- Да какой пьяница-то... Одна кружка пива раз в неделю...

   - Вот именно! Каждую неделю - что это, если не пьяница? А нам сегодня травы косить - вот квитанция от лесника, по опушкам разрешено. Нам сегодня после этого надо еще успеть вернуться и накормить-напоить всю скотину. Днем-то она попасется в общинном стаде, а вот вечером и перед ночью... Значит, надо кормов задать. Коров подоить всех - мамка одна не справится. Приготовить к утру товар для рынка и то, что отвезем в замок за защиту. А там уже и время будет бороновать, а потом...

   - Вот же, угораздило крестьянским сыном родиться, - бурчал Питер, собираясь. Хотя, что там было собираться? Подпоясал рубаху, в которой спал, повесил на плечо холщовую суму, в которую кинул луковицу да кусок хлеба, и выскочил за отцом на улицу.

   - Ну, и где твое солнце?

   - Я не сказал, что оно встало. Я сказал, что оно встает. Вон там, видишь, край неба уже посветлел?

   - Черт-черт-черт...

   - Не чертыхайся!

   - Как же мне надоела эта идиотская жизнь! Этот, так его, повседневный идиотизм сельской жизни, как говорят в книжках умные люди...

   - А кто их кормит, этих твоих умных людей? Мы! Что они без нас? Они же просто сдохнут все, если не мы. Да на нас вся земля держится, понял?

   - Это мне ясно... С детства знаю, заучил... Но как же это скучно, батя! Какая же это скучища: год за годом, месяц за месяцем, день за днем делать одно и то же. Встречать рассветы в полях. Зимой перебиваться мелкими заработками. Летом не спать почти. Осенью жениться, плодить новых крестьян. И опять - поля, вонючая дурная скотина, навоз, мозоли на руках... И пустая голова на плечах. Совсем пустая, понимаешь? Остановиться и задуматься некогда. А ведь есть в мире такие люди - писатели. Они, знаешь, пишут книги, описывают разные страны и континенты, приключения всякие. А еще можно сказки писать про рыцарей, про драконов, про принцесс и пастухов... Сидишь, в окошко смотришь, и пишешь сказку - представляешь?

   ...

   - Какая же все это скучища и тягомотина! - вскричал резким козлиным голосом писатель, бросая в угол перо. - Как же мне все это надоело! Выдумывать, вживаться, мучиться, сидеть каждый день до твердых мозолей на заднице, до головной боли, писать всю эту муру, которая по большому счету никому не нужна... Кто это все читает, кроме нескольких умников? Эх... Вот ведь, некоторые - подвиги совершают, девиц освобождают, драконов бьют, разбойников разгоняют... Или ходят с караванами... Или вот кормят народ в трактирах на перекрестках дорог... Или просто пашут землю. И все их знают, любят, уважают... Не то, что меня. Ну, кому я нужен со своими сказками-рассказками? Что это за жизнь? Каждый день, каждый божий день - за стол. И как приговоренный, как прикованный, как настоящий раб на галерах: писать, писать, писать, писать... Ох... Скучища. Скучища и тягомотина. Нет в жизни счастья...

Смерть вампирам!

Лязг подкованных тяжелых сапог по мостовой был слышен издали. Наверное, даже искры во все стороны летели, когда кто-то из стражников поскальзывался на повороте на круглом булыжнике. В темноте - разноцветные искры. Красиво, наверное. Только вот очень они сейчас не вовремя. Не искры - стражники.

- Быстрее! Не успеваем!

- А как тут - быстрее? Это же физиология... Ну, чуток давление понизить если на выходе - так ведь все равно не успеваем, а сосуды порвать запросто можем...

- А постараться если? У тебя есть еще две минуты. Всего две минуты. Я их слегка придержу вон там, за углом.

Две минуты? Две минуты - это все равно, что почти ничего. Полностью выкачать кровь, очистить в компактном аппарате, насытить полезными веществами, снова закачать в уже почти мертвое тело. Нет, две минуты - это мало даже для войскового специалиста в разгар боя. А мы же тут не в армии все-таки, хотя почти в бою. За каждого бьемся.

За углом сначала замолк топот, теперь слышалось лишь шумное дыхание толпы, шорох одежд, деревянный стук, который бывает, когда опускаешь алебарду или копье, ставишь со стуком на твердое.

