Днем накануне прошел сильный дождь, однако обе стороны не пожелали переносить схватку на другой день. Так переносить можно до бесконечности, если учесть, что первые дни наступившей осени всегда в этих местах отличались дождливостью и неустойчивой погодой. Но в день поединка погода, как по заказу, выдалась солнечной и даже безветренной, изрядно высушив влажную почву. В первые часы пополудни, когда солнце уже не так знойно обнимало землю, за селом, на специальном поле для ристалищ начали собираться люди со всей округи. Особый интерес подогревался еще и тем, что в поединке участвовали два, пожалуй, самых сильных человека.

Наконец появились и главные действующие лица. Оба, и Гргур, и Милорад, в синих, плотно облегающих ноги до колен турецких чакширах, рубахах грубого полотна, с широкими кожаными поясами с прикрепленными к ним булавами с гладкими набалдашниками, с луком, переброшенным через плечо, и колчаном с тремя стрелами. В руках у обоих короткие копья, которые употреблялись только в самом начале поединка. Оба сидели как влитые на конях — Гргур на своем любимом буланом, Милорад на гнедом, на всех четырех ногах которого сверкали на солнце ослепительно белые чулки. Коней под уздцы на ристалище вывели отцы наших молодцов. Следом за ними шли наблюдатели обеих сторон — Драгана со всей своей родней и вся семья Младеновичей, включая и Обрада. Однако главная виновница этого поединка на ристалище не явилась. Ее сегодня неожиданно с самого утра забило в лихорадке, и она осталась дома, укутавшись в одеяла и перины и через определенные промежутки времени выпивая приготовленные матерью отвары и настои из трав, рецепты приготовления которых она выведала у местной знахарки бабки Стефки.

Оба соперника выехали на середину поля и, поприветствовав друг друга взмахом руки, тут же разъехались в разные концы. Несколько минут стояли, ожидая сигнала. Кони нетерпеливо прядали ушами и гарцевали на месте, окруженные возбужденной толпой. Публика начала шуметь, подбадривая соперников. Каждый норовил выкрикнуть что-то колючее в адрес противника и что-то подбадривающее в адрес своего.

Наконец старик Младенович махнул рукой, и тут же копье, брошенное Милорадом, стремительно полетело в направлении Гргура. Толпа притихла, ожидая результата, и, когда Гргур увернулся и на лету поймал копье, тут же переломив его на три части, одобрительно зашумела. Очередь метать была за Гргуром. Копье со свистом вылетело из его рук, чтобы уже через несколько секунд достичь Милорада. Милорад, казалось, и не думал уворачиваться от острого наконечника копья. Однако, верно рассчитав момент, когда копье было всего лишь в нескольких метрах, он вонзил острые шпоры в бока своего гнедого, и тот, хорошо обученный и натренированный, тут же припал на передние ноги, а голова Милорада укрылась в жесткой гриве конских волос. Копье пролетело высоко над головой и в нескольких метрах позади коня до половины вошло в землю, а верхняя его часть сломалась — так сильно оно было пущено. Толпа снова одобрительно загудела: то ли ловкость Милорада им понравилась, то ли пришлась по душе сила Гргура. Этим, собственно, и начался поединок.

Соперники сняли с плеч луки и достали из колчанов по стреле. Они съехались вместе и повернулись на конях в ту сторону, где уже заранее были приготовлены мишени: в землю воткнули копья рукоятью вниз, на острие копья насадили яблоко и в нескольких метрах от копий на специальных деревянных защепках-держалах установили железные кольца, в диаметре не больше набалдашника булавы. Стреляя, нужно было не просто попасть в яблоко, но обязательным условием было, чтобы стрела пролетела сквозь это кольцо. Три попытки, три стрелы давалось на это соперникам. Причем расстояние было довольно большим — на половину полета стрелы.

Кони стояли смирно, когда всадники натягивали тугую тетиву из бычьей жилы. Мгновение, и две стрелы, будто соревнуясь в скорости, вылетели, разогнанные тетивой, и через несколько секунд, счастливо миновав кольцо, вонзились в конечную цель своего полета: пронзенное насквозь яблоко, в которое стрелял Милорад, еще несколько метров летело вместе со стрелой, пока не упало на землю и не рассыпалось на части. Яблоко же, в которое стрелял Гргур, тут же от прикосновения стрелы разлетелось вдребезги. Толпа завыла от удовольствия.

