Ален сделал усилие, и буквально за пару секунд преодолел все этажи высокого здания, оказавшись над крышей, блестящей от оранжевых лучей. Небо было чистым, внизу раскинулся серый город, и омеге совсем не хотелось тут оставаться. Повинуясь возникшему инстинкту, он оттолкнулся от края крыши и теперь мчал над землей, совершенно не глядя вниз. Он смотрел на горизонт, на скопление снежных облаков, наконец начав чувствовать что-то сродни тоски и тревоги. Он не думал о конечной цели своего пути, он не боялся заблудиться. Скорее, его тревожило, как же он теперь предстанет перед Богом. Неблагодарный бунтарь, тот, кто сам оборвал собственную жизнь, отказавшийся от дара, в котором было все: семья, любовь и человек, с которым предстояло прожить много счастливых лет. И перед мысленным взором Алена вдруг возникли образы той жизни, которая была ему уготована, не прерви он ее.

Его горькие размышления прервал звук какого-то инструмента, чем-то отдаленно напоминающего горн. Омега начал спускаться вниз. Под ним расстилалась ярко-зеленая степь, где черной кляксой раскинулось поселение из кожаных шатров, края которых трепал ветер. Между ними Ален увидел людей в странных расшитых одеждах, с черными волосами, статных, высоких. А вот и источник звука - красивый омега сидел прямо на голой земле и играл на инструменте, сделанном из огромного рога какого-то животного. В стороне пасся табун лошадей.

Ноги Алена коснулись земли. Омега понял, что несмотря на то, что его физическое тело осталось лежать в больнице, душа полностью повторяла его очертания, включая одежду. Неуверенно ступая по сочной траве, Ален направился к поселению. Увидев спустившегося с неба гостя, омега прекратил пение, отложил рог и улыбнулся. Его карие глаза излучали спокойствие и любовь, от которой парень засмущался. Преодолевая стеснение, самоубийца подошел ближе.

- Здравствуйте, - выдавил из себя омега, отчего-то боясь поднять глаза на музыканта и рассматривая его расшитую бисером рубашку.

- Привет, Ален, - голос парня звучал бархатисто и как-то особенно по-родному, - Ты зачем умирать удумал?

- Я… - омега хотел объяснить, но понял, что не может. Бегая глазами по земле, он пробормотал, чувствуя, как к горлу подступает ком, - так зачем мне, если ребенок мой…

Ален не договорил, по лицу побежали слезы. Парень дружески приобнял омегу и повел в поселение.

- Дело не только в ребенке, не так ли?

- Так. Не только в нем. У меня ничего не получилось.

Ален начал было рассказывать, что еще послужило причиной его самоубийства, но вдруг почувствовал, насколько глупыми теперь казались все эти причины, какими ничтожными. И только одно больно сжимало душу - не рожденный ребенок. Омега остановился и молча уставился на своего кареглазого собеседника, пораженный внезапной мыслью, которую он не знал как выразить. Музыкант вздохнул и произнес, медленно и тихо.

- Ты ведь мог его спаси, верно? Ты же сейчас об этом думаешь. Что если бы просто молча уехал, а не начал бы шантажировать своего любовника, то ничего бы не случилось.

Ален закрыл лицо руками. Почему-то перед этим человеком было особенно стыдно, хотелось куда-нибудь деться.

- Я хотел победить. Только не победил. Или все, или ничего.

Парень кивнул и, коснувшись плеча Алена, пригласил его в один из кожаных шатров. Омега повиновался. Внутри горел костер, ярко освещавший лица сидящих напротив него людей. Их было двое: альфа с черной бородой, темноглазый, широкоплечий, он казался великаном по сравнению с остальными. Каменная груда мышц и непроницаемое лицо, на котором совершенно не отражался возраст. Сколько было этому человеку? Тридцать? Пятьдесят?

Но гораздо страшнее и удивительнее выглядел его собеседник. Бритоголовый, с красными глазами, смуглый, сплошь покрытый бардовыми татуировками, включая лицо. Острые скулы, острый подбородок. И тоже без возраста. В отличие от прочих на нем была не кожаная одежда, а накидка, отдаленно напоминающая монашескую рясу.

