Со мной в глубину ущелья пошли только два отделения. И то потому, что они оба по своему численному составу почти равняются первому отделению. По крайней мере по силам они равны. Первое отделение должно выступить открыто после моей команды. Ликвидировав часового, отделение должно войти в ущелье и начать продвижение на максимально возможную глубину. Дальше будет моя корректировка. Или я пошлю кого-то из бойцов второго и третьего отделений на снятие второго часового, или сам пойду один или, что вернее, с кем-то из бойцов, чтобы в одном случае продемонстрировать, что умеет делать командир, – временами это необходимо демонстрировать для поддержания авторитета, или пошлю своего подчиненного, чтобы проверить его навыки в снятии часовых. Навыки эти у нас отрабатываются постоянно.
Или же этим делом займутся наступающие. Младший сержант Сережа Намырдин, командир первого отделения, и мой заместитель старший сержант Валера Кувалдин найдут кого выделить для выполнения той же задачи, а могут и сами пойти хоть по одному, хоть вдвоем. Оба они опытные бойцы и прекрасные рукопашники.
Мой замкомвзвода Валера Кувалдин не зря носит такую фамилию, потому что происходит из рода потомственных кузнецов, хотя наследственность в профессии пресеклась еще у отца Валеры, который месту у наковальни предпочел место у нивелира, став геодезистом.
А сам Валера стал военным, старшим сержантом контрактной службы. От своего рода Кувалдин унаследовал сильную кисть и тяжелую руку. И уже несколько раз на моей памяти, когда его отправляли снимать часового, беззвучно подкрадывался со спины и ударом кулака в четвертый шейный позвонок лишал человека сознания, а порой и сразу жизни, если противник оказывался слабоват здоровьем. От такого удара, как правило, травмировался спинной мозг, он переставал посылать сигналы в мозг головной, следовала моментальная потеря сознания, после чего не стоило труда сломать часовому шею простым поворотом головы. Тем более состояние часового было таково, что сопротивляться он уже не мог.
Мало уступал Кувалдину в силе и младший сержант Намырдин. Сережа имеет убийственный удар ногой. Если кто-то и успевал среагировать и подставить защитный блок против хай-кика младшего сержанта, то все равно не мог сдержать его мощную ногу, так как удар доходил до цели. И удар этот был такой силы, что никто не мог устоять на ногах. Зря, что ли, Намырдин был лучшим футболистом роты, да, наверное, и батальона тоже. По мячу бил не слабее, чем по чужой голове. И в футбольной команде бригады числился штатным пенальтистом. При этом легко, без всякой натуги выполнял шпагат, который, по правде говоря, у нас выполняет практически каждый солдат. Но не каждый делает это так легко, как младший сержант. А вообще для выполнения хай-кика вовсе не обязательно уметь делать шпагат. Достаточно просто иметь приличную растяжку, хотя, кто умеет выполнять шпагат, тому и бить ногой в голову легче.
– Товарищ старший лейтенант, – раздался в наушниках шепот младшего сержанта Питиримова. – Есть проход. Правда, он камнями завален. Похоже, осыпь весной была. Или даже целый сель[2] сошел. Русло на склоне видно – извилистое и длинное. Но вся вода давно сошла, пройти вполне можно. Я уже прошел. Но следов часовых здесь не видно. Или по воздуху летали, или в другом месте проходили.
В этом вопросе полагаться на младшего сержанта можно полностью. Если уж Борис сказал, что нет следов, значит, их нет. Можно не искать.
– Понял, мы идем. Дождись напарника и выдвигайся вперед. Хозяинов, проверь путь часовых. Второе и третье отделения, вперед! – отдал я команду и пополз сам, соблюдая прежнюю дистанцию и одновременно являясь разделяющим звеном между отделениями. Второе отделение было впереди, третье – позади меня, в каждом отделении числилось по семь бойцов, не считая командиров, но все они были солдатами контрактной службы, следовательно, опытными и надежными. И, что лично мне всегда казалось очень важным, устойчивыми психологически.