Наступал самый решительный момент поединка, где все должна была решить сила и ловкость человека, его сноровка, умение и закалка. Всадники снова разъехались и вынули из-за пояса булавы. Разогнав коней, соперники устремились друг на друга, каждый потрясая своим оружием. Казалось, задень сейчас булава кого-нибудь, и тот свалится наземь замертво. Однако первый удар обоих соперников пришелся по воздуху. Кони уже не скакали, а крутились на месте, и удар булавы Милорада пришелся в булаву Гргура. Ответный же удар Гргура принял на себя круп гнедого младеновичского коня. Удар был настолько сильным, что конь от боли присел на задние ноги, потом захрапел, роняя изо рта розоватую пену, и дико шарахнулся в сторону, едва не сбросив седока. Но Милорад крепко сидел в седле и смог быстро усмирить зашибленное животное. Именно эта быстрота, пожалуй, и сыграла решающую роль, так как Гргур после удара на мгновение слегка расслабился и потерял бдительность. Милораду же удалось резко развернуть своего гнедого и подъехать к Гргуру с правого бока. Гргур тотчас поднял свою булаву, однако на мгновение опоздал и получил сильнейший удар в плечо, который вышиб его из седла. Гргур грохнулся наземь, потеряв свое оружие. И тут же Милорад удовлетворенно усмехнулся, подняв вверх булаву. Победа! Толпа загудела. Обрад Младенович разжал кулаки и с победоносным видом повернулся в ту сторону, где должны были стоять родители Зорицы…

Однако преждевременное торжество редко кончается весельем. Успех приходит лишь к тем, кто верит в него до конца, несмотря на первое падение.

Гргур быстро пришел в себя, вскочил на ноги и в один прыжок очутился возле гнедого. Схватив его под уздцы своими огромными, сильными ручищами, Гргур, забыв о саднящей боли в плече, бросился под передние ноги коня, держа поводья. Конь жалобно заржал, ударившись мордой о землю. Гргур же с необыкновенной ловкостью выскочил из-под коня, а Милорад перелетел через конскую голову и, потеряв по дороге булаву, упал на землю метрах в пяти лицом вниз. Гргур тут же, подхватив на лету булаву соперника, помчался к нему и уже через несколько секунд взгромоздился на его распластанное тело обеими ногами, а набалдашник булавы приставил к затылку теперь уже точно побежденного Милорада. Толпа зашевелилась, зашумела.

— Молодец, Гргур! Наша взяла! Ай да Гргур! Добивай, добивай его!

Не обращая внимания на свист и крики, старик Младенович приблизился к Гргуру и молящим голосом произнес:

— Остановись, Гргур! Вы были достойны друг друга. Хоть он и проиграл, но он мне сын. Он должен жить хотя бы для того, чтобы смыть с себя этот свой позор.

— Отпусти его, сынок, — поддержал и Андрия.

Гргур левой рукой отер пот, бросил у ног Милорада его булаву и с гордо поднятой головой отошел от поверженного, тут же подхваченный торжествующей толпой.

Турки налетели подобно смерчу. Никто и ничто скрыться от них не могло. В несколько минут все изменилось: крики, плачь, грабежи, насилия, пожары — все началось одновременно в разных концах села и со страшной силой. Об отпоре туркам не могло быть и речи — они ворвались так внезапно, что многие, так и не успев ничего понять, погибли, зарубленные ятаганами. Не трогали турки только семи-десятилетних мальчиков — дань кровью.

Во двор Жарковичей, молодой семьи Стефана и Даницы, живших вместе с отцом Стефана — шестидесятилетним Миливое — и двумя детьми — четырехлетним Буком и семимесячной Златой, — ворвалось пятеро детин в огромных желтых шальварах, с кривыми саблями, прикрепленными к широкому, несколько раз обернутому вокруг талии поясу. От перекошенных злобных лиц у себров замирали сердца. К несчастью своему, Даница находилась в это время во дворе и сыпала зерно гусям. Увидев турок, женщина выронила из рук глиняную миску с зерном и отступила на несколько шагов назад. На мгновение застыв от неожиданности, что увидели такую легкую добычу, завоеватели переглянулись, и один из них, видимо старший, кивнул. Тут же в два прыжка он очутился возле женщины и попытался повалить ее на землю, одновременно срывая одежду. Даница закричала, стала яростно отбиваться и царапаться, но этим лишь еще больше озлобляла и распаляла нападавшего. На помощь первому подбежал другой, остальные принялись шарить по двору. Двоим туркам удалось, наконец, свалить Даницу на землю. Она не своим, каким-то диким голосом в последний раз позвала: