Однако, запись с видеокамер, возможно, говорила об обратном. И как истинный поборник закона и справедливости, Майк был просто обязан рассмотреть и эту версию. Весьма неприятную, надо сказать, но вполне жизнеспособную в отличие от версии, предложенной Йенсом. Несмотря на то, что на совещании комиссар поддержал его версию, он ни на секунду не сомневался, что она не сможет выдержать и мало-мальски серьезной критики. Однако, при своих подчиненных он не стал публично высмеивать ее, а вместе с ней, и самого Йенса потому, что, во-первых, это было бы не педагогично и ставило бы под удар все дальнейшие усилия младшего инспектора, способствующие профессиональному росту в качестве инспектора. А, во-вторых, была здесь особенная, своеобразная, понятная одному Йенсу, логика. Но все-таки она была. В отличие от никчемной Саммервуд, которая вообще не смогла выдвинуть ни одной путной версии. Да что там путной, просто ни одной.

После просмотра записи с Сарой Милтон, мысли Майка снова вернулись к этой прекрасной блондинке с Восточной тридцать первой улицы. Комиссар вспомнил ее прекрасные округлые плечи, гладкие руки, красивые ножки, мягкие нежные губки, плавные и грациозные движения и почувствовал внутри какое-то непонятное колыхание. Вернее сказать, ощущение это ему было знакомо и очень хорошо. Но он никак не ожидал подобных проявлений в отношении свидетельницы, а не исключено что и подозреваемой, по тяжкому преступлению. Однако, ничего с собой он поделать не мог. Да, в общем-то, и не хотел.

«Может быть, все-таки рискнуть и пригласить Сару куда-нибудь поужинать. В какой-нибудь шикарный ресторан. Обязательно шикарный и обязательно дорогой, потому что такой роскошной женщине не подобает столоваться в дешевых забегаловках» – бредовая мысль молнией проскочила в голове Майка, и он сперва ее испугался. Испугался до ужаса, до оцепенения в связи с простотой, и в то же самое время опрометчивостью, этой самой идеи. Но все же, это пока еще не совсем зрелое, где-то еще совсем зеленое, зерно уже заронилось в душу комиссара, уютно пристроилось там, обжилось, и было готово приносить свои плоды.

В своих сладостных мечтаниях комиссар снова откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, целиком отдавшись нахлынувшим эмоциям.

Внезапно входная дверь кабинета тихонько скрипнула, впустив внутрь зашуганного Йенса. Младший инспектор осмотрелся по сторонам и, убедившись в отсутствии посторонних, направился прямиком к Майку.

– Господин комиссар, сэр, – начал Йенс свой унылый монолог.

«Ну вот и началось!» – с ужасом подумал Стэмп, отрываясь от приятных дум.

Он, конечно, ждал этого визита, но не так быстро. Еще на совещании Майк видел, что задание, полученное Йенсом для исполнения, было тому вовсе не по душе и по всем законам жанра он должен был прийти к комиссару просить о другом.

– Сэр, я бы хотел поговорить с Вами по поводу моего задания.

– Да, Ник, я тебя внимательно слушаю. Что не так с твоим поручением? По-моему, оно предельно ясно и вполне выполнимо.

– Да, конечно… – начал было Йенс, но запнулся на полуслове. – Понимаете, сэр, я думаю, что это бесполезная трата времени и средств. К тому же, Вы сами знаете, какой из меня бумажный червь. Все эти отборы, сортировка, выписка. Да еще все это надо проанализировать. Может, я лучше пойду в помощь старшему инспектору. У него явно задание посложнее будет, да и опаснее. А так, я прикрою, если что. К тому же, вдвоем мы это дело одолеем гораздо быстрее.

По своей натуре, Николас Йенс не был ни смелым, ни умным, ни сильным. Но если выбор вставал между работой головой и кулаками, младший инспектор всегда выбирал последнее. А уж если выдавался случай поработать с Ван Гистоном, сильным, умным, уверенным в себе, способным самостоятельно решить любую поставленную задачу, его помощь была чисто формальной. Но уж, если дело выгорало, то ордена и медали получали все участвовавшие в операции, в том числе и скромный младший инспектор Йенс.

– А не думал ли ты, Ник, что все задания я раздаю не просто так, ради красного словца или галочки в блокноте – Майк принялся втолковывать своему нерадивому подчиненному всю соль и суть руководящей работы в отделе уголовного преследования.

