- Так что, Петр Евгеньевич, квартира номер шестьдесят девять в доме номер один по Проспекту Августа, есть закон о добровольной эвтаназии, есть служба, помогающая гражданам уйти из жизни легко и без боли, есть вот и квитанция...

- Я Евгений Петрович! Сколько можно повторять? И квартира у меня - девяносто шесть.

- Минуточку... Это что же - ошибка какая-то, что ли? Так... Вы женаты? В разводе, так? Дети живут отдельно? Работаете в офисе? Мать ваша... Угу, полторы тысячи километров... А как всё похоже! И номер квартиры почти такой же. И имя с отчеством. И обстоятельства жизненные разные. У вас же отец умер? Ну, вот, так и написано... Генетическая предрасположенность. Страдания и все такое - гарантированы... Но все же, квитанция не на тот адрес. Прошу прощения. Выходит, вам надо подниматься - и на работу. Уж вас-то там любят, правда? Очень любят, ждут, скучают и так далее. Не то, что этого Петра Евгеньевича...

Он, кряхтя, выбирался из кресла.

- Потянул спину вчера, извините. Значит, это мне не к вам... А время-то, время!

- Постойте. Оставьте красную.

- Но квитанция же не на вас.

- Это ничего. Это совсем пустое всё. Я распишусь, где надо. У меня же есть право?

- Конечно! Право на добровольный уход из жизни - главное достижение современной демократии! А мы всего лишь помогаем вам...

- Да понятно, понятно. Оставьте красную - и идите уже. Идите. Как же мне все надоело!

- Вот! Вот с этого надо начинать! Как же все надоело! Красная пилюля, стакан воды - на столе. И обратите внимание: никакой боли. Легкий сон, приятные воспоминания. Легкой смерти вам, Петр Евгеньевич!

- Да Евгений Петрович я!

- Ну, какая теперь разница, что вы, в самом деле... Все, все. Ушел, уже ушел.

Замок жирно щелкнул.

В уже светлой комнате на столе остался стакан с водой. Красная, ярко блестящая в лучах пробивающегося сквозь шторы солнца, пилюля. И чего я не попросил у него синюю?

Хотя, какая, в сущности, разница?

Я - здесь

 Он подошел ко мне, одиноко пьющему свой дежурный кофе за стеклянной витриной придорожной "Шоколадницы". Зал для некурящих был пуст по утреннему времени, но он подошел именно ко мне. В этом своем дурацком зеленом пальто. С лысиной во всю голову. С розовыми старческими щечками. Да, и еще у него было малиновое шелковое кашне, завязанное на шее хитромодным узлом.

   - Позвольте?

   Я никогда не мог отказать, раз человек имеет право. Ну, выбрал он себе именно этот столик. А может, он завсегдатай здешний, и это я как раз на его месте сижу?

   - Прошу..., - повел рукой, стараясь не смотреть ему в глаза, не вызывать на разговор.

   - Холодно-то как сегодня.

   - Да, не по-весеннему...

   - А вы у нас, вижу, впервые?

   Я заглянул в чашку, допил кофе, стараясь не глотнуть муть, которую никак нельзя было принять за гущу. Сосед не унимался:

   - Я все прекрасно понимаю. Пришел тут какой-то... В зеленом, понимаешь, пальто... Вопросы задает... Неприятно. Да?

   - Нет-нет, что вы! - все-таки вбили в меня с детства уважение к старикам.

   - А я вовсе и не старик, между прочим.

   - Что?

   - Да это я так просто, развлекаюсь, мысли ваши читаю. Вас же иначе ничем не пронять, атеистов последовательных. Так?

   Сумасшедший? Хотя, сколько книжных историй начиналось вот так, с кафе, случайной встречи.

   - Да-да, совершенно случайной - я это специально подчеркиваю - встречи, - тут же озвучил он мои мысли, расстегивая пальто и развязывая кашне. - Ладно вам, не замирайте, как лягушка перед удавом! Мало ли, чего в жизни случается. Особенно, если ваша точка зрения на бесконечность верна. А?

   - А? - ой, как же глупо я, наверное, выглядел...

   - Ага, дурак-дураком... А ведь с двумя высшими. Ой, прошу прощения, с двумя с половиной.

   - Послушайте...

