- Иди.
- Никаких проблем?
- Никаких! – вымученно улыбнулся тот.
Возвращаясь домой поздно ночью, пьяный в хлам, он думал о том, почему судьба так несправедлива к нему. Все лучшее всегда доставалось Витьке – у того были любящие родители, а у него, Павла, лишь мать, чьи уроки рукоприкладства он усвоил с раннего детства. Виктору с легкостью давались все предметы в школе, а Павел был вынужден часами зубрить ненавистные уроки. Виктор всегда нравился девчонкам, Павел же перестал тушеваться в их обществе всего год-два назад. И вот теперь, девушка, которая по праву должна была стать его, ушла с Виктором. Он и сам удивился тогда острому чувству ненависти, внезапно вспыхнувшему по отношению к лучшему другу.
Наутро, проспавшись, он понял, что оно никуда не делось.
Виктор с Валей начали встречаться. У Павла хватало ума ничем не выдавать свои чувства, и когда ребята подали заявление в ЗАГС, они пригласили Павла стать их свидетелем. В тот день он напился снова. Любовь к Вале, неожиданно вспыхнувшая во время той вечеринки, никуда не делась. На свадьбе он поднимал тост за здоровье и счастье молодых, а в душе желал сопернику лютой смерти.
Через три года Виктор со счастливо-дурацким лицом сообщил Павлу, что они с Валей ждут ребенка.
«Если будет мальчик, то назовем Пашкой», – пообещал он. И не понял, почему друг неожиданно начал смеяться как сумасшедший, утирая слезы, выступившие на глазах. А Павел, в свою очередь, оценил юмор ситуации – человек, которого он проклинает последние несколько лет, готов назвать в его честь собственного сына! Ну разве не комедия?
Беременность протекала непросто. Валю часто госпитализировали то с отеками, то с чрезмерно высоким давлением. Когда однажды душной июльской ночью в квартире у Павла раздался звонок, он сразу догадался, кто это мог быть.
- Паш, Вальку забрали в роддом. – Хрипло произнес в трубке голос Виктора. – Отошли воды. Паш, ей же еще два месяца ходить!
- Я сейчас приеду.
Им двигало не сочувствие к другу, но желание хотя бы таким образом быть ближе к любимой женщине.
Всю ночь они просидели на кухне перед нераскрытой бутылкой шампанского. Каждые пять минут Виктор звонил в роддом, в надежде услышать заветное «Родила. Поздравляем». Но каждый раз усталый женский голос твердил, что пока никакой информации нет. А под утро трубку взял мужчина. Сухим, лишенным эмоций голосом он сказал, что Гудвинова Валентина Петровна скончалась от сильного маточного кровотечения. Девочка, которую она родила, находится в реанимации, на аппарате искусственной вентиляции легких, и шансов выжить у нее практически нет.
Побелевший Виктор тупо смотрел на телефонную трубку, безжалостно и навсегда изменившую его жизнь, а потом схватил бутылку с так и не открытым шампанским и с размаху швырнул об стену. Зеленые осколки усеяли пол, прозрачная жидкость, шипя, растеклась широкой пенящейся лужей.
Все последующие дни Павел не отходил от Виктора. Лишь вид его боли заставлял стихать его собственную; наблюдая за тем, как мучается товарищ, ему становилось легче.
«Это ты виноват, – думал он, сжимая кулаки в бессильной ярости. – Если бы она вышла замуж за меня, ничего бы этого не случилось! Я бы уберег ее, не дал умереть! Это ты виноват!».
Пустой, застывший как у покойника взгляд Виктора лишь подогревал его ненависть.
В день похорон Павел, вернувшись после поминок в квартиру друга за забытым зонтом, увидел Виктора стоящим на табуретке, хладнокровно накидывающим себе на шею петлю из бельевой веревки. «Ну нет, так просто ты не отделаешься!» – пронеслось тогда в его голове. «Ты будешь жить. Жить и помнить ее. То, что ты с ней сделал. А уж я позабочусь об этом»…
Павел вздрогнул и покачал головой – говорят, боль с годами притупляется, посмотреть хотя бы на Виктора – то в петлю лез, а нынче только обручальное кольцо, которое он до сих пор носит, и напоминает о Вале. У Павла же горечь утраты с годами становилась только острее, также как и ненависть на того, кого он считал виновником ее смерти.
