Ну, два часа у культурного "клиента" - все же лучше, чем час у нищеброда. А тот час надо продать. Хоть за рубль - но продать. Обязательно продать. Хватит утренних пробежек по парку!

Он еще позвонил в травмопункт. Сказал, что тут человек упал и голову расшиб. И побежал на работу.

На работе сказал Маше, что и у него с завтрашнего дня появилось время.

...

А утро встретил в отделении милиции.

- Ну, что же. Вот ты нам и попался, - улыбался круглощекий розовый лейтенант, сидя за столом. - Сам все расскажешь?

- Да не бил я его! Он сам упал!

- Э-э-э... Не понял... О битье-небитье - это тебе в другой отдел, не по нашему профилю. А мы здесь по квартирным кражам.

- Я могу сделать звонок?

- Адвокату своему, небось?

- Нет-нет!

- Ну, звони...

...

- А что вы хотели? Все точно по договору. Что берете - то и получаете. Уронили вора, отняли пару часов - вот вам воровские часы. Купили час у нищего - собирайте бутылки. Свои-то часы вы продали дороже. Свои, чистые, сытые, ленивые, у компьютера...

...

На новенькой растяжке над проспектом под ветром кувыркалось яркое:

"Время - деньги! Мы платим деньги за ваше время!"

Выше - ничего

   Для последней книги гения всех времен и народов была изготовлена специальная бумага, на которой была видна как сквозь туман фактура дерева. Обложку делали вручную из кожи молодых козлят. После дубления и выделки на нее наносили специальное юбилейное тиснение. Говорят, штамп был уничтожен в присутствии комиссии сразу после изготовления последней обложки. Все экземпляры книги были номерными. На каждом стояла собственноручная подпись председателя комиссии, принимающей тираж. Ни одна книга не попала в книжные магазины и не была продана с рук из-под полы. Гений завещал, и завещание его было выполнено. Все книги разыгрывались в прямом эфире. Каждый увесистый томик после шума, сопровождавшего выигрыш, паковали в непрозрачную черную пленку, опечатывали и вручали курьеру. Никаких почтовых услуг - только курьер, только из рук в руки!

   Иванов Василий Васильевич участвовал в розыгрыше чисто из принципа. Он не был поклонником творчества гения. Он вообще читал только фантастику и еще иногда, когда просто скучно было, детективы. А всякие там букеры-шмукеры он не признавал. Но тут - это же такой подарок можно сделать! У него как раз была кандидатура на такой подарок, и поэтому Василий Васильевич отвечал на все задаваемые вопросы, нажимал нужные кнопки, поднимал руку, кричал - делал все то, что предлагалось сделать участникам розыгрыша.

   Сигнал входящего вызова был незнакомым: телефон выводил какую-то классическую мелодию.

   - Да? - он боялся оторваться от экрана, на котором как раз паковали очередной том.

   - Уважаемый Василий Васильевич, - раздался приятный женский голос. - Комиссия по розыгрышу сообщает вам приятную новость: вы выиграли экземпляр книги нашего гения под номером девятьсот девяносто девять.

   Он уже не слушал, а кричал, подняв вверх руки, потому что как раз то же самое прямо сейчас говорили с экрана телевизора, и его, его выигранную книгу заворачивали, опечатывали и передавали суровому курьеру, затянутому в жесткую черную кожу с блестящими заклепками.

   К вечеру, предъявив все возможные документы и повертевшись перед курьером в фас и профиль, Василий Васильевич получил в свои руки увесистый пакет.

   Ну, вот...

   Сбылась, значит, мечта идиота.

   Может, самому полистать? Ну, чтобы потом была общая тема для разговора?

   Василий Васильевич налил себе полстакана виски, сел в удобное мягкое кресло, включил торшер и аккуратно взрезал ножницами черную пленку. Тяжелый том выскользнул как будто сам и мягко упал на его колени.

   Да-а... Красота.

   Василий Васильевич повертел в руках этот шедевр полиграфического искусства. Ничего лишнего. Никакой современной яркости цветов. Приглушенный коричневый. Залитое черной краской тиснение. Острый запах свежей книги.

   Он чихнул и открыл первую страницу.