- Явился… - красноглазый оглядел с головы до пят Алена, отчего того прошиб холодный пот, ноги сами подкосились, и парень приземлился на землю, с благодарностью чувствуя объятие кареглазого музыканта. В шатре воцарилось молчание. Бородач смотрел не моргая на своего необычного собеседника, покуривая трубку, пока тот снова не заговорил, - Мафусаил, сколько можно исполнять роль спасителя для разных негодяев? Ты посмотри на эту кокетку, он же принес в жертву собственного ребенка ради возможного статуса.

- Раскаивается же, - альфа пожал плечами и выпустил струю дыма.

- Раскаивается. Выпрыгнул в окошко и теперь рыдает перед возможным наказанием. Он пустышка, глянь на него. Мне все равно кого забирать, но иногда я тебя не понимаю, - красноглазый теперь сканировал взглядом альфу, вызывающе усмехаясь. Однако, казалось, на бородача это не производило ровно никакого впечатления.

- Его спас достойный человек.

- Почему-то достойные люди не обладают интеллектом. Странная особенность, проявляющаяся циклично, из года в год. Или у тебя нюх на идиотов?

- Оставь свой напускной цинизм, к тому же ты всегда говоришь одно и то же.

- Мафусаил, ты посмотри на это недоразумение.

- Я уже его видел. - Глаза Мафусаила стали колючими. - Ты сделаешь свое дело, или ты готов выступить против ветхозаветного пророка? Ты, третьеразрядный демон на побегушках?

- А если он опять решит самоубиться?

Бородач не успел ответить, как Ален не выдержал и с жаром произнес.

- Я больше не буду! Не буду! Отпустите меня, пожалуйста!

- Надо же, дурак дураком, а чувствует, что его по головке не погладят. - Красноглазый рассмеялся, но Ален вскочил на ноги, глупо хватая себя за воротник.

- Нет, я не боюсь наказания. Я хочу раскаяться! Простите меня! Пожалуйста, простите!

- Мы не твои судьи, - медленно произнес Мафусаил, подымаясь, - Бог простит. И ты сам себя простить должен будешь.

Ален растерянно замолчал, продолжая теребить рубашку пальцами. Следом поднялся и демон. Омега смотрел на них, молча, закусив губу, потом резко опустил руки и на одном духу выпалил.

- А что с моим нерожденным ребенком? Где он?

- Забеспокоился… Не поздновато ли? - Татуированный демон подошел вплотную, он стал будто бы выше, от него исходил жар, как от костра.

- Скажите, прошу вас…

- Его будет ждать та же судьба, что и тебя. Если тебя накажут, то и его. А если ты будешь награжден, то и он тоже. Как умрешь, по-настоящему, так и узнаем. Но вот только сейчас, после того, как ты заглянул за грань, я сильно не уверен, что ты выкрутишься. Ты же теперь знаешь чего бояться.

- И это что, значит… Значит, он будет страдать?! - Ален замотал головой и всхлипнул. Он уже больше не боялся демона с красными глазами, он сверлил его взглядом, неуклюже вытирая ладонью бегущие по щекам слезы.

- Будет.

- А что можно сделать?! Прошу вас, накажите меня, только его не надо! Пусть у него все хорошо будет!

- Хорошо у него уже не будет. С таким папашей.

- А может, я от него откажусь, и тогда он будет сам по себе? Он же еще не грешил!

Демон пожал плечами, потом переглянулся с Мафусаилом, который отчетливо кивнул.

- Ты можешь от него отказаться. Но тогда ты не сможешь иметь детей в дальнейшем. Это когда ты выздоровеешь.

- Я согласен, - поспешно произнес Ален.

- Подумай хорошенько, - раздался тяжелый бас Мафусаила, - Либо ты имеешь шанс выправиться и иметь детей. Либо ты отказываешься от счастья отцовства, но при этом твой нерожденный ребенок в случае чего уже точно никогда не будет наказан, это если ты опять ударишься в проституцию.

- Я не хочу, чтобы его душа страдала… Я и так виноват перед ним. - Ален почувствовал себя вдруг очень уставшим, хотелось сесть.