И все-таки…все-таки…почему он курил? Неужели и вправду исчезновение этих его «ребяток» так на него подействовало? Значит, он действительно так к ним привязан, что впервые за долгие годы снова вернулся к привычке, начало которой положил огромный стресс?
Павел задумчиво постучал карандашом по столу, а потом поднял трубку телефона:
- Николай, есть дело, зайди.
Через несколько минут дверь открылась, и в комнату зашел начальник службы внешней безопасности компании.
- Мне нужно, чтобы твои люди организовали слежку за Виктором Гудвиновым, – холодно распорядился Павел. – Вот его телефоны, адреса – домашний и рабочий. Есть информация, что на него может выйти наш Плясов. Обо всех его передвижениях сообщать мне лично, в любое время дня и ночи. Выполняй.
Вошедший кивнул, взял бумажку и вышел.
- Береженого Бог бережет, – пробормотал Павел. Пальцы что есть силы сжались в кулак. Раздался треск, и он с удивлением уставился на две половинки карандаша в своей ладони.
Виктор Борисович приехал в офис в семь утра. Сегодня предстояло много дел, необходимо было тщательнейшим образом продумать каждую мелочь – слишком многое зависело от того, насколько все пойдет по плану. Стас с Егором через пару часов поедут обратно в Боняково, за них он не беспокоился. Вчерашняя встреча прошла как нельзя более удачно. Удалось сделать все, что он планировал, не подвели ни Егор, ни Анна Леонидовна. Но этого было мало. Для того, чтобы найти оружие против «Тристара» требовалось нечто большее.
Гудвинов прошел в самый дальний конец офиса и открыл неприметную дверь, ведущую в комнату айтишников. Как он и предполагал, Гарик и Дима были там. Судя по беспорядку в одежде и совершенно ошалевшим глазам, ночевали они на работе, не желая уходить, не выполнив задание шефа. Оба держали в руках по бутылке с колой, время от времени делая оттуда по большому глотку.
- Не отравитесь заморской дрянью? – скептически поинтересовался Виктор Борисович, поздоровавшись.
Дима с сомнением посмотрел на свою бутылку и тяжело вздохнул.
- Без этой дряни мы сейчас бы спали как суслики. А так пара ложек растворимого кофе на стакан – и ты свеж и бодр по меньшей мере два часа. Правда, потом допинг приходится повторять.
Гудвин осуждающе покачал головой.
- Сердце ведь посадите.
- Мы не злоупотребляем, Виктор Борисович, – ответил за двоих Дима. – Вы не волнуйтесь. Да и задачка была интересная, ради такой стоило ночь не поспать!
- Что-нибудь получилось? – оживился начальник.
- А то! – расплылись в улыбке ребята. – Червячок вышел убойный – Касперский от зависти съест свой кулер! Исходя из вашего рассказа, мы замкнули его на три кодовых слова – Радамант, Плясов и мелатонин. Как только он попадет в компьютерную сеть «Тристара», автоматически запуститься программа поиска файлов, содержащих эти слова. Червь будет цепляться к ним, как репей к собачьему хвосту и уничтожать все документы, в которых встречается хотя бы одно кодовое слово. Он абсолютно автономен: будет рассылать сам себя по всей адресной книге «Тристара» и, попадая на другие компьютеры, искать кодовые слова на них. Он будет на серваке у янки в течение получаса после активации. Если нам повезет, и те стримерные кассеты, о которых вы говорили, они хранят не в сейфе под семью замками, то вирус запустит авто-лоудер, считает с кассет всю информацию и отформатирует их, после чего они станут девственно чистыми.
- Отлично! – Гудвин в волнении потер руки. Это было даже лучше, чем он мог надеяться. Разве что вот еще какой момент… – А можно, прежде чем стирать найденную вашим червем информацию, переписать ее на какой-нибудь носитель? Для нашего, так сказать, пользования? – обратился к ребятам Виктор Борисович.
Дима утвердительно кивнул.
- Можно сделать все, только чем больше наворотов, тем больше весит червь, и тем проще его отследить. Он может не пройти через почтовую программу, его придется запускать вручную.