– Допустим, – сказал Мартин Бек.
– Ребята действовали правильно. Как только они проникли в квартиру и обнаружили покойника, они вызвали следователя.
– Вы имеете в виду Густавссона?
– Совершенно верно. Он из уголовной полиции, ему положено делать выводы и докладывать обо всем, что замечено. Я решил, что они обратили его внимание на пистолет и он его забрал.
– И умолчал об этом в своем донесении?
– Всякое бывает, – сухо заметил сотрудник.
– Так вот, похоже, что в комнате вовсе не было оружия.
– Да, похоже. Но я узнал об этом только в прошлый понедельник, когда разговаривал с Кристианссоном и Квастму. И сразу переслал все бумаги на Кунгсхольмсгатан.
Полицейский участок и уголовная полиция находились в одном и том же квартале, и Мартин Бек позволил себе заметить:
– Не такое уж большое расстояние.
– Мы действовали, как положено, – отпарировал сотрудник.
– По правде говоря, меня больше интересует вопрос о Свэрде, чем о промахах той или иной стороны.
– Если кто-нибудь допустил промах, то уж во всяком случае не служба охраны порядка.
Намек был достаточно прозрачный, и Мартин Бек предпочел закруглить разговор.
– Благодарю за помощь, – сказал он. – Всего доброго.
Следующим его собеседником был следователь Густавссон, основательно замотанный, судя по голосу.
– Ах, это дело, – вспомнил он. – Да, непонятная история. Что поделаешь, бывает.
– Что бывает?
– Непонятные случаи, загадки, которые просто нельзя решить. Безнадежное дело, сразу видно.
– Я попрошу вас прибыть сюда.
– Сейчас? На Вестберга?
– Вот именно.
– К сожалению, это невозможно.
– В самом деле? – Мартин Бек посмотрел на часы. – Скажем, к половине четвертого.
– Но я никак не могу…
– К половине четвертого, – повторил Мартин Бек и положил трубку.
Он встал и начал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину.
Все правильно. Так уж повелось последние пять лет, все чаще приходится для начала выяснять, как действовала полиция. И нередко это оказывается потруднее, чем разобраться в самом деле.
Альдор Густавссон явился в пять минут пятого.
Фамилия Густавссон ничего не сказала Мартину Беку, но лицо было знакомо. Худощавый брюнет лет тридцати, манеры развязные и вызывающие.
Мартин Бек вспомнил, что ему случалось видеть его в дежурке городской уголовной полиции и в других, не столь достославных местах.
– Прошу сесть.
Густавссон опустился в самое удобное кресло, положил ногу на ногу и достал сигару. Закурил и сказал:
– Муторное дельце, верно? Ну, какие будут вопросы?
Мартин Бек покрутил между пальцами шариковую ручку, потом спросил:
– Когда вы прибыли на Бергсгатан?
– Вечером, что-нибудь около десяти.
– И что вы увидели?
– Жуть. Жирные белые черви. И запах паскудный. Одного из полицейских вырвало в прихожей.
– Где находились полицейские?
– Один стоял на посту у дверей. Второй сидел в патрульной машине.
– Они все время держали дверь под наблюдением?
– Сказали, что все время.
– Ну и что вы… что ты предпринял?
– Как что? Вошел и посмотрел. Картина, как я сказал, была жуткая. Но ведь проверить-то надо, вдруг дело нечистое.
– Однако ты пришел к другому выводу?
– Ну да. Дело ясное, как апельсин. Дверь была заперта изнутри на кучу замков и задвижек. Ребята еле-еле взломали ее. И окно заперто, и штора опущена.
– Окно по-прежнему было закрыто?
– Нет. Они сразу открыли его, как вошли. А иначе пришлось бы противогаз надевать.
– Сколько ты там пробыл?
– Недолго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы убедиться, что уголовной полиции тут делать нечего. Картина четкая: либо самоубийство, либо естественная смерть, а этим местный участок занимается.
Мартин Бек полистал донесение.
– Я не вижу описи изъятых предметов.
– Правда? Выходит, забыли. Да только что там описывать? Барахла-то почти не было. Стол, стул, кровать, да в кухонной нише разная дребедень, вот и все.
– Но ты произвел осмотр?
