Разве только иногда вдруг тоска - маленький зверёк - откуда ни возьмись, приходила, под малицу забиралась, сердце грызла. Зубки мелкие, а больно. Тогда учился Искра тоску душить, как злого келе, что наводит болезнь и радость ворует. Плоховато пока получалось - и даже медвежонок, вьюжный приятель, снег, что и летом не тает, вздыхал за стеной тордоха.

А Искра думал, как вернётся домой богатырём и бойцом - потому что уже видел, с кем ему предстоит сражаться, если так повернётся судьба.

Брал он бубен и начинал петь. И открывалась перед ним дорога в Нижний мир - вроде лестницы в кромешную тьму, да только золотые глаза тьму проницали, и видел Искра, как мир духов устроен и кто там живёт. На лестнице встречались ему лишь маленькие рогатые келе, что исподтишка в Срединном мире у людей иголки воруют, пучеглазые сплетники - норовили они руки лизать да в друзья набивались, но не надо Искре таких друзей - и безглазые совы-соглядатаи. Но однажды хватило у Искры духу дойти до самого низа, благо шёл рядом с ним метельный медвежонок - верный спутник, что кровь Искры на вкус пробовал.

Тундра вокруг расстилалась, только ни сполохи над ней не играли, ни луна не светила, ни солнце не заглядывало в вечный мрак и вечный холод. И снег тундру покрывал - серый, а небо над снегом - словно глухой полог, висит низко, да и не небо это, а земля сверху давит. Воздух затхлый, стоячий - не шелохнётся.

Где в Срединном мире Песцовая река течёт - и здесь течёт река, вода в ней медленная, тёмная. На берегу тордохи стоят, такие же, как под солнцем, только покрыты не оленьими шкурами, а человеческой кожей. У тордоха - вешала для юколы, а на них человеческие руки вялятся. Поодаль - сумрак расстояния скрадывает, то ли десять шагов надо пройти, то ли тысячу, непонятно - стадо дохлых оленей пасётся: истлевшие шкуры на костяках висят, будто на жердях. А пастухи - вроде бы, люди: сидят на склоне холма молодые парни, трубки курят, дым вверх поднимается мутными струйками.

Пошёл к ним Искра - и никак дойти не может: с каждым шагом холм всё дальше. Рассердился Искра:

- Да что ж такое! Кто держит меня - пусти, или огонь здесь разожгу до самого солнца высотой!

От малицы словно невидимые руки отдёрнулись - в два шага оказался Искра у холма. Смотрит на парней - и впрямь люди. Одеты, как дети Нерпы: у старшего кухлянка священными узорами расшита, красными нитями да бисером, у младшего - оторочка на одежде из волчьего меха. Богатые люди и охотники хорошие. Да только давно мёртвые они: глаза у обоих вытекли, кожа на лицах черепа обтянула - и пятна на ней чёрные, а на шеях - петли захлёстнуты.

- Пришёл? - сказал старший парень.

Искра ответил:

- Да. Из Срединного мира пришёл. Может, живые родичи остались у вас? Весточку им передать надо?

- Никого у нас нет, - сказал младший. - Всех хозяин того тордоха, что на берегу, сюда забрал, мужчин в рабство взял, женщин - в жёны. Ни оленьей упряжки у нас не было, ни прощального пира - никто к мёртвому стойбищу приблизиться не смеет. Остались от стойбища одни гнилые жерди да прелые шкуры - а наши тела песцы изгрызли. И на белый свет нам не вернуться - нет у нас детей, а значит, и внуков не будет.

- Какая же злобная тварь это сделала? - спросил Искра.

Передёрнул младший плечами:

- Кровавый Мор. Невеста моя гнилую оленину ему в ледяной воде варит.

Сжал Искра кулаки:

- Вырасту - заставлю его на волю рабов отпустить и из тундры совсем убраться!

Усмехнулся старший парень горько:

- Где тебе, шаман! Живая душа - как осенний листок, лёгкая. Дунет он - и вылетишь ты из Нижнего мира. Чтобы такого страшного келе победить, надо самому сюда спуститься, схватиться лицом к лицу. Да вот беда: сюда лишь мёртвые попадают, а мёртвые не страшны Мору. Живым - будь они хоть какие шаманы - сюда путь заказан. И медвежонок-вьюга тебе не поможет.

Вздохнул у ноги медвежонок-келе. Прищурился Искра. Сказал:

- Найду способ. Может, есть где-то вход в Нижний мир, что живого человека сюда пустит. Всю жизнь буду искать - а найду. Нечего злой погани людей в рабство обращать.

