— Не скрою, мне польстило внимание несравненного падишаха к моей ничтожной личности, — Сарадж еще раз поклонился. — И уж коли ты, мой повелитель, удостоил меня чести быть выслушанным, изволь, я изложу свою точку зрения.

Стратимир собрался с духом, даже с чувством некоторого превосходства взглянул на притихших бегов и пашей.

— Да, действительно, дорога через Пирот и Ниш — это кратчайший путь из Болгарии в Сербию. И по нему имеет смысл идти, если всемогущий падишах торопится покарать зарвавшихся сербов. Однако следует помнить, что, во-первых, Ниш все еще находится в руках князя Лазаря, во-вторых, и это, пожалуй, главное, путь этот проходит по Драгоманскому ущелью, которое легко перекрыть, и каменистой долине реки Нишава, где также могут быть разные неожиданности, а условий для развертывания большого войска практически нет. К тому же в эту пору Морава сильно разливается, что затрудняет ее преодоление. Путь же через Скопле по ущелью Качаник действительно самый скрытный, как то справедливо утверждал почтенный паша Игит-бег. Но у него две слабости: такая западня, как ущелье, и то, что Скопле пока все еще находится во владениях Вука Бранковича.

— Я захвачу этот город! — вспыхнул было паша Игит-бег, но, поймав на себе гневный взгляд падишаха, смолк, потупив глаза.

— Есть еще два пути, которые, правда, значительно длиннее первых двух, но безопаснее, — продолжал Сарадж. — Оба они ведут через Илиджу и Кратово к Буяновацу, но там раздваиваются. Можно пойти от Буяноваца долиной Южной Моравы к Нишу. Таким образом, достигается та же цель, что и при походе через Пирот, но дорога значительно длиннее и для большого войска весьма неудобна из-за неровного рельефа. Но от Буяноваца по более широкому, чем предыдущие, Кончульскому ущелью можно выйти к Южной Мораве, а там, переправившись на другой берег, уже и Косово поле. Лучшего места для решающей битвы на Балканах я не знаю.

Сарадж замолчал, еще раз склонился перед Муратом и вернулся на свое прежнее место. Мурат задумался. Через некоторое время подозвал к себе великого визиря, и тот что-то довольно долго шептал своему повелителю на ухо. Мурат не прерывал, лишь изредка согласно кивая головой. Чуть позже к совету подключились и Баязет с Якубом. Наконец решение было принято и объявлено во всеуслышание — конечный пункт похода, где войско будет дожидаться решения Лаз-оглу, — Косово поле.

Косово поле в то время, в XIV веке, было одним из самых значительных перекрестков торговых путей на Балканах. Из Леша и Скадара, долиной реки Дрим, через Призрен и Дульские седловины вел в Липляны зетский путь. В Косово он пересекался с македонско-боснийским путем, который из Солуня через Скопле по ущелью Качаник через Митровицу вел в Боснию. С Адриатики на Косово через Подгорицу и Печ шел которский путь, а была еще дорога и из самого Дубровника. С Косова через Янево и Ново Брдо шла дорога на Вране с тремя ответвлениями: одно вело мимо Страцина в Илиджу и Софию, другое — долиной Ибра в устье Западной Моравы, а третье — долиной Лаба в столицу Лазаря Крушевац. Кроме того, Косовская область была одним из важнейших экономических центров средневековой Сербии и захват ее предопределял падение и дальнейший упадок этой страны.

Выйдя из Ихтимана малым шагом (Мурат не желал загонять войско перед решающей схваткой), османы через три дня сделали большую остановку в поле, названном ими впоследствии Агаэдин, вблизи Самокова. После двухдневного отдыха путь свой Мурат продолжил по владениям младшего сына Душанового севастократора Деяна Константина Драгаша. Его старший брат, деспот Йован Драгаш Деянович, умер десять с лишним лет назад. Путь по Велбужду был нелегок (гористая местность) и неблизок, и, войдя в столицу своего вассала Константина-Кюстендила Илиджу, Мурат приказал всему войску остановиться. Правитель Велбужда встретил султана весьма радушно. Оповещенный заранее, Константин уже знал о цели этого похода и понимал, что ему, вассалу султана, тоже придется принять в нем участие. И в первую очередь — в снабжении османской армии продовольствием и фуражом, ибо конечно же его тысячный отряд мало чем может изменить ситуацию на поле брани.