- Стоять, бар-раны, - сухой шелестящий голос. - Куда это вы так разогнались? Кто вас сюда звал? Назад, быдло!

Это он зря, конечно. Толпу так не остановить.

- Да он же сам такой, смотрите! Он из этих!

Опять лязг и стук. Перестраиваются. Те, кто с копьями и алебардами, выстраиваются в шеренгу, упираются. Сейчас начнется. Сейчас кто-нибудь первым шагнет, а за ним и все остальные разом кинутся. И тут уже не поможет ни реакция сверхбыстрая, ни сила. Один на один... Да что там, один против троих-четверых - и никаких бы у них не было шансов. Но вот так, толпой, да с копьями... Забьют ведь. Не сдюжит.

Что с клиентом? Кровь - вся. А вот обратно - уже никак. Нет времени. Совсем нет времени. Пора уходить.

- Уходим, - кричу во весь голос, и припускаюсь по темному переулку к реке.

...

Темны и холодны подвалы башни смерти. И хотя не называет ее никто так вслух, но все знают, там - смерть. Очищающая, освящающая, облегчающая посмертное существование, но - смерть.

- Так в чем же проблема, дон Алонсо? Или вы не знаете их гнездовищ? Или нет этих вот рапортов, что получаю я чуть ли не каждый день? Вот, смотрите, смотрите! Сколько мы еще будем терпеть этих кровопийц? Или вы с ними заодно, дон Алонсо? Может, если вас раздеть, и у вас найдутся следы...

- Вы забываетесь.

Голос начальника стражи столицы был холоден до ледяного хруста. Сам он сидел в неудобном кресле прямо, как будто на боевом коне в рыцарской атаке.

- Обиделись на меня? Прошу прощения, благородный дон. За себя прошу прощения и за всю нашу службу. Вы должны и меня понять: что я смогу ответить людям, когда меня спросят? Простым нашим людям, подданным нашего короля, что скажу? Сколько еще обращенных окажется на службе кровопийц? Как скоро весь наш город станет таким? А? Вот вы молчите, и правильно делаете, потому что вы умный человек, дон Алонсо. А мне вот мои арифметики уже подсчитали все, промерили, можно сказать, на ближайшие годы. И если мы их не остановим сейчас, то через пять лет нас, настоящих людей, просто не будет. Вы понимаете, дон Алонсо? Нас с вами не будет! А будут - только они.

- Я все понимаю. И вы знаете мое отношение ко всему этому. Моя дочь... Вы же знаете. Но чем-то ведь руководствовался король, когда разрешал им поселиться в городе? Королевская грамота - это вам не просто так, знаете ли! А мы, в отличие от вас - солдаты короля. И действуем исключительно по его приказу.

- Грамота бывшего короля, дон Алонсо. Бывшего. И мы не знаем сейчас, после сожжения его тела, не был ли наш король, да будет к нему милостив всевышний, обращенным?

- Я не ослышался? - рука начальника городской стражи скользнула под плащ. - Вы что-то только что сказали о короле?

- Вы не ослышались. Именно о короле. Вот грамота, подписанная собственноручно его величеством. Нашим королем. Читайте же и исполняйте, как велит вам присяга.

Теперь лязг холодного металла слышался в голосе лысого инквизитора.

Прочитано было стоя. С оказанием полного почтения к подписи и печати, как положено.

- Приказ его величества будет исполнен. Но нам надо подготовиться.

- Совершенно правильно. Вам надо подготовиться. И нам надо подготовиться. Слово короля должно дойти до всех городов. Начнем же мы одновременно. Ровно через неделю. Днем.

...

- Мы ничего не успеваем, учитель! Они заражаются быстрее, чем мы их лечим!

Миссия работала буквально на износ. Никто не спал днями и ночами. Ночью - поиск зараженных и гемодиализ буквально на ходу, в походных условиях, с риском для здоровья и даже жизни, днем - отработка технологий и создание вакцины. Если сначала были желающие сами поучаствовать в проекте, или не желающие, но направленные королем, тем, что недавно умер, то теперь больных приходилось буквально ловить на улицах. Ловить и лечить. Ловить и лечить. Но с некоторых пор и этот метод стал отказывать. Раз за разом вмешивалась городская стража, которой, кажется, стало вдвое, а то и втрое больше на улицах столицы.