Чтобы хоть немного раскрепоститься, я расстегнула ветровку, дабы показать всему миру единственную нормальную тряпку на мне – тёмно-салатовую майку на широких бретельках. Смотря в боковое зеркало дряхлого пикапа, я оттянула декольте и сразу же почувствовала себя сексапильной валькирией, так как грудь у меня была что надо. Это заставило меня задуматься над тем, как же мало мне необходимо для того, чтобы пройти извилистый путь от Мистера Бина до сексопильной валькирии и, поправив распущенные волосы, я самодовольно отправилась вслед за Сэм и отцом. Не пройдя и пятидесяти метров, эти двое вскоре забыли о цели нашего приезда на ярмарку, с головой уйдя в разнообразные работы ремесленников. Не в силах оторвать их от изысканных деревянных изделий, я в одиночку отправилась в сторону животных звуков. Пройдя мимо загона с двумя жеребятами, клеток с кроликами и коробок с желтыми цыплятами, я наконец нашла место продажи щенков. Мама умоляла купить чихуахуа или что-нибудь еще более мелкое (она даже была не против выдать двойняшкам джунгарского хомячка за щенка веймарской легавой), но здесь продавались лишь анатолийские овчарки, бобтейлы, золотистые ретриверы и бернские зенненхунды. Остановившись напротив деревянного ящика с дюжиной зенненхундов, я начала наблюдать за их возней и буквально сразу влюбилась в этих красавчиков. Улыбаясь самой себе, я начала гладить теплые комочки и ждать, пока хозяин этих очаровашек появится у прилавка.

– Выбираете щенка? – раздался знакомый бархатный голос где-то справа от меня, и я сразу же вздрогнула от испуга. Обычно такие голоса принадлежат только аристократам. Мама же говорит, что у сливок общества даже кожа словно соткана из солнечных лучей, в отличие от посредственных людишек.

Резко обернувшись, я увидела старшего Олдриджа всего в паре шагов от себя и, из-за его спины, тут же выскочил младший.

– На лице не осталось и царапины, – будто самому себе, глухо констатировал Роланд.

– Натиралась маминой настойкой, – растерявшись, ляпнула я.

– А я больше люблю бобтейлов, нежели зенненхундов, – задорно щелкнул пальцами Мартин, после чего ушел от нас в противоположную сторону, тискать щенков добродушного старика, который параллельно продавал выводок утят.

– Как себя чувствуете? – наверняка больше из вежливости, нежели из любопытства поинтересовался Олдридж.

– Уже лучше. Только небольшой шрам на ноге остался… – произнесла я и тут же осеклась. Блин! Я неосознанно привлекла его внимание к своим дурацким сапогам и сейчас он буквально сверлил их своим взглядом! Я спрятала правую ногу за левую, словно пытаясь скрыть хотя бы половину своего позора, и решила побыстрее его отвлечь от моих ног. – Думаю, до конца мая пройдет. Завтра я уже буду на рабочем месте.

– Замечательно, – утвердительно кивнул головой Роланд, словно совершенно не сомневался в том, что в конце мая на моей бледной коже не останется и следа от несчастного случая. – Шейла Хиггинз готова возместить нанесенный Вам ущерб, чтобы не поднимать шум.

– Вы это мне? – спустя несколько секунд переспросила я и сразу же почувствовала себя полной дурой, когда Олдридж своим соколиным взглядом встретился с моим овечьим.

– Шейла Хиггинз – мать толкнувшего Вас мальчишки, хозяйка напавшего на Вас добермана и водитель шевроле, которое Вас протаранило.

– А-а-а… – словно проблеяла я, начиная чувствовать себя законченной идиоткой. Однако я до сих пор не могла понять, что именно этот высокообразованный мужчина пытается мне объяснить.

– Я снял показания с её видеорегистратора прежде, чем она догадалась их удалить. На нём в ярчайших красках записан весь инцидент. Она бы и хотела шумихи, чтобы привлечь внимание к своей персоне, вот только понимает, что этот эпизод может не только очернить её, и без того не белоснежную репутацию, но она также рискует в итоге потратить кучу времени и средств на свою защиту в суде. Она прекрасно осознает, что это дело для нее, с вероятностью в сто процентов, изначально проигрышное. Так что я без проблем выбил из нее определенную сумму, в виде компенсации за умышленный ущерб Вашему здоровью со стороны её сына и непреднамеренный с её стороны.