Несмотря на внешнее радушие, оказанное при приеме, на душе у Константина Драгаша скребли кошки. Поход этот омрачил его радостное настроение. Не так давно он выдал замуж свою дочь Елену за Мануила II Палеолога, престолонаследника, а с 1391 года и византийского императора (кстати, предпоследнего в истории Византии). Таким образом, его дочь станет первой (и единственной) сербкой-императрицей Византии и матерью последнего императора Восточной Римской империи, окончившей свою историю в 1454 году после захвата турками Цареграда-Константинополя.

По выходе из Илиджи Мурат поставил во главе всего авангарда Кюстендила, поскольку тот лучше всех знал эти края. Так султан еще раз доказал свою благосклонность к славянским вассалам. Пока он им доверял.

Князь Лазарь держал совет с находившимися при его дворе неотлучно Миланом Топличанином, Иваном Косанчичем и Милошем Обиличем. Что делать, какой ответ дать посланнику султана? Хоть и крепился внешне старый князь, но было видно, что он пребывает в растерянности. Глаза повлажнели, глубокие морщины прорезали лоб, руки слегка дрожали.

— Не было еще такого случая, чтобы сербы сдавались без боя, да еще врагу, которого бивали не раз, — говорил, словно рубил воздух словами, богатырь Милош.

— И я так же мыслю, — поддержал побратима воевода Иван Косанчич.

— Однако властела и себры, снявшиеся с мест, твердят, что движется несметная сила басурманов.

— У страха всегда глаза велики, пресветлый князь, — не сдавался Милош. — Осмелюсь дать тебе совет, княже.

— Говори, Милош. Всегда рад тебя выслушать.

— Дабы не пороть горячку, отправь посла османского обратно с тем, мол, что ответ дадим по размыслии и своим гонцом. А сами в то время соберем большой совет великашей и властелы и всем миром решим, что нам делать. Ведь Мурат нынче, судя по всему, не шутит, а нам важно выиграть время.

— А для того чтобы проверить, какова нынче сила басурманская, надо бы в их лагерь лазутчика заслать, — взял слово и Милан Топлица, старый и верный товарищ князя.

Лазарь прослезился.

— Большие резоны в ваших словах, верные мои собратья. Я рад, что в лихую годину не отступились от меня. И с лазутчиком верно придумано, да только где его взять, если мы не хотим раскрывать тайну нашего совета?

— Стареешь ты, пресветлый княже. Ужель забыл, что верный твой товарищ Милан из Топлиц искусен в языке турецком и не раз бывал в османском тылу? — Воевода Милан хлопнул себя по колену и поднялся в возбуждении.

Встал и князь Лазарь, а за ним и Милош с Иваном.

— Не забыл я, верный мой воевода. А сказал то с умыслом, дабы тебя раззадорить, а с тем и благословить на опасное дело, — князь Лазарь дрожавшей рукой перекрестил Топличанина.

Милан отправился на разведку, посол — в ставку своего падишаха, а гонцы — во все города и села Сербской державы сзывать на совет в Крушевац властелу.

Много чего довелось повидать Милану во время своей вылазки. Намерения у султана Мурата действительно были самыми серьезными, силу собрал он грозную, и даже акинджии, всегда неуправляемые, под грозным оком падишаха вели себя смирно, дожидаясь своего часа. Все войско неумолимо приближалось к границам сербских земель. Пора было уже и возвращаться в Крушевац, а то как бы не опоздать, как бы не появиться там позже самого Мурата.

Пока Милан Топлица скакал к князю Лазарю, от самых границ Косовской области летели, словно на крыльях, другие гонцы. Один из них, некто Божидар, с трепетом извещал печского епископа о том, что войска султана уже в долине реки Ситницы. Воевода же Влатко Хранотич только и смог написать в хрисовуле, предназначенной его господину Вуку Бранковичу: «Знай, что собрались турки на Владове близ Моравы…»

У ворот Крушеваца Милана дожидался Милош Обилич. В какой-то момент Милош испугался, что старый князь пойдет на попятную. Уж слишком велика и серьезна угроза. Ведь по всему чувствуется, что Мурат поставил на карту все, выступая в этот поход. Если он победит, он будет властелином Европы, Балкан уж во всяком случае. Если он потерпит поражение — это будет политической (а, учитывая восточные нравы, возможно, и физической) смертью не только его, но и всей Османской империи. Либо пан, либо пропал! Безусловно, все это понимал и князь Лазарь. Но у последнего был и третий путь: признать над собой верховную власть султана. В конце концов, не все ли уж равно, быть вассалом одного монарха (венгерского) или двух сразу? Однако подобный расклад не устраивал многих сербских властелей, желавших видеть свою родную Сербию не только сильной и единой, но и свободной. Первый вопрос Милоша и должен был определить весь ход его дальнейших действий: