– Эй, что с тобой? Почему не отвечаешь? Ты сегодня какой-то странный… сонный… Нет, я пожалуй пойду. Хотела остаться, но теперь я вижу: вряд ли я тебе нужна. Оставайся сегодня один.

И через минуту он услышал стук захлопнувшейся входной двери. И тогда он вернулся в темный переулок с единственным выходящим сюда окном старинного дома на уровне третьего этажа; он вновь очутился в темном переулке один на один с чем-то неясным, пугающим, поселившимся в его душе, в его голове, в мозгу и старающимся диктовать ему поступки.

– Погоди! – вдруг ворвался неизвестно откуда голос приятеля. – Я еще не обдумал ход. Так мне шах, а вот так…

Он посмотрел вверх на ночное небо, словно голос раздался оттуда, но увидел вновь темное окно, теперь оно было распахнуто, несмотря на то, что резко похолодало, и женщина смотрела прямо на него, будто ждала с его стороны какого-то призыва. Он помахал ей рукой, хотя не хотел этого делать, а хотел как можно быстрее выбраться из этого переулка, вернуться домой (даже неизвестно было, куда теперь идти, в какую сторону, но он понадеялся на ночное такси) и лечь в постель. Куда ты меня завел? – спросил он, сам не понимая, к кому обращается.

– А посмотри туда, – сказал голос внутри его, постоянно, казалось бы, идущий вразрез его желаниям. – Подними голову.

Эмин М. поднял и увидел, как девушка в окне машет ему рукой, делает знаки, чтобы он подождал, и как тут же она исчезла из окна.

Он переминался с ноги на ногу, чувствуя, что мерзнет. Пошел мелкий снег, сухой колючий, он падал и тут же таял на земле, потому что земля еще не выстыла как следует.

– Еще и снег выдумал, – проворчал голос неизвестного. – К чему это? Сам в тонкой обуви, мерзнешь…

Эмин М. не обратил внимания на его ворчание, торопливо зашагал к началу тупика, чтобы размять и в самом деле замерзшие ноги, и тут увидел её. Тоненькая девушка с серьезным, слишком взрослым взглядом, делавшим её значительно старше и так не подходившим ей. Она была тепло одета, будто собралась на долгую прогулку, одета по погоде, в теплую шубу а на голове шапка ушанка, в отличие от теперешних молодых людей, зимой и летом ходивших с непокрытой головой. Протянула руку она и Эмин М. взял её за руку и своей замерзшей ладонью почувствовал приятное тепло её руки.

– Ну вот, сообразил, – проворчал сварливый голос. – Зачем она тебе? Ты же лет на тридцать старше. И куда теперь она тебя поведет? Сидел бы уж дома…

Эмин М. и на этот раз не обратил внимание на ворчуна и пожалел что таскает его с собой, или наоборот – тот таскает его с собой, и сейчас, когда появилась эта милая девушка, очень захотелось от него избавиться.

– Что ты от меня хочешь? – сердито прошептал Эмин М. так, чтобы не слышала девушка. – Ты же сам меня привел сюда.

– Я!? Я привел тебя?! Ты слишком хорошо о себе думаешь. Хочешь свести меня с какой-то малолеткой, да еще на меня сваливаешь. Что мне с ней делать? Ей всего-то лет двадцать, если не меньше… Погляди, какая у нас разница в возрасте. А кстати, сколько мне лет? Столько же сколько и тебе, ты обычно так пишешь?

– Ну, допустим…

– А помоложе нельзя? Хочется побеситься по-молодому.

– Нечего тебе беситься, иди вот, тебя дама ждет. Ты, между прочим, все еще держишь её руку и молчишь, как бревно.

– Дама… О чем с ней говорить?..

– Найдется о чем. Мне пора. Тут я вас и покину.

– Да, да, возвращайся к своему компьютеру, и оставь меня в покое хотя бы страниц на триста.

– Ого, чего захотел! Хочешь сделаться героем романа?

– Почему бы и нет? Ты только закрути сюжет позаковыристей.

– Нет, романов в угоду моде я не пишу, я не романист.

– И очень даже напрасно. Романисты самые читаемые. И все молодые стараются разродиться именно романом, чтобы прославиться.

– Вот именно – прославиться.

– А что в этом плохого?

– Я не романист, повторяю тебе, я – рассказчик.

– Как Чехов! Хи-хи-хи…

– Я этого не говорил, и нечего хихикать.