Психология организма – это от природы, одному дано одно состояние, другому другое. Боевые навыки можно отработать до уровня среднего у любого человека, кроме откровенного дистрофика. Выше среднего – для этого уже необходимо иметь природные данные. Один имеет способности для рукопашного боя, другой – для стрельбы из снайперской винтовки, третий лучше всех владеет ручным пулеметом. Но вот психологическую устойчивость, если ее нет от природы, воспитать, мне кажется, невозможно. Хотя некоторые специалисты говорят, что этой устойчивости можно добиться с помощью «химии», то есть фармакологических препаратов. Однако мне кажется, что это не для спецназа, а для офисных работников или продавцов-кассиров в супермаркетах. «Химическая психология» человека является не чем иным, как флегматизмом и недопустимой заторможенностью. А в спецназе это недопустимо. При нашей работе повышенная чувствительность решает многое. И внешнее спокойствие, невозмутимость обязаны в бойце спецназа соседствовать со скоростью мышления и молниеносной реакцией на любое воздействие извне.
Я полз по камням, радуясь в душе современной системе экипировки «Ратник», имеющей наколенники и налокотники. Помню, когда нас учили ползать в военном училище, мы себе колени и локти под одеждой сначала натирали до мозолей, потом мозоли срывались, и образовывались участки открытого кровоточащего мяса. Об этом знали и наши командиры, но они считали, что офицер обязан уметь терпеть эту жгущую ноги и руки боль, и продолжали занятия. Придя на должности в бригады спецназа, мы не доводили солдат до такого состояния. Если у кого-то появлялись сорванные мозоли, отправляли такого человека на обработку к санинструктору. Может, это и было перестраховкой, потому что я лично не знаю человека, который бы умер от такой неприятности, и даже не слышал о таких.
А потом в обиход прочно вошли наколенники и налокотники, и ползать стало несравненно легче. Но для примера иногда приходилось рассказывать солдатам о том, как их предшественники еще несколько лет назад ползали в окровавленных штанинах, хотя в таких штанинах ползали только курсанты…
Добравшись до места, где младший сержант Питиримов наткнулся на скалу, я сделал знак Володе Хозяинову, подтверждая первый приказ. На всякий случай следовало знать, где еще есть проходы в этом месте.
Привычка общаться знаками оставалась даже тогда, когда я уже начал привыкать к тому, что наши шлемы снабжены системой внутривзводной связи. Хозяинов понял меня, о чем сообщил кивком, тоже к системе связи не прибегая. Но своему отделению команду отдал уже по связи:
– Третье отделение, за мной! – И свернул вправо.
– Володя, внимательно посматривай, могут быть мины, про которые знают только часовые. С места сообщи результат, а сам продвигайся вперед.
– Понял, работаю…
Таким образом, как только третье отделение ушло вправо, я оказался замыкающим среди тех, кого повел в ущелье, хотя командиру полагается быть в середине или впереди подразделения. Пришлось догонять второе отделение. Благо, ползать я умею быстрее большинства солдат, как и полагается командиру взвода. Это, естественно, не привилегия должности, а последствия постоянных тренировок. Грубо говоря, вынужденная необходимость.
Как известно, наша армия частично формируется за счет призывников, в том числе и в войска спецназа ГРУ. И каждый командир взвода, обучая новое пополнение, вместе с ними проходит весь тренировочный процесс. Даже если не хочешь, обязан показывать сам, как следует ползать. И при этом не нарушать режим тишины. Что я без проблем и демонстрировал. Пластиковые противоосколочные наколенники и налокотники хотя и крепкие, с заплавленной внутрь арматурой из тонкой крепкой стали и нескольких слоев арамидной ткани[3] – все же достаточно мягкие и пластичные, движению не мешают, но ноги от камней защищают.
Я без проблем добрался до основной группы и возглавил ее. Впереди оказался только младший сержант Питиримов и один из рядовых его отделения, сапер Николай Мукомохов, который полз первым. Еще в самом начале пути нам попалась мина, установленная, на взгляд Мукомохова, весьма небрежно. Вообще-то такая небрежность обычно бывает не свойственна бандитам. Они самодельные взрывные устройства устанавливают тщательно и продуманно, уделяя большое внимание маскировке. Но кто знает, при каких обстоятельствах проводилось минирование. Возможно, что-то заставляло банду торопиться. Может быть, сыграло свою роль то, что мина была стандартной противопехотной, американского производства М18А1 «Клеймор», которые при наличии взрывателя натяжного действия всегда отличались капризным нравом и имели привычку взрываться при установке. И бандитский минер, зная это, торопился от мины избавиться.
