Я конечно хотел возмутиться, разрулить ситуацию, сказать, что я вовсе не вернулся на работу, а зашёл плеснуть водицы в рожу одного не безызвестного блондина, но… Но все как-то вдруг резко занялись делами и выслушивать мои объяснения явно никто желанием не горел. Потому я, весь такой несчастненький, непонятый и удручённый, просто поплёлся на кухню.
Я вытирал столы после ухода посетителей, косясь на прямую спину Куки и напевая себе под нос популярную мелодию. Но спина как-то не очень-то развлекала. Да и песня уже эта сидела в печёнках.
— Печенька, — окликнул я парня.
Тот, конечно же, как всегда сделал вид, что это вовсе не он тут Печенька. Или просто подзабыл, что он не мебель и что люди иногда могут к нему обращаться (да, так бывает). Ну, а мне хотелось внимания, ибо столы и посуда — не лучшие товарищи. А меня сегодня даже заказывать никто не жаждал.
— Эй, — подошёл с подносом, уставленным пустыми стаканами, к барной стойке, внимательно разглядывая сосредоточенное лицо Куки. — Ты так увлечённо читаешь, будто у тебя между страницами учебника распечатки с пошлыми фанфичками заложены, — хихикнул.
— Возможно, — произнёс тот негромко и медленно поднял глаза, глядя на меня чуть исподлобья. — Кинк, БДСМ, селфцест, некрофилия, — после неспешного перечисления, с короткими паузами после каждого слова, его губы дрогнули в кривой ухмылке. Но уже спустя мгновение, едва я успел моргнуть, лицо Куки вновь обрело прежнюю сосредоточенность, а взгляд вернулся к книге.
По моей коже проскакал табун мурашек. Огромных таких мурашек. Мурашек-мутантов.
Я нервно сглотнул, потоптался на месте, понюхал стаканы на подносе (зачем?) и поспешил уединиться на кухне с посудой.
Рабочий день был в самом разгаре, когда Хосок, схватив за руку, вдруг выволок меня из бара под моё частое и возмущённое «Куда? Зачем? Пожар?».
Он молчал, а я послушно семенил за ним, продолжая высказывать своё недоумение и задавать вопросы.
Я уже вроде как мысленно порешал, что тот снова решил всучить мне пачку листовок и с теперь ищет для меня подходящее местечко. Но нет. Переведя меня через дорогу за ручку аки детсадовца, он бесцеремонно затолкал меня в крохотное помещение с игровыми автоматами.
— Вытянуть тебе эту коалу? — поинтересовался оранжевый серьёзно, тыча пальцем в стекло, за которым нашли своё пристанище разноцветные мягкие зверушки.
— Ты привёл меня сюда за этим? — я недоумённо на него вытаращился (тем не менее кидая заинтересованные косые взгляды в сторону игрушек). — Коала конечно очень милая, но разве нам не нужно работать? — неуверенно указал в сторону выхода.
— Если честно, — тот понуро опустил голову, — я не за коалой тебя сюда привёл.
— Так и знал, что эта оранжевая макака тебе понравилась больше!
— ТэТэ…
— Ой, вот только не надо начинать фразу с моего имени, — я поморщился. — Это знаешь, как напрягает? Не знаешь? Так вот, да! Это дико напрягает!
— Можешь стать хоть чуточку серьёзнее и выслушать меня? — его тон изменился, и это напрягло ещё больше. А ещё напрягало то, что мы были совершенно одни в этом маленьком замкнутом пространстве. Я даже по Юнги соскучиться умудрился, а это уж совсем беспредел.
— Такие разговоры мне вести непривычно, а потому немного неудобно, — Хосок забарабанил пальцами по стеклу автомата. — Что ты думаешь насчёт Куки? — он в упор смотрел на меня. — Он тебе правда нравится? Твоё предложение встречаться действительно всерьёз или просто глупые шуточки?
— А что? Какая разница? — я решил в срочном порядке внимательней изучить содержимое стеклянной коробки.
— Не нужно. Пожалуйста. Не трогай Куки. Ладно? Я ведь уже говорил, что он нелюдим. Ты его только пугаешь. Ему не нужны отношения, ему нравится учиться. Да и ребёнок он ещё совсем.
