Алкоголь согрел и придал силы. Оставшиеся полметра Стас проковырял со скоростью экскаватора. Вскарабкавшись по верёвке наверх, с опаской глянул вниз. Глубина вырытой им могилы достигала не менее трёх метров, что несколько противоречило общепринятым стандартам погребения. До Стаса допёрло-таки, что за ямку он только что приготовил собственноручно. И страшновато стало, и радостно одновременно. Он медленно, но верно подбирался к чёрным делишкам своего врага. На этом можно было запросто спалить господина Стрельцова. Хотя, кто его знает, чей это заказ. Оставалось дождаться "безбилетного пассажира", чтобы окончательно прояснить ситуацию.
Громов накинул на перепачканное землёй и глиной тело спецовку, немного поразмыслив, отхлебнул небольшой глоточек из оставленного сторожем пузырька. В этот раз спиртяга вошла куда лучше, чем в предыдущий. Потом аккуратно смотал верёвку вокруг ствола дерева (прикинул, что ещё может пригодиться), подхватил инструмент и тронулся в обратный путь к сторожке.
Может из-за того, что к утомлению он ещё и алкоголь добавил, а может, просто дорогу не запомнил, но, так или иначе, заблудился. Бродил по тропинкам вдоль и поперёк могилок не меньше часа и уже готов был звать на помощь. И воздух в легкие набрал, но вместо "ау", вырвалось: "уау". Он бы не так удивился встрече с этими людьми где-нибудь на улице этого города. Живого города. Но встреча произошла здесь - в городе мёртвых. Четверо парней, взирающих на Стаса неживым взглядом с фотографий, ему были хорошо знакомы. Прокатился он с ними как-то за город по осени. Этот день Громов запомнил навсегда. И он совпадала с датой гибели этих ребят.
- Сволочь! - непроизвольно громко выругался Стас в адрес убийцы этих людей. Убийца был известен и хорошо знаком Громову. Но здесь покоились тела только четверых, а их было пятеро. Это точно, Стас голову на отсечение мог дать. А что же случилось с ещё одним их товарищем? Пока это оставалось тайной. Постояв немного у могил, Стас возобновил поиски сторожки. Пройдя метров десять, снова остановился. Он не мог пройти мимо, не почтив минутой молчания память своих коллег по криминальному прошлому. Здесь навсегда нашли свою последнюю пристань пятнадцать его бойцов. Стас не задумывался в тот момент над тем, где похоронены остальные члены расстрелянной ментами группировки. Да и надо ли ему это?
День близился к завершению, а Громов всё ещё петлял в лабиринтах "города мёртвых". Окончательно выбившись из сил и утратив последнюю надежду на спасение, Стас присел подле какой-то могилки. Как-то само собой вышло, что взгляд упал на скромную надгробную плиту. Ничего в ней не было примечательного, скажем для Егорыча или для кого другого. Но не для Громова! Ноги сами привели к могиле МАТЕРИ его ребёнка. Да, здесь была похоронена Татьяна. Она смотрела на него с поблёкшего фотоснимка с какой-то укоризной, мольбой. Точь в точь тем же взглядом, какой излучали её глаза, когда она приходила к нему в его ночных кошмарах. Стас не выдержал. Эмоции хлынули из него раскалённой лавой проснувшегося вулкана. Громов не стеснялся слёз. Долго плакал, склонившись над изголовьем могилы. Сквозь слёзы клялся отомстить подлому убийце. И это не было бравадой. Он вернулся, чтобы вознести над головой ублюдка святой меч правосудия. И он сделает это, во что бы это ни встало!
Выплакавшись, Стас почувствовал прилив свежих жизненных сил и абсолютную уверенность в своей победе над врагом. Поднявшись с колен, стряхнул с одежды, прилипшие к ней комочки земли и травинки, потом уверенным шагом зашагал по тропинке, словно знал, что она выведет его к сторожке. Она и вывела, но вновь мимо загадки, которая так и останется им неразгаданной. Громов наткнулся на собственную могилу. Неухоженную, провалившуюся, с почерневшим и потрескавшимся деревянным крестом, на котором были вырезаны его инициалы и прибита гвоздями старая фотография. Его похоронили, как отъявленного мерзавца, Просто предали земле тело и забыли. Стас не огорчился. Оно и к лучшему. В этой могиле лежит бандит Громов. Так ему, по заслугам!
