* * *

Менелай вернулся из своего вояжа, вошел в дворец и не поверил глазам своим: ни жены, ни казны... И из домашних сувениров-раритетов тоже кое чего существенного не хватает... А Париса с Еленой уже не догонишь...

Царь, конечно, освирепел. Посуду на кухне он бить не стал. Не царское это дело - бить столовую посуду... А пяток краснолаковых амфор, что разрисованы батальными сценами, из жизни кентавров, за каждую из которых, через каких-то три тысячи лет, будут давать миллионы баксов, безответственно разгрохал. И три мраморные скульптуры известных ваятелей, Полимеда Аргосского, Аристокла и Крития, тоже разнес вдребезги. Лишил будущие поколения исторических культурных ценностей Гомеровского периода. Затем Менелай выбросил в окно большое бронзовое зеркало, в которое любила смотреться Елена, а вслед за ним, обтянутый пурпурной парчой пуфик, на котором красавица обычно восседала, когда любовалась собой в этом зеркале. Продолжая возмущаться коварством жены, Менелай пнул любимого домашнего пса, так, что тот с визгом отлетел в дальний угол, обругал самыми скверными словами своего верного слугу и приказал выпороть всех илотов, которые прислуживали во дворце...

На этом фантазии царя закончились. Он спустился в погреб, где хранилась уникальная коллекция, лучших в его государстве вин, и два дня не выходил оттуда. А что он мог еще сделать? Даже Спарта, страна отважных и доблестных воинов, не в силах была тягаться с богатой, а потому и могущественной, Троей.

Народ эти два дня тоже не дремал, а если и пил вино, то в меру. Народ стихийно собирался группами и воинственно роптал:

"...Распустились троянцы, разрази их Великий Зевс, молниями в ясную погоду! - негодовал народ. - Везде, выродки, суют свои длинные носы... Где что хорошее, так это непременно им, крысам, нужно ухватить... В натуре, всю наглость потеряли, бараны безмозглые - жену у нашего Менелая увели! Из Спарты! Такого оскорбления Спарта не простит! Аполлон свидетель! За одно это, надо троянцам все мужское поотрывать и выбросить в море... С Торквейской скалы... А потом и самих троянцев туда же, в пучины, на корм морским чудовищам..."

Но, пожалуй, еще больше, чем похищение Елены спартанцев возмутило похищение казны.

"...Эти потомки наглой гадюки и хромой крысы, да лишат их остатков разума Эриннии, царские сокровища увезли!.. - возмущался народ. - А там и вся государственная казана хранилась... Мы платили налоги, а подлые троянцы, да покарают их боги Олимпа, все умыкнули! Как Спарте жить без казны? Всеахейский конкурс имени Ареса по владению мечом и копьем проводить надо? Надо! Спортивные игры в честь Артемиды проводить надо? Надо! Фестиваль народной песни и пляски имени провидца Корнеи проводить надо? Надо! А на какие сухие шиши все это проводить? В казне, Гермес свидетель, не осталось ни одной потертой медной драхмы? Надо отправиться в эту поганую Трою и обломать рога зазнавшимся купчишкам. Чтобы поняли, с кем дело имеют, на кого пасть разевают. Пусть ворюги вернут государственную казну и царские сокровища! А все наши расходы оплатят в тройном размере! Как за спецкомандировку, связанную с военными действиям. И все затраты на морскую переправу должны возместить... И за моральный ущерб..."

Таким, вот, образом рассуждали, возмущенные коварством троянцев, воинственные спартанцы. И их можно понять. А то, что Троя могущественна и богата, мужественных спартанцев не смущало. Даже наоборот. "Раз богатая, пусть раскошелится!" - резонно считали они.

Когда Менелай выбрался из винного погреба, народ, почтительно приблизился к царю и обратился к нему, с конкретным предложением: пусть ведет их на эту подлую Трою. Они покажут вонючим троянским козлам, покарай их трижды Эриннии, что такое Спарта, и объяснят, что красть чужую казну и чужих жен нехорошо.

