– Я надеюсь на тебя, – улыбнулся Травник. – Что же до записки, то я ее давно написал, пока ждал тебя. Теперь идем вместе.
Друид вынул из внутреннего кармана куртки стило и, пододвинув к себе на столе небольшой листок бумаги, который Коростель до этого почему-то не заметил, вычеркнул в нем какое-то слово. Поднял глаза на Яна и ободряюще похлопал его по плечу.
– Теперь уже точно ищем троих, – подмигнул он Яну, и Коростель мысленно упрекнул себя за то, что столько времени не давал о себе знать друзьям, увлекшись разговорами с Рутой.
– Кто придет первым – будет знать, где кого искать, – закончил друид, и они вышли во двор.
– Теперь вот что, Ян, – серьезно сказал друид. – Сейчас мы разделимся, я скажу тебе, куда пойдешь искать ты и где и когда мы встретимся. Слушай меня внимательно.
Но ни через час, ни через три, ни через пять трое пропавших друидов не объявились. Ян все ноги сбил, шагая по булыжным мостовым темного ночного города. Улицы еще кое-где освещали масляные фонари, а вот в некоторых переулках царила такая темень, что Коростель крепко сжимал рукоять своего кинжала, подаренного ему щедрым Мартом после памятного боя с ночными в деревне Мотеюнаса. Почему-то все адреса знакомых друидов в Юре, которые Травник дал Коростелю для поисков Снегиря, Книгочея и Молчуна, приводили молодого человека именно в такие темные, неосвещенные переулки или домики, окруженные заборами и глухими садами, из чего Ян сделал вывод, что все местные знакомые друидов – люди, не стремящиеся к широкому общению, что, впрочем, Коростеля ничуть не удивляло. Освещены были только будки городской стражи, но их обитатели либо по большей части мирно спали, либо никого поблизости не видели. Пару раз Коростель выходил к городским заставам в разных концах города. Стражи морского форпоста были бдительны, однако в эту ночь никого из города не выпускали, и Ян безуспешно всматривался сквозь ночную темень в темное поле, залитое высоко стоящим над травой белесым туманом, либо в даль узкой дороги, петляющей и исчезающей в зарослях ивняка, за которыми начинались песчаные дюны морского побережья. Коростель извинялся и перекидывался парой слов со стражниками, которые в этом городе были на удивление покладистыми и общительными – видимо, сказался статус Юры как торгового города, в который постоянно шел с самого раннего утра поток приезжих торговцев, военных и крестьян из близлежащих сел, привозивших свои товары на местный рынок.
Один за другим вернулись Ян, Травник и позже других – Март. После конфуза в замке храмовников Збышеку было отказано в ночном дежурстве, и он отчаянно ворочался под плащом, слушая тихие шаги своих товарищей, охраняющих его сон. Друзьям угрызения совести он объяснял угрызениями совсем иного рода – мошкой да комарьем, однако из кожи вон лез, чтобы оказаться полезным отряду. Вот и в этот раз они долго бродили с Эгле по заставам, опрашивали сонных будочников, но, так ничего и не узнав, решили разделиться: он – в квартал ткачей, а Эгле – в рыбацкий поселок, за которым начинались пески. Збышек не побоялся оставить девушку одну, хорошо зная, на что способна правнучка Верховной Друидессы в минуту опасности. К тому же город, который они излазили вдоль и поперек, был пуст – жители отсыпались после ярмарочных увеселений. Друиды ждали Эгле или утра в зависимости от того, кто придет быстрее.
Девушка ворвалась в комнату, как порыв ветра, и на мгновение задержалась у стола, судорожно хватая ртом воздух. Потом она медленно осела на стул и, задыхаясь, прошептала:
– Один ваш… там… в песках… у дерева!.. Там кровь кругом… много…
По-видимому, Эгле пробежала во весь дух добрых полгорода. Пока она жадно пила, трое мужчин, замерев, ждали.
Девушка перевела дух и обвела их усталым взглядом.