Вот и знакомый домик. Стас, оставив инструмент в "предбаннике", вошёл в сторожку. Егорыч, сидя за столом, задумчиво подпирал седую голову руками и смотрел в одну точку на стене.
- Что произошло, Семён Егорович? - забеспокоился Стас.
- Понимаешь, Стас, - не отрывая глаз от точки на стене, проронил Егорыч. - Я вот чего-то никак не припомню: выпил я спирт или нет? Если выпил, то почему не опьянел? Если не выпил, то куда же он подевался?.
- А, вон чего, - рассмеялся Стас и выставил на стол бутылку с оставшимся спиртом. - Ты у меня её оставил.
- Вот ёлы-палы! - обрадовался Егорыч. - А я то уж.... Ну, давай, разливай.
Громов расплескал горячительную жидкость по стаканам. Выпили чистоганом. Воздухом закусили.
- Хорош подарочек? - удовлетворённо крякнул сторож, поставив пустой стакан на стол.
- Чей подарочек-то? - просто любопытства ради спросил Стас.
- А-а, - Семён Егорович махнул куда-то в пространство. - Врача одного давеча хоронили, так коллеги его мне на помин души и оставили.
Семён Егорович помолчал немного, потом вдруг тихим голосом предложил:
- Хочешь, Стас, я тебе свою жизнь расскажу?
- Ну, если... - замялся Стас.
- Послушай. Всё равно делать пока нечего.
Глава 3.
Семён Егорович Подкидышев был воспитанником местного детского дома, и помнил себя с пятилетнего возраста. Естественно, ни о своих родителях, ни о месте и дате своего рождения, равно как и о настоящем имени, он ничего не знал. Лишь, будучи в десятилетнем возрасте, выведал-таки у престарелой нянечки, что был подброшен грудничком к дверям детского дома в самом начале Великой Отечественной Войны. Всё, более никакой информацией он о себе не располагал. Да, в принципе, и не стремился узнать свою родословную. Тогда не до этого было. Гораздо острее стоял вопрос собственной выживаемости, нежели проблема генеалогических раскопок. В детстве среди таких же, как сам озлобленных не по годам сирот в стенах детского дома. В отрочестве - за место под солнцем в школе-интернате. Юность прошла в покорении немудреных наук ремесленного училища. Потом армия. Служил на дальневосточной погранзаставе. Вернулся возмужавшим и окрепшим парнем-симпатягой с душой-рубахой.
Устроился на работу в слесарные мастерские при автокомбинате. Через год дали однокомнатную квартиру. Стал подумывать о женитьбе. Раньше-то не особо над этим задумывался, хотя от девок отбоя не было. Теперь, почувствовал, что пора. Была у него на примете достойная пара. Здесь же, под боком.
Анюта, молоденькая белокурая девчонка работала на автокомбинате диспетчером и славилась на всё предприятие свое гордыней и неприступностью. Много удалых парней ей руку и сердце предлагали. А нет. Отказывала. Не по душе они ей были.
Семён сентиментальностью не страдал. Нравилась она ему и точка! Подошёл он к ней как-то раз и рубанул напрямую:
- Анюта, выходи за меня замуж.
Аня вся краской залилась, реснички свои длинные опустила и тихо так прошептала:
- Мне подумать надо.
- Вот и подумай до сегодняшнего вечера, - белозубо улыбнулся Семён.
В тот же вечер Аня дала своё согласие. Да и как могла она ему отказать? Ведь полюбила же она его сразу, как только увидела. А признаться... Девичья гордость, да и самой первой на этот шаг идти - некрасиво пор тем временам считалось.
Через месяц сыграли свадьбу, а через год родился сын Станислав. Родители в чаде своём души не чаяли. Но не баловали. Ведущая роль в воспитании сына принадлежала отцу. Как настоящего мужика воспитывал - без всяких там нюней. Стас силу и характер отцовские наследовал. А вот лицом вылитый мать был, такой же белокурый и большеглазый. Зато никому необидно.
Сын подрастал. Время-то оно скоротечно. Пришла пора и второго ребёнка заводить. Но, к большому сожалению, врачи категорически запретили Ане рожать повторно. Но разлада в семье по этой причине не было. Смирились. Один, так один.
