Белфаст, 1929

Эта церковь была одной из старейших в округе, с ее неподвластной времени красотой и величественными размерами. Богато украшенный фасад из песчаника, белого, словно вылепленного из снега, сиял в лучах заходящего солнца. Высокая, изящная фигура медленно шла к церкви и казалась погруженной в собственные мысли. Ее длинные темно-рыжие волосы переливаясь, словно начищенная медь в вечернем свете, струились по спине непослушными кудрями, и время от времени она поднимала руку, чтобы заправить очередную непослушную прядку за ухо тонкими пальцами. Одежда ее явно знала и лучшие времена, но была в отличном состоянии: накрахмаленная белая блуза выглядывала из-под простого, грубой вязки, темно-синего платья, на ногах – черные сапоги на низком каблуке, кожа которых стала мягкой и эластичной от каждодневной носки. Но несмотря на простоту ее гардероба, аура элегантности мягким свечением окружала девушку. Каждое ее движение казалось размеренным и плавным, будто она качалась под музыку, слышную лишь ей одной. Высоко подняв голову, она остановила взгляд на церковной двери, к которой приближалась с каждым шагом.

Вскоре храм уже не маячил на горизонте, но возвышался над девушкой, величественный и огромный. Она глубоко вздохнула и, аккуратно придерживая подол платья, ступила на лестницу, отделявшую ее от дома Господа. Удар каблука на белом песчанике выстрелом прозвучал в тишине. Встрепенувшись, с колокольни, каркая, слетела ворона. Наступила тишина. Девочка сделала еще один шаг, решительно поднимаясь по лестнице до тех пор, пока не оказалась напротив высокой дубовой двери, ярким пятном на которой светился латунный молоток. Снова глубоко вздохнув, она трижды постучала, а затем открыла дверь, не дожидаясь ответа.

Девушку звали Санса Старк. Она пришла исповедаться.

Аромат ладана защекотал ее нос, заставив моментально успокоиться. Она любила эту церковь. Любила белую мраморную чашу у входа, наполненную святой водой, и, желая почтить Дом Господень, она обмакнула в прохладную воду пальцы и перекрестилась. Ей нравилось, как солнце пробивалось сквозь витражи, будто бы покрывая пол и стены драгоценными камнями. Любила она и алтарь, и маленькую невзрачную дверцу позади него, ведущую в ризницу. Любила распятие над ним. Санса подняла глаза и взглянула на фреску. Божья жертва. Господь Иисус умирает в муках, чтобы очистить ее от грехов. И ради него она сегодня пришла сюда.

Санса давно не каялась в грехах. И причиной этому был новый священник.

Впервые она увидела отца Бейлиша, когда тот посетил приют для сирот, ставший пристанищем девушки после смерти родителей. Мать Мэри Анджела, добрая пожилая монахиня, в тот день была особенно благостной, а на ее лице сияла широкая улыбка:

– Девочки, познакомьтесь с отцом Бейлишем! Он будет нашим новым священником, и именно благодаря его самоотдаче и благочестию наш с вами дом не теряет постоянную поддержку своих благодетелей. Он прекрасный человек и …

Но священник прервал ее:

– Благодарю вас, Мать Мэри Анджела, за эти добрые слова, – его голос был размеренным, а слова – мелодичными, напевными. Он говорил достаточно громко, чтобы каждый мог услышать, но что-то в его речи заставило Сансу наклониться поближе, вслушиваясь, будто бы во всем сказанном был какой-то скрытый смысл, который она боялась пропустить. – Да, я действительно разговаривал со многими покровителями нашего прихода и убедился, что это прекрасное заведение останется открытым. Но я не ищу похвалы. Я здесь, чтобы увидеть всех вас. Божьей заповедью, я пришел сюда как ваш пастырь, а теперь хочу встретиться с паствой. Я слышал, что некоторые из вас собираются принять постриг, когда подрастут? Достойный выбор.

– О, эти девочки – гордость нашего дома, – подтвердила монахиня. – Ну же, сделайте шаг вперед, дайте отцу взглянуть на вас.

Санса шагнула, а вместе с ней – еще пять девочек. Нет, она не мечтала о монастыре с детства, но все изменилось после гибели родителей. У девушки не осталось ничего, имущество ее семьи разворовали коррумпированные чиновники, прежнее высококлассное обучение нечем было оплачивать. Она пришла в приют нищей, и ее приняли. С тех пор она ощутила Божью благодать и наставление в большей степени, чем могла надеяться, и теперь убедилась, что хочет посвятить свою жизнь служению Господу.