– Он… у дерева. Я не могла помочь… Не сумела… а время дорого… и я – бегом… Нужно скорее! Это заклятие…
Они выбежали из комнаты, не заперши дверь на замок, и помчались в сторону рыбацкого поселка, который раскинулся в низине, у песков морского побережья. Из отрывочных выкриков Эгле на бегу Ян понял, что на одну из застав городской стражи пришел рыбак из соседнего поселка и рассказал, что видел Молчуна. По счастью, именно в это время Эгле собиралась уйти из башенки стражи, но гостеприимные дозорные угостили ее горячим чаем, и она задержалась на минуту. Тут и пришел рыбак, он был очень напуган, ничего не мог толком объяснить и только указывал рукой в направлении песков, где он видел друида. Эгле и двое стражников поспешили вслед за этим человеком, и скоро он привел их на край песчаного пляжа, поросшего редким ивняком и пучками пыльной жесткой травы. Там, где начинались морские пески, Эгле нашла Молчуна у одиноко стоящего дерева. Он сидел в темноте, без чувств, прислонившись к могучему дубовому стволу, и вокруг были разбросаны вещи друидов и было много крови. Больше никого не было, но когда Эгле приблизилась, чтобы помочь раненому, она увидела нечто такое, что поразило и устрашило ее. Она попыталась магически помочь бесчувственному друиду, но, увидев результаты своих попыток, тут же остановила волшбу и, строго-настрого наказав стражникам стеречь раненого и ни в коем случае не подходить к нему близко, даже если Молчун придет в себя и начнет звать на помощь, стремглав помчалась за помощью к друидам на постоялый двор. Все это Эгле кричала на ходу, задыхаясь от стремительного бега. Пока они бежали, взошло солнце, и когда друиды выскочили из рыбацкого поселка и увидели невдалеке дерево с двумя одинокими фигурками стражников поодаль, Коростель уже знал, что происходит с Молчуном, и бежал к нему, внутренне страшась того, что сейчас ему предстояло увидеть.
Перед ними стоял могучий дуб с раскидистой кроной, верхушка которого была почти сухая, с редкими листочками в вышине, зато его ствол совсем скрывался в густой листве. Прислонившись к стволу дерева спиной, сидел Молчун. Голова его бессильно упала на грудь, ноги были разбросаны в разные стороны, а над стриженой макушкой всего в двух ладонях торчал в стволе массивный нож с полосатой ручкой из какого-то стеклянистого материала. Молчун был без чувств, и двое стражников, застывших на безопасном расстоянии от друида, похоже, тоже потеряли дар речи. Тело Молчуна было крепко охвачено толстыми дубовыми ветвями, выходившими из ствола и терявшимися в нем же с другой стороны. Молчун не был связан – кольцо ветвей было живым и напоминало клубок зеленых змей, изредка шевелящихся, как пучок щупалец гигантского морского животного. Более того, приблизившись к дереву, Ян с ужасом увидел, что несколько дубовых ветвей, по счастью, не самых толстых, погрузились в тело бесчувственного друида, пронзив его бока и предплечья.
С минуту друиды молчали, слышно было только их тяжелое дыхание, а Ян, казалось, отчетливо слышал стук собственного сердца. Да еще посвистывали мелкие птицы, которые, не обращая на людей внимания, перепархивали от одного куста ивы к другому в поисках пищи и товарищей по своим беззаботным птичьим играм.
Между тем Травник подошел к стражникам и что-то тихо сказал им. Они обменялись несколькими негромкими фразами, после чего стражники по очереди кивнули и сами, в свою очередь, задали какой-то вопрос. Травник в ответ покачал головой, и солдаты, переглянувшись, оба уселись на лежавшее рядом сухое бревно, сняли шлемы и приготовились к долгому ожиданию. Ян окинул взором песок и понял, что здесь недавно шел бой. Вокруг были бурые пятна крови, повсюду валялись стрелы, большинство древков которых было почему-то расщеплено, словно их рубили топором на колоде. Неподалеку валялось копье со сломанным древком, драная серая тряпка, вся в кровавых дырах, бывшая некогда платком или накидкой, и еще три заплечных мешка на песке: зеленый – Молчуна, серый – Снегиря и черный с серебряной оторочкой – Книгочея. Этот мешок был разрублен ударом то ли меча, то ли маленького топорика, и из него выглядывал край походного одеяла. Было еще много каких-то не то тряпочек, не то лоскутов, которые лениво перекатывал по песку легкий морской ветерок.
