоченно смотрела в окно.
– Ну и погода… Как и всегда, в самый разгар солнечного лета. Потоп!
Свен улыбался. Он перенервничал и чувствовал себя уставшим, но держался из последних сил.
– Есть в этом и положительный момент. Теперь ничто не помешает нам вернуться к работе.
– Это так… Ну, мы собрались здесь среди ночи не для того, чтобы поговорить о погоде. Еще раз благодарю вас за то, что выкроили для меня время, и прошу прощения, что заседание приходится проводить в столь экстремальных условиях. Завтра мне предстоит принять участие в обсуждении проблемы в правительственных, так сказать, кругах. Поэтому я хотела бы получить как можно более полное представление о том, что происходит. – Ульрика склонилась над своим айпадом и продолжила, не поднимая глаз от дисплея. – Итак, начнем с самого начала. Как обстановка в сто шестьдесят четвертой?
– К нам поступили пятеро пациентов, у которых диагностировали NcoLV. У всех наблюдаются характерные симптомы: жар на начальной стадии, плохое самочувствие и рвота в сочетании со сниженными когнитивными способностями. Уже на начальных стадиях болезни пациенты страдают галлюцинациями и мучаются кошмарными снами. В этом отношении ситуация только усугубляется – явный признак того, что NcoLV воздействует на синапсы кортекса. На вторые-третьи сутки после заражения пациенты впадают в кому, демонстрируя даже в этом состоянии повышенную электрическую активность мозга. Пики ЭЭГ далеко за пределами нормы. Возможное объяснение – кошмарные сновидения, которыми они мучаются, находясь в коме.
– И каково их состояние на сегодняшний день?
– Стабильное – только у одного. Еще у двоих – критическое. У многих наблюдаются сильные кровотечения. За последние сутки у двоих из пациентов образовались большие волдыри в подмышечных впадинах.
– Вы уже знаете, как произошло заражение?
– Нет. Мы сделали все возможное, чтобы отследить круг общения каждого в период накануне инфицирования. По всей видимости, на сегодняшний день заражение происходит через слизистые оболочки, при непосредственном контакте с носителем.
Ульрика оторвала глаза от айпада:
– Что значит «на сегодняшний день»?
– NcoLV – очень необычный вирус. До сих пор нам не приходилось видеть ничего подобного. Когда его впервые обнаружил доктор Томас Ветье…
– Он тоже заразился, насколько мне известно?
Свен кивнул и продолжил:
– …тогда вирус и отнесли к коронарным. На это указывала структура, одноцепочная РНК в белковой мембране и, разумеется, характерная «корона». Отсюда и название. Поначалу он очень походил на SARS[7]. Я говорил о путях заражения именно «на сегодняшний день», потому что вирус мутирует. За то время, пока мы за ним наблюдаем, он успел заметно измениться.