Переглянулись мёртвые.

- Что ж, - младший сказал, - ищи свой вход. Быстрей ищи: жаловался Кровавый Мор, что стали его рабы стары, сгнили, на ходу разваливаются - новых ему надо. Не нашёл бы он себе новых рабов в землях Ворона.

Ответил Искра - тихо:

- Понял я. Вернусь под небо - сделаю, что смогу, и для вас, и для братьев своих.

Повернулся и прочь пошёл - и тут лицом почувствовал, как рванул в неживом воздухе ледяной ветер - и услыхал, как железные крылья свистят. Оглянулся - и увидал, как летит во тьме Ворон, зелёные сполохи на железных крыльях играют, мрак перед ним расступается с визгом.

Склонил Искра голову.

- Пришёл ты, - сказал. - Что ж, вот я. Хочешь - кровь мою пей, хочешь - мясо ешь, хочешь - говори, слушать буду.

Опустился Ворон на валун, вцепился в камень когтями - кровь из камня потекла.

- Э, - сказал человеческим голосом, - пришёл ты. За мной иди. Дед тебя ждёт.

- Не поспею я за тобой, - ответил Искра. - Ты летишь, я по земле иду, а шаги тут медленны, словно в воде.

- Успеешь, если захочешь, - сказал Ворон, взмахнул крыльями и взмыл ввысь.

Переглянулся Искра с медвежонком - схватил медвежонок его пастью за малицу и вперёд потянул. Обнял его Искра за шею - и тут же подхватил обоих чёрный вихрь, взлетели они над серыми снегами, и понесло их вперёд, будто пушинки.

Смотрел Искра сверху, далеко видел. Берег моря видел - где тёмная вода в серые скалы бьётся, а на берегу келе-тюлени чьё-то мясо едят, то ли кита, то ли кого другого. Богатое стойбище видел: то ли мёртвые там живут, то ли сильная нежить, не разобрать. Круглое озеро увидал: лежит среди пепельных снегов, как плошка, вода в нём тусклая, чёрный вихрь рябь на ней поднял. А неподалёку от Круглого озера тордох стоит из белых шкур - багровое марево над ним повисло, как над пожарищем.

У белого тордоха ворон на землю опустился - сам ростом с тордох. Улёгся вихрь - и Искра ногами о землю с размаха ударился, медвежонок опять к боку его прижался: увидали оба, что к шестам у тордоха два громадных медведя привязаны арканами из человеческих волос. Морды у медведей внимательные, как у людей, багровые сполохи в глазах плывут, а тела - злая метель; почувствовал Искра в них силу беспощадной зимы.

Но не оробел - понял.

Из тордоха Тихая Птица вышел. В парке из седой волчьей шкуры - и седая коса до самой земли, лицо иссохло, руки - как совиные лапы, но глаза горят, словно у волка под холодной луной. Мудро, недобро.

- Пришёл ты... - сказал Тихая Птица.

Однако и тут не испугался Искра. Рад он был деда видеть - и чуял сквозь подземный шаманский морок его человеческую суть.

- Пришёл, - ответил. - Давно хотел прийти, да сил не хватало у меня. Давно хотел спасибо тебе сказать - за медвежонка и за то, что отсюда помогаешь мне.

Помолчал Тихая Птица - думал.

- Вырос ты, - сказал, наконец. - Вижу, как маленький келе к тебе жмётся. Отдам тебе медведей, сам Ворон поможет - но не забудь: шаман за дар свой в ответе и за духов своих в ответе. Слишком ты ещё молод - да ничего, видно, не сделаешь: понадобятся силы тебе. Домой, к Круглому озеру возвращайся.

- Запомню, - сказал Искра. - И домой вернусь, как только смогу.

И в тот же миг почувствовал он, как на плечи его тяжёлые ладони опустились - а чутьём догадался: не ладони это, а лапы Ворона. Громадное крыло перед ним весь Нижний мир заслонило, хлестнули перья по лицу - словно тальниковыми прутьями наотмашь, словно струёй кипятка, до жгучей боли - и вышвырнула боль Искру назад в Срединный мир.

Еле глаза открыл Искра - веки тяжёлые, тело тяжёлое, будто мокрым снегом набито, а половина лица горит нестерпимо. Копьё, учитель и товарищ, смотрит встревоженно:

- Далеко ты на сей раз улетел, Искра. Еле-еле я твоё дыхание слышал - думал, совсем ты это тело оставил. А потом увидел, как на лице у тебя эти перья проступили - и понял: сам Ворон тебя отметил. Силу дал?