Отец подошел к шести будущим монахиням с доброй улыбкой и распростертыми объятьями.

– И пусть Господь благословит вас, – ответил он, а затем повернулся к Сансе. – Как твое имя, дитя?

Глаза, серо-зеленые, как два омута, поросшие мхом. Среди безупречно уложенных волос, таких темных, что казались почти черными, мелькали серебристые прожилки седины. На губах – едва заметный намек на улыбку. Но было еще кое-что, и Санса никак не могла это уловить. Что-то, заставившее ее броситься в жар и холод одновременно, а сердце – биться немного быстрее. Она чувствовала, как краснеет под пристальным взглядом. Тревожное чувство.

– Меня зовут Санса Старк.

Священник печально улыбнулся, коснувшись пальцами темно-рыжей пряди.

– Ты напоминаешь мне девушку, которую я когда-то знал, - прошептал он. Пальцы дотронулись до щеки, пробежали по волосам. Вдруг он резко развернулся и отошел, оставив Сансу в смятении, со сбившимся дыханием и чувством неловкости, проникшим в каждую клеточку.

С этого момента отец Бейлиш стал частью жизни девушки. Она видела его каждое воскресенье в церкви, чаще просто тихо слушая проповеди, чем интересуясь и озадачиваясь его современной, открытой трактовкой Священного Писания. Почему каждый, казалось, соглашался со Святым отцом, и более того, начинал мыслить как он, Санса понять не могла. Даже спустя семь месяцев ее сердце все также начинало биться быстрее, когда она опускалась перед ним на колени, чтобы принять святое причастие, и едкая дрожь пробегала вниз по позвоночнику, когда его палец случайно задевал ее губы. Это нервировало, было неприятно.

Так что Санса решила избегать отца так долго, как это было возможно, покидая мессу до беседы с ним, отдаляя исповедь. Но молчание не могло продолжаться вечно. Семь месяцев спустя ее душа жаждала прощения, отпущения грехов. Взгляд девушки в последний раз бродил по церкви, пытаясь впитать присутствие Святого Духа. Прокравшись к исповедальне и опустившись на колени, она задержала дыхание, ожидая услышать его голос.

– Здравствуй, дитя.

Санса вздрогнула. Видеть отца Бейлиша раз в неделю уже было довольно тревожно, стоять перед ним на коленях в исповедальне – в тысячу раз сложнее. Она едва могла разглядеть его лицо за экраном, поэтому не могла понять, облегчение это или беспокойство. Девушка перекрестилась.

– Прости меня, отче, я согрешила. Прошли семь месяцев, одна неделя и два дня с моей последней исповеди.

– Мисс Старк, – конечно, он сразу же узнал ее голос. Слова, однако, звучат тепло и мягко, – да, я долго ждал тебя.

Дрожь пробежала вниз по позвоночнику, едва он упомянул ее имя. За свою недолгую жизнь она рассказывала о своих грехах немногим священникам, но была уверена, что замечания отца Бейлиша шли в разрез с Катехизисом. Но Санса быстро выбросила эти мысли из головы, будто боясь, что он сможет увидеть и их.

– Скажи, дитя, – продолжил священник, – что привело тебя сюда сегодня?

Ей казалось, что ответ очевиден. Или он шутит?

– Я… мне нужно исповедаться в грехах.

– Мне нужно исповедаться в грехах, отец, – аккуратно поправил он девушку. – О, я знаю это, дитя. Но я спросил о другом. Почему сегодня, после семи месяцев молчания?

Потому что не могла заставить себя поговорить с вами раньше, хотела ответить она, но сдержала язык за зубами.

–Совершать зло – мерзость в глазах Господа, – ответила Санса вместо этого, – меня страшит потеря Рая и адское пламя. И я воздерживаюсь от греха.

– А теперь – оступилась, – его это… забавляет?

– Я тоже несовершенна, – сказала девушка, будто бы обороняясь.

– В этом я не уверен, – усмехнулся священник.

Санса не знала, что сказать в ответ. Окруженная неловким молчанием, она опустилась на колени с неслышной молитвой на губах. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем тишину нарушил его голос. Часы?