– Или ты думаешь, что правильно найти нужную информацию, грамотно ее отсортировать, разбить на группы, выявить все совпадения, а особенно несовпадения в деталях, менее важно, чем гоняться за преступниками или заниматься их выслеживанием. Так вот, милый Йенс, это не так. К тому же, в прошлый раз я давал тебе задание, связанное с риском для жизни, в котором как раз требовалась грубая сила. А чтобы сотрудник нашего с тобой отдела гармонично развивался и мог расти по карьерной лестнице, необходима постоянная смена умственной и физической нагрузок. Теперь настал черед поработать и твоей голове.

– Ну, комиссар, сэр, ну пожалуйста – нудил Николас. – Отдайте это задание кому-нибудь. Например, Саммервуд. У нее это получится лучше.

– Ты думаешь, Ник? Скажи мне сейчас на память хотя бы одно задание, которое бы не провалила Саммервуд? Хотя бы одно. Не можешь? То-то же – назидательно вскинув вверх указательный палец, сказал Майк. – Иди и выполняй свое поручение. Кроме того, Ник, сейчас более девяноста процентов преступлений раскрываются инспекторами в тихих и уютных служебных кабинетах, где на помощь служителям закона приходит весь мыслимый и немыслимый технический потенциал, созданный силами всего человечества. И только на заключительной стадии расследования бывают погони, засады и прочая атрибутика минувшей уже эпохи гангстеров. Пойми, работать мозгами трудно, нудно, но в настоящее время просто жизненно необходимо.

– Тогда, Редлиффу – не унимался Йенс. – Ну, пожалуйста!

– Ник, я тебе все сказал. Иди и работай.

И пока Йенс продолжал что-то бубнить себе под нос по поводу того, чтобы задание перепоручили, что он никак не справиться с ним, дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник сам Редлифф собственной персоной.

«Смотри-ка и этот туда же» – раздраженно подумал Майк, глядя на Дика. – «Им что, мои слова как об стену горох. Похоже, что здесь никто и не собирается ничего делать! Одним словом, разгильдяи!»

Несмотря на свой праведный гнев, Стэмп был рад появлению Редлиффа.

– День добрый, сэр, – поздоровался Дик, как всегда при посторонних назвав Майка с уважением. – Разрешите войти?

– Да, конечно, входи Дик. Рад тебя видеть.

– Господин комиссар, я бы хотел уточнить у Вас…

Майк перебил своего напарника.

– Я думаю, Ник, – сказал комиссар, обращаясь к Йенсу, – Мы с тобой уже достаточно обо всем поговорили. Иди, работай.

Йенс, по-прежнему недовольный текущим положением дел, но поверженный комиссаром в первом раунде их длинной войны по замене полученного поручения и его перепоручения другому инспектору, любому, только не ему, Йенсу, побрел, опустив голову, к входной двери. Проходя мимо Редлиффа, Ник, единственный раз за все время пути, поднял голову, жалостливо посмотрел на него, хотел было что-то сказать, даже открыл рот, но передумал и снова медленным шагом двинулся на выход.

Как только входная дверь кабинета закрылась за спиной Йенса, Дик сразу же изменился в своем поведении. Исчезла внутренняя напряженность, натянутость, деловой стиль общения, да и, вообще, Дик изменился кардинально. Так происходило всегда, когда они с Майком оставались наедине. Несмотря на все издёвки и подтрунивания комиссара в отношении него при остальных сотрудниках отдела, Дик нутром чувствовал его поддержку, его твердое дружеское плечо в любой ситуации. Даже когда Редлифф ошибался, когда вел себя в силу возраста еще по-мальчишески наивно и иногда немножко глупо, он всегда мог рассчитывать на своего напарника и начальника. Дику даже нравилась их с Майком игра в начальника и подчиненного, он с удовольствием подыгрывал ему. Но, так было не всегда.

Стэмп вообще никогда не любил новичков из числа выпускников полицейских академий, особенно, элитных. Всегда считал их выскочками, не способными ни на что, кроме как хорошо стоять по стойке «смирно», да начищать до блеска свои казенные ботинки. Так было и с Редлиффом. Поначалу, Майк с ним не церемонился, всегда давал самые трудновыполнимые и безнадежные поручения, не ожидая их выполнения. Но Дик, с особым упорством и остервенением, пытался как-то их выполнять. И иногда, ему это даже удавалось, но это было, скажем прямо, очень редко. Иногда, не полностью выполнив задания, он находил при этом какие-то новые, одному ему открывавшиеся зацепки в расследовании дела, выкладывал их комиссару. Каждый раз получал по голове за проваленное поручение. Но именно в таких случаях Редлифф замечал в глазах комиссара озорные огоньки в тот момент, когда до того доходил весь смысл слов Дика и он понимал, какие перспективы открывались с их помощью для дальнейшего расследования дела.