Но магистр этого не замечал. В задумчивости старик неосознанно коснулся небольшой шкатулки в кармане, которую отдал на хранение, прямо перед самой смертью Грост. Он не сказал что внутри, но велел беречь как зеницу ока и добавил:

– Когда ты повстречаешь того, кто чист сердцем, но борется со своей душой – отдай ему шкатулку.

Для Дагмона эти слова были обычной тарабарщиной, лишенные всякого здравого смысла.

Голова Дагмона была чугунной и с трудом соображала. Ноги казались ватными и плохо слушались, все тело ломило от усталости. Ему отчаянно нужен был отдых. А до деревни еще было около километра.

Наконец волшебник и его маленький пассажир, добрались до маленькой деревушки Малбрен.

Внутри деревни было чисто и уютно, множество тропинок шли от дома к дому, соединяясь с главной грунтовой дорогой, которая заканчивалась в центре деревни, где была небольшая торговая площадка.

Везде стояли деревянные постройки с соломенными крышами. Окна в домах были выполнены в виде простого прямоугольника, закрытые толстой шкурой или деревянными ставнями. У каждого теремка была каменная дымоходная труба.

Наконец чародей дошел до колодца, и остановился. В этот момент старик огляделся по сторонам и задался своим любимым вопросом:

– Что дальше?

Дагмону нужно было оставить малыша достойным людям, хотя бы на пару недель, пока все не утрясется. Но он не знал, какие люди согласятся приютить у себя чужого малыша и тем более, будут ли они достойно обращаться с полукровкой? Не бросят ли они его на произвол судьбы? Время поджимало, и волшебник знал только один способ узнать истинную правду.

Дагмон решил узнать это при помощи своего мастерства – он решил прибегнуть к магии.

Волшебник хотел проникнуть в мысли каждого жителя Малбрена. Конечно это было подло, вторгаться в чужой разум и копаться в нем как в мусорной яме, но ситуация требовала подобных действий.

Однако Дагмон решил проникнуть в разумы людей астральным методом. Подобный вид магии был крайнее сложен и опасен, но он был самым эффективным и удобным. В сложившейся ситуации это был лучший выход, какой только мог придумать Дагмон. Кроме того, большинство жителей уже спали, и в их разум было проникнуть на много проще.

Отбросив все посторонние мысли, Дагмон сконцентрировался и начал проникать в чужие разумы людей, которые находились от него на значительном расстоянии.

В отличие от обычного проникновения в разумы людей, астральная магия раскалывала часть души волшебника и создавала ее отдельную невидимую проекцию, которая позволяла отколовшийся частице душе волшебника бывать там, где телесно он быть не мог.

Это было похоже на прогулку во сне, только свой сон Дагмон мог контролировать, мог направить ход своих мыслей туда, куда это ему было нужно. Тем самым заставляя частичку своей души метаться по земле и заглядывать куда угодно, даже в мысли людей и контролировать, управлять ими.

Однако этот вид магии был крайне сложен и опасен. Многие чародеи лишались рассудка пытаясь постичь этот сложный аспект магии. Кроме того, использование такого вида магии снимало все ранее наложенные чары, иными словами – Дагмон остался без защитных чар, что было крайне опасно.

Пока душа старца бродила по деревушке, он видел лишь смуглые очертания домов, предметов и людей, но не мог полностью сосредоточиться на чем-то одном. И все это было настолько туманным, что сложно было даже разглядеть лицо человека, находясь в двух шагах от него. Он был почти слепым, но чувствовал все намного острее, и ощущал то, что ранее не замечал.

Дагмон почувствовал присутствие человека, который спал у себя дома, и решил, что начнет с него. И стоило ему, только прикоснуться к разуму спящего, как его разум стали наполнять тысячи картинок и эмоций, все вокруг преобразилось, Дагмону казалось, что он попал в другой мир, мир того незнакомца, который крепко спал и даже не подозревал о вторжении в его личность.