– Не говорил, но подумал, знаю я вас, писателей. Ну, ладно, скажи мне спасибо и вали к своей работе.

– За что спасибо?

– За что спасибо?! Ни хрена себе!

– Не ругайся, я вообще-то задумывал тебя культурным человеком. Так за что спасибо?

– Ты меня достал! Не ты ли совсем недавно хныкал на свою судьбу, что жизнь пуста, душа пуста, и что-то там еще пусто… Вот я и заполняю твою жизнь. Что молчишь?

– В какой-то степени ты прав. Но не забывай, я говорю с тобой, примерно так же, как в романе Альберто Моравия «Я и Он» герой говорил… Вспомни, с кем?.. Ну, ну, ты же писатель…

– Ты хочешь сказать, что сравниваешь меня с членом? Ну, ты негодяй! А еще интеллигент… вроде бы. А еще шляпу надел.

– Ну, я пошутил, не сердись… Ты в самом деле прав, что временно заполняешь мою жизнь. И я тебе – то есть – себе благодарен…

– Вот и вали отсюда, раз я прав. Эй, погоди, ты что, так и уйдешь?

– А как мне уходить?

– Ты ведь даже не назвал меня. Как меня зовут? Так же нелепо, как и тебя – Эмин М. А почему, кстати, ты не пишешь полностью фамилию? Хочешь выглядеть оригинальнее, чем ты есть на самом деле? Как дешевые шоумены? Или стесняешься, что фамилия слишком обычна и проста для такой важной личности? А ты поменяй. Ты же литератор. Погляди вокруг, сколько забавных кличек понапридумывали себе наши – то есть – ваши поэты, и носят вместо своих законных фамилий без зазрения совести…

– Разговорился, однако.

– Надо же отвести душу.

– Ты так ненавидишь меня?

– Признаюсь – ненавижу! Очень даже… И всех вас, писателей и поэтишек ненавижу! Насмотрелись, слава Богу! Не смей делать меня тоже писателем, слышишь!? Ну так, как же ты меня назовешь?

– Хочешь – Мурик?

– Что-то кошачье. Варианты есть?

– Полное имя – Мурад.

– Так бы и говорил. Годится.

– Ну, я пошел. А писателем ты будешь обязательно, потому что лучше всех я изучил их.

– Ну ты и сволочь!

– Не злись… Прощай, писатель, хи-хи-хи, я пошел.

– Скатертью дорога.

– Буду следить за тобой.

– Вот это плохо.

– Но неизбежно. Не попади в историю. В смысле – неприятную историю.

Как только Эмин М. исчез, девушка, все это время молча слушавшая их разговор (и вряд ли что-то слышавшая, судя по выражению её лица), будто ожила, отняла свою руку у Мурада, но тут же сама взяла его под руку и повела из тупика, выходившего на небольшую площадь, увенчанную оригинально исполненным бюстом известного поэта.

– Вы не замерзли? – спросила она таким заботливым голосом, словно они были давно знакомы.

– Нет, – несколько растерянно ответил Мурад. – А вы? Довольно холодно…

– Я нет. Я только что вышла из дому, еще не успела замерзнуть. Мне даже немного приятен этот морозец после слишком теплой квартиры. Бодрит.

– И куда мы пойдем? Сейчас сколько времени?

Она вытащила из сумочки, посмотрела на свой телефон и сообщила каким-то таинственным голосом:

– Четверть первого.

– А почему шепотом? – спросил он, тоже на всякий случай понизив голос и оглянувшись на безлюдной площади, будто в поисках кого-то подслушивавшего их.

– Потому что я никогда в такое время не выходила из дому, – сказала она доверительно, словно признаваясь в невинной шалости близкому человеку.

Он так и расценил её тон и, немного осмелев, спросил:

– А сколько вам лет?

– Вам сказать правду или прибавить?

– Правду, – попросил он.

– Восемнадцать, – призналась она.

– Когда я вас увидел в окне в том переулке, вы мне показались гораздо старше, – сказал он.

– И что же – разочаровались?

– Нет, – сказал он. – Вы красивая.

– Спасибо, – она вдруг так искренне, так светло улыбнулась, что он на самом деле чуть не поверил, что они давно знакомы.

– А как же сегодня так поздно вас отпустили? – спросил он.

– Они уехали, – сказала она. – Папа и мама. Они вчера уехали на неделю, я осталась одна.

– Ясно, – сказал он и прибавил шутливо. – И вы решили не тратить время зря и гульнуть с незнакомым, подозрительным мужчиной.