– Конечно. Все осмотрел, только потом дал разрешение.
– Какое?
– Чего – какое? Не понял.
– Какое разрешение ты дал?
– Останки увозить, какое же еще. Старичка ведь надо было вскрывать. Даже если он своей смертью помер, все равно, есть такое правило.
– Ты можешь изложить свои наблюдения?
– Запросто. Труп лежал в трех метрах от окна. Примерно.
– Примерно?
– Я не взял с собой рулетки. Месяца два пролежал, должно быть, совсем сгнил. В комнате было два стула, стол и кровать.
– Два стула?
– Ага.
– Ты только что сказал – один.
– Правда? Нет, кажется, все-таки два. Так, еще полка с книгами и старыми газетами. Ну и на кухне две-три кастрюли, кофейник и все такое прочее.
– Все такое прочее?
– Ножи там, вилки, консервный нож, мусорное ведро…
– Понятно. На полу что-нибудь лежало?
– Ничего, не считая покойника. Полицейские тоже ничего не нашли, я спрашивал.
– В квартиру еще кто-нибудь заходил?
– Нет, ребята сказали, что никто не заходил. Только я да они. Потом приехали мужики с фургоном и увезли труп в полиэтиленовом мешке.
– И причина смерти Свэрда уже установлена.
– Ага, вот именно. Застрелился. Уму непостижимо! Куда же он пушку-то дел?
– У тебя есть какие-нибудь предположения на этот счет?
– Ноль целых. Дурацкий случай. Этого дела не раскрыть, я точно говорю. Редко, но бывает, верно?
– А полицейские что сказали?
– Да ничего. Что они могут сказать – обнаружили труп, убедились, что все было заперто, и точка. Если бы в квартире пушка была, неужели мы ее не нашли бы? Да и где ей быть, если не на полу рядом с покойничком.
– Ты выяснил личность покойника?
– А как же. Фамилия – Свэрд, на двери написано. С одного взгляда видно, что он был за человек.
– Ну-ну?
– Обычный алкаш, надо думать. Клиент для органов социальной опеки. Такие частенько кончают с собой. Или упиваются до смерти, или с инфарктом на тот свет отправляются.
– Больше ничего существенного не добавишь?
– У меня все. В общем, головоломка… Загадочный случай. Тут и ты не справишься, помяни мое слово. Да и будто нету дел поважнее.
– Возможно.
– Как пить дать. Мне можно сматываться?
– Погоди, – ответил Мартин Бек.
– У меня все. – Альдор Густавссон ткнул сигару в пепельницу.
Мартин Бек встал и подошел к окну.
– Зато у меня не все, – заметил он, стоя спиной к собеседнику.
– А что такое?
– Сейчас услышишь. Например, на прошлой неделе на место происшествия выезжал криминалист. Большинство следов было уничтожено, но на коврике он сразу обнаружил пятна крови, одно большое и два поменьше. Ты видел пятна крови?
– Нет. Да я их и не искал.
– Это чувствуется. А чего же ты искал?
– Да ничего. Ведь все и так было ясно.
– Если ты не заметил крови, мог и другое пропустить.
– Во всяком случае, огнестрельного оружия там не было.
– Ты обратил внимание, как был одет покойный?
– Не так чтобы очень. И ведь труп-то сгнил уже. Что на нем могло быть, тряпье какое-нибудь. И вообще, я не вижу, чтобы это играло какую-нибудь роль.
– Но ты сразу определил, что покойный был бедняк и жил одиноко. Не какая-нибудь приметная личность.
– Точно. Насмотришься, как я, на всяких алкашей и прочую шушеру…
– И что же?
– А то, что я свою публику знаю.
– Ну а если бы покойник занимал более высокое положение в обществе? Тогда, надо понимать, ты работал бы тщательнее?
– Само собой, тут приходится все учитывать. Нам ведь тоже достается дай боже. – Альдор Густавссон обвел взглядом кабинет. – Вам тут, может, и невдомек, но у нас работы выше головы. Охота была изображать Шерлока Холмса каждый раз, как тебе попадется мертвый босяк. Ты еще что-нибудь хочешь сказать?
– Да. Хочу отметить, что это дело ты вел из рук вон плохо.