Чародею не нравилось, то, что он может выведать самые сокровенные тайны человека, лишь только подумав об этом. Ему было достаточно лишь на секунду сбиться с мысли, захотеть узнать то, что ему не положено знать, как в тот же миг перед глазами Дагмона, представал убитый человек или подлый поступок, который ни кто не знает, кроме своего владельца. Или любые другие воспоминания, которые должны были на веки остаться тайной.

Было довольно сложно держать свой разум прямо и не давать ему сворачивать с выбранного пути, ибо ни какие барьеры его не удерживали. Дагмон понимал, что разум, эта последняя неприступная крепость, в которой человек хранит свои тайны и секреты, и считает самым надежным местом – своим убежищем. Однако ему требовалось узнать все, что бы быть уверенным.

Магистру не нравилось то, что он видел. Каждый вариант он отвергал, до тех пор, пока не остался на мыслях одной женщины.

Она была расстроена и сильно грустила, ей было не суждено завести ребенка, и она окончательно погребла всякую надежду, под толстым слоем тоски и печали. В ее мыслях крутилась одна и та же мысль, как она берет на руки своего сына и как она баюкает его на руках. Мысли женщины и ее прошлое, были чисты, как родниковая вода.

Старик дернулся и открыл глаза. Чародей быстро заморгал, пытаясь отогнать чужие мысли и прийти в себя. Он глубоко вздохнул и решил размять затекшую шею.

Ночной ветер приятно трепал волосы и остужал горячее лицо. Веяло свежестью и сыростью, а спустя минуту резко пошел проливной дождь.

Волшебник быстро пробормотал фразу, и капли дождя больше не падали на его одежду и младенца. Он вновь глубоко вздохнул прогуливаясь взглядом по окрестности, внимательно изучая поля и холмы, любуясь совершенством огромного и не постижимого мира.

Дагмону ужасно не хотелось вот так вот избавляться от малыша, и он всячески тянул время. Ведь он обещал Гросту, что не выпустит малыша из рук, что убережет его, но обстоятельства не позволяли сдержать слово.

И тут его взор остановился на холме, который возвышался над деревней и был хорошо освещен ярким лунным светом. На холме стояли две фигуры. С такого большого расстояния было невозможно сказать, кто они такие, но на обычных путников они были явно не похожи.

Дагмон вдруг замер и поежился, ему вдруг стало не уютно. Волшебник с помощью магии сделал свое зрение во много раз острее и смог разглядеть, через плотную завесу дождя, более подробно этих путников.

В глаза ему сразу бросилась одежда этих незнакомцев. Одеты они были в черные мантии, которые развивались на ветру.

Дагмон сразу догадался, что это два родных брата Мозэр и Морэн. Только они носили подобные одеяния, покров которых был полностью скопирован с мантии Дарлока.

И в этот самый момент старик осознал свой самый глупый промах в своей жизни. Он даже зажмурился, не веря в то, что он только что сделал.

Он знал, что всех врагов императора преследуют, особенно чародеев, а он, будучи магистром магии определенно был одним из первых в списке. Дагмон ведь сам прекрасно понимает, как легко отыскать чародея, когда он использует магию, и чем сильнее магия, тем проще найти волшебника. И то, что сделал он, было все равно, что разжечь огромный костер на вершине холма и кричать во все горло "Я здесь!".

– Глупец, что я натворил? Что я наделал? – В мыслях волшебника царил ураган, он начал метаться из стороны в сторону, пытая придумать выход из сложившейся ситуации.

Не успел он пройти и пяти метров, как один из чародеев начал открывать портал, а его выход был всего лишь в десяти шагах от колодца.

Старик обхватил младенца покрепче и бросился наутек.

Сейчас Дагмон беспокоился лишь о том, не разглядели ли они малыша, и как сохранить ему жизнь. Во время своего побега он услышал характерный звук закрытия портала, больше похожего на хлопок, это означало что Мозэр и Морэн уже в деревне.

Пробегая мимо ветхих построек, он увидел дом, который он уже видел в разуме той самой женщины и остановился.

Дагмон решил, что единственный способ спасти жизнь малышу – просто оставить его на пороге дома, пока братья ничего не заметили.