   Нахмурился, перелистнул, потом стал листать все дальше и дальше... Наконец, отбросил книгу в угол и кинулся к телефону.

   - Послушайте, - ответили ему спокойно на все вопросы, возгласы и невнятные междометия. - Есть вершина искусства художественного. И вы его знаете, потому что участвовали в нашей викторине. Так?

   - Ну, есть, этот, "Черный квадрат", да.

   - А эта книга - вершина искусства писательства. Понимаете? Краткость - сестра таланта. Помните такое? Чем короче и яснее, тем ближе к гениальности. И вот эта книга - высшая точка самовыражение нашего гения. Она прекрасна. Она великолепна. Она не такая, как у всех остальных. Над ней можно сидеть не часами, а годами!

   - Но там же нет ничего!

   - Мы же с вами грамотные люди. Так? Вот и довообразите себе. Понимаете, просто довообразите. Все, что угодно. Это книга... Она, понимаете ли, обо всем сразу. Такая она получилась у нашего гения... Выше этого - ничего.

Гаврюша и Миха

Мы с братом пошли на рынок - нас мама послала. Утром, говорит, пораньше, чтобы не слишком жарко было. В каникулы подняла нас рано утром - и на рынок послала.

Хорошо еще, что не меня одного. Вот тогда было бы по-настоящему обидно. А вдвоем совсем почти не обидно. Потому что жарко обоим. И не выспались оба, хмурые с утра поэтому. Но мама не стала ничего слушать, никаких возражений и прочих звуков. Она у нас - ого-го! Ее даже папа слушается, когда она так начинает говорить. А она именно так и сказала:

- На рынок! Быстро! А то вернется отец, а у меня еще не готово ничего!

И мы даже забыли ответить, как обычно:

- Ну, ма-ам, ну, прямо вот в каникулы, ну, ты чего...

А просто повернулись и пошли. Вдвоем. Вот так она нам сильно сказала, что даже и не подумали спорить - а повернулись и пошли. Даже без завтрака.

Когда мы уже повернули за угол, Миха дернул меня за рукав:

- Чего молчишь-то?

Миха у нас вообще-то младший. Я - старший. Это у нас все знают. Правда, ростом мы одинаковы, а некоторые даже путают в лицо, но все равно я родился раньше, пусть и всего на несколько минут. А это значит, по закону если, что все хозяйство останется потом мне. А Миха может тогда остаться со мной, если захочет, а может идти в службу. Но я думаю, что ему можно будет остаться. Потому что - ну, как я без брата? Вот сейчас на рынок идти в одиночку было бы гораздо хуже и в сто раз обиднее. А вдвоем, вроде, нормально.

- Ну, чего молчишь?

А чего говорить, когда уже вон он - рынок. Я дал Михе корзину, а сам считал деньги, расплачиваясь. На самом деле, Миха считает ничуть не хуже меня. Честно говоря, даже лучше. Совсем немного лучше. Но я старший, а поэтому деньги всегда у меня. И спрос потом с меня будет, если что.

Мы купили круглый теплый хлеб у пекаря, потом густой желто-белой сметаны, еще крынку свежего молока - папа любит молоко - и большой кусок сыра. Тут уже Миха мне подсказывал, какой сыр лучше. Я лично люблю сладкий, коровий, а Миха всякий сыр любит. Он про сыры много разного знает, и на вкус сразу определяет даже время созревания. Он сказал, чтобы взяли сегодня козий, белый с голубыми прожилками. Ну, правильно. Такой родители как раз любят. Но зато мы еще поторговались, пока по сырам ходили, и осталось чуток денег. Мы переглянулись с Михой молча, и пошли опять к пекарю. И он нам дал по сладкому маковому бублику. Это было справедливо, я считаю, потому что завтрака же у нас не было. Хоть и каникулы...

Потом мы побежали домой, потому что солнце уже было высоко, а это значило, что папа скоро вернется, и его надо будет кормить. Мы успели как раз вовремя. Только отдали корзинку маме, как сзади свирепым зверем завыло, заскрипело, заухало, зарычало, а потом как накинулось! Страшно и смешно, аж до визга.