Между тем Гвинпин углубился в зал, рассматривая на стенах картины и выложенные мозаикой узоры. В центре одной из них высокий седобородый и седовласый старик в закопченном белом одеянии простирал руку над лесами и полями, где копошились маленькие человечки. В реках плескалась непропорционально крупная по сравнению с людьми рыба с серебристой чешуей, а в небе летели птицы с разинутыми клювами. Старик был, очевидно, добрым, но уж больно строгим, по мнению Гвина; вдобавок у него было слишком властное выражение, не допускающее сомнений в правильности его действий. «Видно, привык, чтобы все ему подчинялись, вот и загордился», – неодобрительно подумал Гвинпин и переключил свое внимание на мерзкие создания с хвостами и рогами, которые отплясывали на костях какой-то дикий зажигательный танец. «Если только у них не копыта, что вполне вероятно, то у них должны чертовски болеть ноги», – заключил Гвинпин и подмигнул танцорам. С этими по крайней мере было все ясно: злые, мерзкие, зато не гордячки какие-нибудь и толк в веселье знают… У Гвинпина имелся свой, независимый взгляд на мир, а другие взгляды его не очень интересовали, во всяком случае, до недавнего времени.

– Что, знакомых встретил? – озабоченно поинтересовался Лисовин, от чьего внимательного взгляда ничто не ускользало. Он цепко осматривал внутренности часовни снова и снова, словно искал что-то и не мог найти.

– Да, велели тебе привет передавать, по-родственному, так сказать, – не остался в долгу Гвинпин. – А что мы здесь ищем, а, следопыт?

– В прошлый раз, когда я был в замке, Птицелов со своей компанией заходил сюда, – ответил друид, продолжая оглядывать зал, ниши и алтарь.

– Ну и что? – непонимающе набычился Гвин. – Думаешь, они с тех пор тут тебя поджидают, стол небось накрыли?

– Они шли в походной одежде, с мешками и припасами, – пояснил друид, умевший, если надо, быть очень терпеливым. – Я подождал, пока они зашли сюда, но обратно они не вышли. Думаю, они или где-то здесь, в каком-нибудь подвале, или их уже нет в замке. Но следы здесь есть.

– Понятно, – сухо сказала кукла. – Тогда будем искать.

Они обходили зал, и все новые и новые картины смотрели на них со стен, закопченных долгим горением свечей. Подсвечники были повсюду – блестящие и проржавевшие, на высоких постаментах и вкрученные в стены, на подвесках и массивных толстых болтах. Особенно понравилась Гвинпину картина, на которой несколько одетых в островерхие шлемы витязей в кольчугах и панцирях держали на вытянутых ладонях маленькую плоскую страну с реками, холмами и лесами. Они склонялись над ней, огромные, с ласковыми и мужественными лицами, и глаза их улыбчиво светились.

– Понравилось? – спросил Лисовин, на ходу заглядывая в многочисленные ниши, которыми изобиловали боковые стены.

– Ничего, – подтвердил Гвинпин. – Кто такие?

– Короли, – пояснил друид. – Считается, что они держат на ладонях страну, в которой мы с тобой сейчас находимся. По легенде, пока они держат в руках землю литвинов, тут будут всегда царить мир и спокойствие.

– Хорош покой, нечего сказать, – пробурчал Гвин, разглядывая могучих королей. – А как же война, что тут была недавно?

– Видишь ли, друг мой Гвиннеус, – развернул его к себе бородач, – на свете немало и других королей. На мой взгляд, их даже чересчур много… Вот от этого и проистекает добрая половина бед на земле.

– А вторая, злая половина откуда проистекает? – язвительно поинтересовался Гвинпин, на которого не произвело особого впечатления революционное мышление лесного бородача.

– Добрая – в смысле большая, – наставительно пояснил Лисовин. – Темная ты еще кукла, Гвиннеус, значения простых слов не понимаешь.

– Зато я понимаю значения сложных слов, – парировала кукла.

– Это каких таких слов? – заинтересовался друид. – Поясни, пожалуйста.

– Запросто, – непринужденно ответствовал Гвинпин. – Вот, например, ты знаешь, что обозначает слово… – он сделал маленькую паузу, подбирая нужное сочетание букв, – вот, пожалуйста! Что значит слово «овтсещумиерп»?