- Вы, наверно, не знаете, но там, вокруг города, такие высокие стены... - попытался объяснить народу Менелай. Крепкий был мужчина, основательный. Он даже после двухдневного запоя, мог трезво оценивать обстановку. - Такие высоченные стены... - уныло тянул он. - Сам Посейдон помогал троянцам возводить эти стены... - Менелай с тоской посмотрел на застывшее в небе облако, будто стены окружающие Трою, достигали подобной высоты. - И союзников у троянцев много... Их не счесть... Троянцы богатые, они всех купили... - пожаловался он. - Все другие народы там куплены и набегут защищать город... - с тоской сообщил царь, - Даже эфиопы прибудут, и эти... маленькие... пигмейчики... - вспомнил он. - Из самых далеких стран. А ведь притащатся. Они богатые, эти подлые троянцы, всех покупают и все их слушаются...

С тех пор, как Менелай стал царем Спарты, он, раз в два года, проходил Всеэллинские курсы повышения квалификации. На этих курсах всякие умники, пытались обучать царей каким-то новым приемам управления, какой-то дурацкой логистике, какой-то экономике... В общем, никому не нужной ерундой. Как будто цари не знали, как управлять! А экономить никто из них, вообще, не собирался. Этих умников и не слушали. Одни цари на таких лекциях подремывали, другие потихоньку делились анекдотами, третьи играли в "морской бой", или во что-нибудь другое, столь же занимательное. Но стратега, который прочел им лекцию, о возможностях потенциальных противников, слушали внимательно. От стратега Менелай и узнал про высоченные стены, которыми окружили себя троянцы и про многочисленных союзников, которых троянцы постоянно покупали.

На мужественных спартанцев, сообщение царя, впечатления не произвело.

- Мы эти стены по камушкам разнесем, - лаконично заявляли спартанцы. - А то, что союзники набегут... так мы же с мечами туда придем... Мы и союзников успокоим. - Они были уверены, что нет таких крепостей, которых спартанцы не могли бы взять. Так хорошо их воспитывали с самого раннего детства.

Менелай после двухдневного траурного запоя, хоть и был под гнетом "бодуна", но все же понял главное: поскольку народ считает, что надо идти на Трою, деваться ему некуда. Если он не выполнит волю народа, то царем уже не будет. Никогда. Если выполнит, то царем будет, но недолго, потому что оставит свои кости у высоких стен Трои. Обе эти нежелательные перспективы Менелай отверг, не задумываясь. Несмотря на гнет "бодуна", он выбрал, наиболее разумную, третью. Но откровенничать не стал... Наоборот, с приличествующим своему положению энтузиазмом, поддержал стремление народных масс...

- Как избранный вами царь, - Менелай повысил голос, как это и должен был сделать грозный правитель, - я не допущу, чтобы какие-то ничтожные купцы опозорили наше, славное историческими победами, Спартанское государство. - Народ перестал роптать, внимательно слушал своего царя. - Съезжу только, быстренько, к Агамемнону в Микены. Сами понимаете - старший брат. Если я его не приглашу на войну с троянцами, он очень обидится. Вы тут пока собирайте припасы на дорогу, прощайтесь с женами, сушите сухари, точите мечи. Готовьтесь к историческому походу на Трою. И пусть найдут хорошего поэта, который сочиняет гекзаметром, Нужен опытный специалист, который сумеет эпически воспеть подвиги, которые мы совершим.

И отправился в Микены. Даже после двухдневного запоя Менелай понимал, что Спарта воевать с Троей не может... Но что-то надо было делать, и кроме старшего брата посоветоваться было не с кем.

Указание царя народу понравилось. Он перестал митинговать и разошелся. Но не мечи точить, мечи у спартанцев всегда наточены, оставалось только подпоясаться. А собраться в дорогу следовало. Народ-то, как раз, воевать с Троей собирался. Поэтому попрощаться с женами и запастись продуктами в дорогу следовало. Опять же мешки для трофеев заготовить, побольше и попрочнее... Троя город богатый.

* * *

Агамемнон внимательно выслушал Менелая и понял, что положение у братца сложное, вполне может слететь с царского трона. В Спарте это происходит запросто. Утром ты царь. Во время обеда, подданные могут выразить недовольство и предъявить вотум недоверия... А ужинаешь ты уже рядовым спартанцем.