— Ребёнок? Не уверен… — пробормотал тихо себе под нос. — А тебе-то что? — перевёл я взгляд с радужного пони на Хосока. — Только не говори… — меня внезапно осенило. — Что ты сам влюблён в него? Вааа… — я прям мысленно наградил себя титулом «Сэр-Ничего-Не-Скроется-От-Глаз-Моих». — Тогда всё становится ясно… Заботишься о нём и ждёшь пока он подрастёт. Терпеливый ты, однако. Уважаю!
— Да нет же! Что за странные выводы ты делаешь?
— Значит, не влюблён? — я даже разочарованно выдохнул. Всё ж не хватало мне каких-нибудь любовных драм как в манге. — Тогда что у вас за отношения? Он сирота, а ты дофига жалостливый?
— Нет, у него всё в порядке с семьёй. Просто… — он немного замялся, видимо, решая, стоит ли рассказывать. — Раньше мы жили в одном доме, в соседних квартирах. И однажды, когда мне было лет шесть, ко мне в комнату привели глазастого мальчишку и сказали: «Присмотри за ним». Так до сих пор я и присматриваю, несмотря на то, что ему уже давно не два года, — он мягко улыбнулся. — Даже когда его семья переехала, он продолжал ко мне приходить. Наверное, нам просто привычно и комфортно вместе. Он был тихим и никогда ничего от меня не ждал и не требовал внимания. Просто приходил и устраивался на моей кровати, обложившись книжками. Хоть он и был неразговорчивым, впрочем, как и сейчас, но зато он отличный слушатель. Я всегда мог поделиться с ним тем, что накипело и случилось за день. Поэтому да, мы очень близки. Сейчас я провожу большую часть времени в «Омуте», так что и он по-прежнему находится рядом.
— Это всё конечно очень трогательно… — я с умилением смотрел на оранжевого, который после рассказа о Куки выглядел как печенька вымоченная в топлёном молоке. — Но… — сделал паузу, чтобы акцентировать внимание. — Что если всё это неспроста? И раз уж не ты, то может это он на самом деле в тебя влюблён?
— Зачем ты всё усложняешь? Мы просто как семья, как братья, не более.
— Допустим. А Юнги? С Юнги мне встречаться можно? Или с ним тоже связана какая-нибудь трогательная история?
— С Юнги? Вообще не представляю, каким должен быть человек, с которым тот сможет ужиться. Не уверен, существует ли он вообще. Подожди, — он замолчал, ошарашенно уставившись на меня. — Ты ведь не… Ты ведь не мог, да? Ты же не втрескался в Юнги? Правда? Я конечно понимаю, холодные и плохие парни цепляют… Но… Неужели после его поступка ты записал его в плохие парни и втрескался?
— Шеф, — я закатил глаза. — Начнём с того, что я не гей.
— Уже слышал. Звучит нифига не убедительно.
— А закончим тем, что если я вдруг и заделаюсь геем, то есть два человека, с которыми я точно встречаться не стану. И один из них как раз Юнги. Так что мой вопрос был просто гипотетическим, не принимай всерьёз.
— А кто второй? Я?
— Чимин.
— Чимин? Какой Чимин? Тот, которому ты минет делал?
— Да не делал я ничего! Не делал! Мне хватило и того чудесного поцелуя в средней школе.
========== 12. ==========
— Постой, — Хосок скорчил задумчивую мину. — То есть ты целовался с парнем, с неким Чимином, но, несмотря на это, продолжаешь утверждать, что ты не гей?
— Тот поцелуй… — я замялся. — Он не значил ничего, кроме моей огромной тупости.
— Но тем не менее он был. А значит… Ты безответно влюблён в этого Чимина?
— Вот ещё! Не хватало мне такого счастья!
— Если не ты, то значит он влюблён?
— Ну да, конечно. Прям в корень зришь!
— Давай, — оранжевый сел прямо на пол, откинувшись спиной на игровой автомат и указал на место рядом с собой. — Садись и рассказывай.
— О чём рассказывать? Мне не о чем рассказывать, — тут же стушевался я.
— О поцелуе конечно. Ну и о Чимине заодно.
Я тяжело вздохнул и задумался, стоит ли вообще рассказывать о таком позорном событии моей жизни.