– Это что за галиматья такая? – недоуменно пробормотал Лисовин.

– Ты не увиливай, знаешь или нет? – загадочно усмехнулся деревянный хитрец.

– Ну не знаю, не знаю. И что же оно значит? – раздраженно спросил Лисовин.

– Все очень просто, – шлепнул его ластом по ноге Гвин. – Нужно только прочитать слово задом наперед, и ты будешь знать, что слово «овтсещумиерп» означает не что иное, как «преимущество». – И кукла наставительно приподняла ласт, подобно учителю, вынужденному вновь повторять урок нерадивому и бестолковому ученику.

– И кого это ты имеешь в виду? – усмехнулся друид. – Чье преимущество?

– По-моему, это и так понятно, любезный друид, – саркастически улыбнулась кукла. Удивительное дело, с помощью одного носа-клюва Гвинпин умудрялся изображать на своей неподвижной деревянной физиономии самые тонкие оттенки настроений и чувств. Лисовин даже присвистнул от удивления, а Гвинпин в ту же секунду провалился в какое-то темное отверстие.

Когда Лисовин справился с замешательством, он чуть не ринулся за Гвином, но долгими годами выработанная осторожность тут же дала о себе знать. Он отпрянул от разверзшейся дыры и, выждав несколько секунд, заглянул внутрь. Его весьма озадачило то обстоятельство, что из пролома выбивался свет, непривычно яркий для полутемной часовни. Когда глаза привыкли, перед ним открылась большая и просторная комната со множеством свечей, которые зажгли, судя по фитилям, сравнительно недавно, три или четыре часа назад. Здесь уже не было ни картин, ни фресок, и во всей окружающей обстановке повисло что-то гнетущее, мертвенное, даже паутины не было видно. Где-то падали невидимые водяные капли, но пол был сухой. На нем были во множестве разложены вялые цветы, видимо, с призамковых лугов, белые и желтые; растения были вырваны с корнями, на которых остались засохшие комочки земли и глины. Цветы были выложены кругами, меньший в большем, и так до самого малого. В самом последнем, еле человеку уместиться, находился Гвинпин, ошеломленный и потерявший дар речи.

Разбросанные букеты цветов указывали направление полета куклы после того, как она провалилась, а приземлился Гвинпин в самой что ни на есть середине. «Естественно, где же ему и быть, – подумалось Лисовину. – Этот парень поразительно притягивает к себе всякие неприятности. Хотя надо еще посмотреть, куда его толкнула судьба на этот раз».

Он предостерегающе поднял руку, и Гвинпин, беспокойно озиравшийся и сильно нервничавший, притих, только его большие круглые глаза таращились на друида.

– Стой спокойно и не двигайся, – тихо сказал Лисовин, глядя прямо в блюдца отчаянных глаз. – Эти узоры не мы выкладывали, и чует мое сердце, не про нашу честь они и приготовлены. Но, по-моему, я кое-что припоминаю о таких штуках.

– Каких штуках? – страшным шепотом спросил Гвинпин, неуверенно переминаясь с лапы на лапу.

– Вот этих самых, – ответил Лисовин, с интересом разглядывая цветочные круги на полу.

Он нагнулся и поднял один цветок, понюхал его, затем размял в жестких пальцах, снова понюхал и, видимо, не придя к какому-нибудь решению, бросил мягкую кашицу за пределы ближайшего к себе круга.

– Ты вот что, Гвиннеус, – решительно сказал друид. – Иди-ка сюда, друг любезный, только эти круги переступай с осторожностью, чтобы не вляпаться в какую-нибудь очередную историю.

«А ты без этого жить не можешь», – услужливо добавил его невидимый внутренний собеседник, но Лисовин мысленно отмахнулся от непрошеного советчика. Тот пожал плечами и растворился, очевидно, отправившись туда, откуда и явился.

«Вот так-то лучше», – удовлетворенно подвел итог бородач и тут же заторопил куклу:

– Давай, дружище, шагай, только свои лапищи поднимай повыше.

Гвинпин послушно задрал ногу и переступил через один из кругов, самый маленький.

– Вот так, отлично, – подбодрил его друид. – Валяй так и дальше, только поосторожнее, заклинаю тебя всеми твоими дурацкими кукольными богами.