   - Что мне от вас надо? Ну, ничего оригинальнее вы, конечно, не придумали. Мне от вас ровным счетом ничего не надо. Вот вам от меня...

   - Мне?

   - Ну, не ему же! - махнул он в сторону официанта, подносящего ему высокий бокал с торчащей из него соломинкой с цветным веселеньким зонтиком.

   Официант молча поставил бокал и так же молча растворился в тумане входа в зал для курящих.

   - Ну, так как? Будем говорить? - уже откровенно смеялся неожиданный сосед.

   - Будем..., - начал было я отшучиваться.

   - Отвечать? - закончил он за меня и рассмеялся в голос. - Знаете что. У вас, я вижу, есть время. У меня - настроение. Ну? Чего вам терять?

   У меня действительно было еще почти два часа, которые я совершенно не знал, как провести. Пить кофе больше не хотелось. Что покрепче - рано. И вообще... Действительно, что мне терять? Тут тепло. Никто никуда не гонит. И дедок не вредный такой, а сама эта встреча выглядит загадочной и интересной.

   - Вот и славненько. Главное - ваше личное согласие.

   - Но я же молчал!

   - А что, молиться или обещания давать или еще что - только вслух надо? С чего вы это взяли, молодой человек?

   - Ну, там еще...

   - Ага, договор на пергаменте и кровь на подписи. Как же, читали. Вот же идиоты - эти ваши писаки. Но ладно, хватит болтать. У вас - время. У меня - настроение. А не потрудиться ли нам, джентльмены!

   Он взмахнул руками, рукава странного пальто как-то вдруг оказались даже слишком широкими, закрыв мне весь свет...

   ...

   Я с отличием окончил политехнический институт и попал по распределению в далекий Нефтеюганск. В начале девяностых правильно вложился, потом еще и кое-что купил, а кое-что, наоборот, продал. Потом был период некоторого напряжения, когда приходилось ходить с охраной и дергаться на каждое резкое движение... А потом вдруг и сразу было богатство и деньги, которые шли к деньгам. Бизнес развивался. Весь мир, казалось, был у моих ног... Пока однажды охрану не оттеснили в сторону форменные фуражки, а меня не проводили в камеру.

   Теперь я был знаменит. Мои письма публиковали в популярных изданиях. На беседу со мной приезжали издалека.

   А я шил рукавицы. Выполнял норму и считал, сколько дней осталось до свободы.

   ...

   Ха! Я все-таки вылетел из того института. Ну, не могу я понять этой теоретической механики. Не мое это. Молчи, мама, армия - это совсем не страшно!

   Потом были Омск, два года срочной, контракт на сверхсрочную в ближнем Подмосковье. А потом наступил декабрь 1979 года, и мы, несколько молодых и умелых идиотов, писали рапорта с просьбой направить нас туда, куда нельзя посылать молодежь.

   Направили. Ранение. Орден. Второй контракт. Опять ранение. Легкое, остался в строю. Дали Героя.

   Триумфальное возвращение на Родину. Личное знакомство с Громовым. Назначение сначала начальником его службы безопасности. Потом - предвыборным штабом. И - сам в списках.

   Партия. Политическая деятельность. Депутат. Заместитель председателя Думы.

   - А что, Геннадьич... А если мы тебя в президенты двинем?

   - Вы меня знаете. Я службу знаю, а добро помню.

   - Вот-вот... Помни.

   Президент.

   На втором году работы инфаркт. Спасти не смогли. Просто не успели.

   ...

   Рапорта мы писали, да, но их не принимали - не тот профиль, говорили. У меня была заочная учеба. Истфак. На глазах менялась наша история. Начал писать записки.

   После окончания МГУ не остался в армии, уволился и тут же пошел в образование. Учитель, завуч, директор крупной школы. Методички с моим именем. Потом - толстое учебное пособие, настоящий учебник. Защита. Приглашение в пединститут. Старший преподаватель, доцент. Защита. Доктор. Профессор. Завкафедры.

   Перед пенсией - орден.

   Спокойная обеспеченная старость в кругу большой семьи. Трое детей, шестеро внуков. Правнуки.

   ...

   После окончания МГУ предложение поехать в Никарагуа. Учителем истории, по специальности. И по партийной линии заодно.