И проводница и Люба смотрели на меня так, словно перед ними умалишённая, были в этих взглядах и страх и жалость. Люба всё не выпускала из рук моего чемодана, а проводница сказала:

-Девушка, пожалейте подругу, здесь же холодно, она простынет, вы одеты, а она налегке"

Только тут я опомнилась, что Люба стоит в тапочках и лёгком спортивном костюме в ледяном тамбуре. Я тут же сдалась и пошла за ней в вагон.

Она ,не выпуская чемодана из рук, вся дрожа шла до места, а я покорно брела за ней, как овца на заклание.

Потом мы сидели, я рыдала и всё пыталась вдолбить ей, что мне нельзя ехать, но она не понимала моих доводов, как это я почувствовала и зачем я свою трусость пытаюсь замаскировать придуманной сказкой.

Чемодан она засунула под свое сиденье и теперь мне не было смысла куда-то бежать, деньги лежали в чемодане. Я с тоской смотрела на стоящий напротив поезд и не могла успокоиться, всё плакала, только теперь тихо.

В дорогу мама дала мне всего сто рублей, тридцать из них уже ушли на билет и постель, остальные предназначались на питание и обратную дорогу.

Одета я была в пальто, которое шила сама. Да, я и пальто научилась шить. Соседка работала в ателье пошива верхней одежды, она и показала мне, как вставлять приклад, как делать борта, как правильно отпаривать и отстрачивать.

А мне другая соседка отдала своё прежнее пальто, но оно было велико. Я распорола его и перешила, заодно перелицевав. Получилось хорошее зимнее пальто, кирпичного цвета, а воротник я соорудила из привезённого матерью Витальки соболя.

Он подстрелил его сам, выделал шкуру и прислал матери для меня. Вот она и привезла его мне, когда привозила Иришку из деревни. Так он и пригодился.

А обрезком из шкурки, который остался от кройки воротника, я обшила вязаную шапку из такой же пряжи кирпичного цвета. Получился ансамбль. Пальто было длинное до половины икры, приталенное, шестиклинка.

По-другому сшить было нельзя, так как оно изначально было такого покроя, просто пришлось основательно урезать ширину. Но смотрелось оно хорошо, не хуже нового и по фасону было вполне модным,ведь фасоны часто повторяются, меняются только детали отделки.

На ноги мама незадолго до этого купила мне войлочные сапожки на меху, невысокие не бабушкиных фасонов, а вполне симпатичные. Она купила их специально, для поездки к нему. Дома я бегала в кожаных полусапожках на каблуке, но мама сказала, на север в таких не ездят.

Жили мы тогда бедно, так что моё умение шить выручало всю семью. Затраты были только на материю, а иной раз мама приносила хорошие вещи от Кудряковых, ей отдавали в оплату за работу и требовалось перешить , что я успешно и делала.

Так что дома была считай собственная портниха и вязальщица и вышивальщица.

Впрочем мама моя вышивала много лучше меня, я тогда вышивкой занималась по настроению, от случая к случаю.

Следующую ночь я снова не могла толком уснуть, но в какой-то момент меня сморило и тут случилась неприятность.

Уснула, вернее забылась ненадолго, основательно перед этим наревевшись и проснулась вероятно от прогремевшего мимо товарного состава.

Свет горел вполнакала, все спокойно спали, я наполовину свисала с полки не вполне осознавая это. Потом наклонила голову вниз, посмотреть спит ли Люба и увидела,что её одеяло упало на пол, а она лежит сжавшись комочком. Мне почему-то показалось, видимо спросонья, что одеяло, вернее пол близко, только руку протяни, что я и сделала и тут же кувыркнулась с полки.

Видимо, спустив руку, я нарушила равновесие.

Падая, больно ударилась основанием шеи о подножку для опоры ноги, чтобы залезать на верхнюю полку. Видимо от удара, я на некоторое время выключилась, потому, что очнулась, полусидящая на полу, поддерживаемая кем-то сзади и вокруг меня толпился народ , а по проходу бежала проводница, тоже полузаспанная.

Все наперебой спрашивали меня, что случилось и как я оказалась на полу. Видимо грохот, когда упала, разбудил этих людей. Мне стыдно было признаться, что упала сверху и я сказала, что просто стала слезать в туалет и в это время поезд дёрнулся, вот я и упала, во время толчка. Кто-то сказал, что он тоже проснулся от толчка и моя хитрость сошла за правду, а я побрела в туалет.

Шея болела, голова кружилась и виделось всё, как в тумане. Видимо походка у меня тоже была шаткая, но это можно было списать на качание вагона на стрелках. В туалете меня вырвало и потом ещё некоторое время подташнивало. Я подумала, что наверное получила лёгкое сотрясение мозга.

Я тогда не знала, что разбила атлант, верхний позвонок и потом со временем он даст о себе знать основательно. А тогда я просто не понимала всей серьёзности своей травмы, да и кто из нас в молодости придаёт значение, таким мелочам, как падения, если внешних повреждений не видно. Подумаешь шея припухла сзади, пройдёт, заживёт как на собаке , думала я.

Глава 28. Предчувствия не обманули. Новые впечатления и возвращение.

В Воркуту мы приехали 29 декабря в 15-50, как и говорила Люба. Вот только что мы спускались с подножки, вот нас встретили Любин муж и другой парень, я оглядываюсь в поисках Витальки, его нет. Светло и я вижу вокзал, большую площадь перед ним высокое здание ресторана напротив и мы идём по дорожке к стоянке такси, как тут же, после нескольких шагов, стало темно и зажглись фонари. То есть никаких сумерек, словно выключили свет и всё.

Такое я вижу впервые. Я задаю вопрос, почему не на автобусе, а на такси, и мне отвечают, что автобусы ходят только по городу, а в посёлки ездят только на такси.

Мы с парнем идём впереди , а Люба с мужем сзади, они тихо о чём-то переговариваются. И опять у меня обострён слух.

Нет я не желаю подслушивать чужие разговоры, просто на морозе голоса звучат громче и я слышу слова Вити, Любиного мужа. Вообще-то он тоже Виталий, но они, чтобы не путаться ,этого договорились называть Витей.

Он говорит Любе, что не знает, как быть, вчера, около восьми часов вечера, Виталька задурил, он стал кричать, "на хрена она сюда едет, зачем я её позвал" и вообще бесился, а потом также внезапно успокоился. Я слышу, как Люба тихонько ахает, оборачиваюсь и говорю ей "а я что тебе говорила? А ты мне не поверила." Муж Любы спрашивает у неё, о чём я и она пересказывает всю случившуюся в поезде сцену.

-Понятно-отвечает Витя-всё равно едем, там всё решим.

Я не хочу ехать и прошу оставить меня на вокзале, я поеду обратно вечером, этим же поездом. Но они не отпускают меня и усаживают в такси.

Мы едем по окраине города и вскоре оказываемся за ним.

Дорогу еле видно, по обе стороны ровные, как стол пустынные снежные просторы.

Ребята, что-то говорят, но я сижу погружённая в себя, никак не реагируя на разговор и меня оставляют в покое.

Едем минут пятьдесят. Внезапно справа начинается длинная серая бетонная стена, а сразу после неё мы сворачиваем направо и проехав ещё метров 500, оказываемся перед приземистыми, почти чёрными строениями с маленькими светящимися кое-где окнами. Это их жилые бараки а неподалёку от бараков, метрах в ста стоит вышка дозорного и большие ворота в зону. Поверху проложена колючая проволока, через каждые 100 метров прожектора.