Я прочел книгу Тревора Линга «Будда» на английском. Это была книга о жизни и учении Будды, в которой он был представлен философом-революционером и духовным учителем. Но более всего в этой книге меня восхитили выразительные возможности языка. Я ощутил ту живость и непосредственность английских текстов, с которыми еще никогда не сталкивался при чтении тибетских фолиантов. А здесь мне часто казалось, что я слушаю чей-то рассказ. (Разрыв между письменной и устной речью в тибетском языке огромен.)

Примерно тогда я познакомился и с тибетским учителем, который позже оказал огромное влияние на мое классическое буддийское образование. Эрудиция и поэтические произведения Земея Ринпоче снискали ему заслуженную славу, при этом он был самым деликатным человеком, которого я когда-либо знал. Земей Ринпоче проводил свою жизнь в медитативных размышлениях и жил полузатворнической жизнью в другом тибетском поселении, примерно в часе езды на автобусе от моего монастыря. Мне было известно имя Ринпоче из школьных учебников по тибетскому языку, которые он редактировал, а личная встреча и беседы с ним возродили мое стремление к образованию, которое с самого начала и вдохновило меня стать монахом. При самой первой встрече Ринпоче отметил мой беспокойный ум и взял под свое крыло. В результате летом 1978 года я покинул нашу маленькую общину и отправился в большой академический монастырь-университет Ганден в другой части южной Индии, примерно в десяти-двенадцати часах езды на автобусе.

Через двадцать лет после первой встречи с Его Святейшеством Далай-ламой и попытки шагать с ним в ногу я снова оказался в Дхарамсале. В том 1985 году мне выпала удивительная (и случайная) честь переводить для Его Святейшества, потому что с этим не справился штатный переводчик. Через несколько дней я получил сообщение, что Далай-лама хочет меня видеть.

В назначенное время секретарь пригласил меня в комнату для посетителей Его Святейшества, в простом колониальном бунгало с зеленой крышей из гофрированного цинка. Далай-лама сразу сказал мне: «Я тебя знаю. Ты хорошо себя показал на дебатах в монастыре Ганден. Но я не подозревал, что ты говоришь по-английски». Оказалось, что несколько человек приехали послушать Его Святейшество с Запада и сказали ему, что очень легко понимали мой английский. Его Святейшество спросил, может ли он рассчитывать на мою помощь, если ему потребуется переводчик, особенно во время путешествий. У меня на глазах выступили слезы. Даже во сне не могло привидеться, что я буду так близок Далай-ламе, служа ему. Конечно, я ответил, что это будет для меня огромной честью.

Для тибетца, выросшего среди беженцев в Индии, служение столь глубокоуважаемому соотечественниками Далай-ламе стало еще и способом напомнить о жертве моих родителей, которую им пришлось принести в годы изгнания.

Так я начал сопровождать Далай-ламу в его поездках в другие страны, переводить для англоговорящей аудитории и для коллег по междисциплинарному исследованию медитации на таких крупных конференциях, как Диалоги Разума и Жизни, а также помогать Его Святейшеству в книжных проектах. С 1985 года я выступаю главным переводчиком Далай-ламы и уже три десятилетия служу этому замечательному голосу сострадания.

С самого начала Его Святейшество понимал, что я не войду в штат его постоянных сотрудников. Он сам сказал мне, что это пустая трата моего монашеского образования и таланта, и посоветовал сосредоточиться на собственных исследованиях и продолжить самостоятельную жизнь в науке. Это было проявлением его очень большого ко мне сострадания.

Со временем я понял, что мое предназначение – стать посредником между классическим тибетским буддизмом и современным миром. К этой роли меня явно подводила вся странная юность, которую я провел в буддийском монастыре, увлекаясь одновременно английским языком и жизнью на Западе. Не так уж много людей с традиционным буддийским образованием владеют иностранными языками. Я знал английский уже достаточно неплохо и понял, что смогу сыграть особую роль на стыке двух любимых культур.

Стремление исполнить свое предназначение естественным образом привело меня в Англию, в Кембриджский университет, и в моей жизни начался новый этап. С помощью многих других людей мне посчастливилось посвятить свою профессиональную жизнь посредничеству между различными культурами – служению Далай-ламе и переводу ключевых тибетских текстов на английский язык. Мой жизненный опыт подтвердил интуитивное предположение, что сочетание классического тибетского буддизма с современными наукой и культурой может оказаться очень плодотворным. Вы держите в руках книгу, которая стала частью этой масштабной работы.

Сострадание интересовало меня в течение всей жизни. Я был ребенком, когда оказался в самом конце длинной цепочки сострадательных действий других людей. В начале 1960-х годов на пожертвования обычных британских граждан для благотворительной организации «Спасите детей» я и более тысячи других тибетских детей обрели дом и благополучно выросли – в то время как наши родители изо всех сил пытались хоть как-то приспособиться к чужой стране, ни языка, ни обычаев которой они не знали. Благодаря таким людям, как Валентина Штахе-Розен и Земей Ринпоче, мне удалось достигнуть своих целей, пытаясь преодолеть свое совсем нетрадиционное образование. Тесное сотрудничество с Его Святейшеством Далай-ламой в профессиональной жизни дало мне удивительную возможность в непосредственной близости увидеть, что значит жить в полном соответствии с тем определяющим нашу человечность качеством, которое называют состраданием.

Сегодня я муж и отец двух дочерей-подростков. Я живу в североамериканском городе, а это очень сильно отличается от пребывания в тибетском монастыре в Индии. Как и большинство других людей, я ежедневно сталкиваюсь с обычными проблемами всё ускоряющейся современной жизни, разрываюсь между работой, семьей и друзьями, оплачиваю счета и пытаюсь сохранить здравомыслие, чувство меры и оптимизм. Примечательно, что многие наставления тибетской буддийской традиции очень хорошо помогают мне ориентироваться в повседневности. Я надеюсь поделиться некоторыми из них в этой книге.

Что такое сострадание? Большинство из нас признает ценность сострадания и согласится, что оно играет очень важную роль – и в собственной жизни, и во всем обществе. Мы ежедневно сталкиваемся с состраданием: любим наших детей и заботимся о них, а увидев чью-то боль, инстинктивно сочувствуем этому человеку. А когда сами оказываемся в беде и кто-то предлагает помощь, это нас трогает. Большинство согласится и с тем, что сострадание имеет большое отношение к принципу «жить правильно». Не случайно сострадание стало точкой, в которой сходятся этические учения всех основных традиций – и религиозных, и атеистических. Даже на бесконечно спорной политической арене сострадание – это ценность, о которой говорят любые политики.

Однако нельзя сказать, что сострадание занимает центральное место в нашей жизни и во всем обществе. В современной культуре довольно сложное отношение к таким ценностям. На светском Западе нам не хватает общей культурной концепции для точного определения, что такое сострадание и как оно действует. Для некоторых людей оно имеет религиозное или нравственное значение и проявляется в их частной заботе о лицах с небольшой или нулевой социальной ценностью. Другие сомневаются в самой возможности человеческой самоотверженности и с подозрением относятся к состраданию другим людям. Известный ученый однажды заметил: «Поцарапай альтруиста, и увидишь, как из него потечет лицемерие».

С другой стороны, некоторые люди поднимают самоотверженность и сострадание до таких высот, что они кажутся просто недоступными для большинства других людей, а возможными только для таких исключительных личностей, как Мать Тереза, Нельсон Мандела и Далай-лама. И тогда состраданием и историями о великих людях положено восхищаться на расстоянии, но это уже не имеет никакого отношения к нашей обычной жизни.