Слушая Олдриджа, я чувствовала себя законченной идиоткой – я ведь даже не подумала о том, что могу предъявить кому-то какие-то обвинения. Снять запись с видеорегистратора было слишком просто и одновременно слишком гениально. Я бы до такого точно не додумалась. Наверное, эта стриптизерша заплатит мне сумму, примерно равную половине моей зарплаты, или даже целую зарплату! Я определенно должна была сказать Роланду спасибо за его участие, но вместо этого почему-то зависла, глядя на кобальтовую пуговицу его сапфировой рубашки, которая красовалась у его мощной шеи. Внезапно мне захотелось сделать два шага вперед, чтобы застегнуть эту никчемную пуговицу, которая была изысканней всего моего гардероба вместе взятого, и, наконец, спрятать его феерическую, мужскую шею!

– Ну, что тут у нас, – раздался совсем близко за моей спиной отцовский голос, выведший меня из состояния транса, и по моей спине сразу же пробежали мурашки. – Комнатных крыс-переростков здесь не продают (крысами-переростками или мутирующими белками, папа любя называл собак миниатюрных пород).

Я обернулась и увидела отца, который, остановившись возле щенков бернских зенненхундов, умудрился не обратить совершенно никакого внимания на Роланда.

– Зенненхунды? Весьма не хреновая порода, скажу я тебе дочь, – обращаясь ко мне, начал гладить щенков папа. – И раскраска у них получше, чем у анатолийцев. Хотя фиг с ней, с этой раскраской, всё равно твои племянники к концу недели перекрасят их в пурпурных зебр-единорогов. Слышь, парень, по какой цене продаешь? – обратился отец к стоящему рядом Олдриджу, и моё сердце мгновенно упало в левую Свинку Пеппу моей ноги.

– Пятнадцать фунтов, – решил подыграть Роланд, отчего я окончательно потерялась.

– Они что, бракованные? – отдернул руку отец от подозрительно дешевых щенков.

– Нет, просто это благотворительная акция…

– Благотворительная акция – это хорошо, – не удосужился дослушать Роланда отец и тут же обратился ко мне. – Особенно для нашей семьи, да, дорогая? Тут и думать нечего, нужно брать, пока цена не поднялась. А я-то думал, что мы разоримся на этих щенках. Будь они неладны, эти непредвиденные расходы! Слушай, парень, как тут определить, кто есть кто? – взяв в свои руки одного щенка и перевернув его на спину, отец снова обратился к Роланду. – Мне нужен один кабель и одна сука. У меня внук-сорванец и одна внучка-сорванка, так что… По такой цене нужно брать двух – если наша мама сильно расстроится, всегда можно будет выгодно перепродать второго.

Кажется, земля под моими ногами начинала гореть, а Свинка Пеппа плавиться – мне буквально хотелось испариться в пространстве!

Не выходя из образа продавца-фермера, Роланд невозмутимо подошел к ящику и спокойно выбрал двух разнополых щенков.

– А-а-а, – понимающе протянул отец, – у кобелей колокольчики, а у самок другая хрень.

– Именно, – не сдержавшись, улыбнулся Роланд.

– Держи свои тридцать фунтов, – сказал отец, засунув три потрепанные десятки с Елизаветой в выглаженный карман Роланда. – Хорошо поработал! Сразу видно – человек знает толк в своем деле, правда дочь? Не то что ты – приходишь домой после работы, запираешься в душе и рыдаешь в нем по полчаса от перенапряжения.

– Папа, это не так! – умоляюще воскликнула я. Кажется, мое лицо к этому моменту уже было пунцовым. Отец остановился напротив ретриверов и, не обращая никакого внимания на моё состояние, продолжил:

– Ты права. Если бы я был девчонкой, и мне бы пришлось бросить учебу в университете, чтобы устроиться нянькой из-за того, что моя семья не способна самостоятельно решить свои финансовые проблемы, я бы точно рыдала. А ты нет, ты как истинная Пейдж, взяла всю волю в кулак и еще ни разу не пожаловалась, хотя моё отцовское сердце убеждено, что этот твой работодатель настоящий узурпатор.