Стерев вопросительный знак, обозначавший разрыв в шкале перемещений Кэссиди, Габби взяла в руки маркер и заполнила пустой блок словом «Дэнверлэн». Итак, допустим, Белль не солгала. И Кэссиди на самом деле всё это время находился в клинике. Следует отправить кого-нибудь на отработку этой версии, но у Доусон не было на это полномочий. Значит, надо ждать указаний от Сойера.

Постукивая маркером по губам, девушка перевела взгляд на надписи, сделанные рукой Бута после сеанса гипноза Оливии. Помимо любопытных деталей, что им открылись, возникло и немало новых вопросов. «Дневник». Куда запропастился тот самый дневник, который упомянула Оливия? В материалах дела он не фигурировал — Доусон, изучившая их вдоль и поперёк, знала это точно. Но тем не менее Лив была уверена, что сообщала о нём, когда её допрашивал Айзек Хеллер. Впрочем, и в том, что она пристрелила Кэссиди, девушка тоже была уверена.

Судя по рассказу Оливии, этот дневник представлял собой что-то вроде альбома для эскизов. И вполне вероятно, что являлся бы ключевой уликой. Если бы не потерялся. Лив не успела как следует его изучить, потому что Кэссиди застукал её как раз за этим занятием и ей пришлось бежать. Она выронила этот самый дневник, когда Кэссиди настиг её на кладбище. Логично предположить, что он либо банально затерялся среди могил, либо Кэссиди всё же захватил его с собой.

Но интуиция подсказывала Габби, что не всё так просто. Особенно если допустить, что Оливия действительно рассказала Хеллеру о дневнике, а он намеренно об этом умолчал и не отразил в протоколе допроса. И тогда возникает вопрос: зачем ему это? Габриэла уже давно утвердилась в мысли, что Хеллер работал на Румпельштильцхена. Значит, утаивая ото всех этот дневник, он покрывал Голда. Сомнений в том, что именно Нил Кэссиди совершил убийство Элис Вандер, а затем изнасиловал и пытался убить Оливию Мур, у следствия не было. И пропажа всего одной-единственной улики положения не исправила бы. Но всё же дневник «зарыли». Каким образом он мог представлять угрозу? Разве что только на его страницах — среди эскизов, газетных вырезок, чертежей и заметок — таился ответ на главный вопрос: кто помогал Кэссиди? А если Доусон права, и действиями Хеллера руководил непосредственно Голд, значит, именно его грязные делишки могли бы всплыть, окажись этот дневник на руках у представителей закона.

А если всё обстоит именно так и Голд заметал следы, то дневник уже давно уничтожен. Хотя…

Рука Киллиана.

Голд хранил руку Джонса как музейный экспонат. Прибывшие в Сторибрук эксперты подтвердили, что отрубленная часть тела была подвергнута пластинации силиконом[1]. Кто-то проделал для Румпельштильцхена поистине ювелирную работу. И он все эти годы хранил руку. Как трофей? Как символ? Как способ устрашения врагов?

Как напоминание для самого себя?

Хорошо, пусть так. В этом случае почему бы ему не сохранить и дневник сына в своей коллекции? Или чести удостаиваются лишь куски человеческой плоти? Чёрт возьми, им позарез нужен ордер на обыск Мерлин-манора.

Добиться его будет трудно, раз Джонс продолжает придерживаться версии о несчастном случае. Но в свете нынешних событий…

Габби обхватила себя руками и поёжилась.

Ох, лишь бы с этим упрямым идиотом и его подружкой ничего не случилось…

Эмма

Сторибрук, штат Мэн

Окрестности города

28 июля 2015. 19:34

Невероятно, но она заснула. Хотя точнее будет сказать — вырубилась. Настолько, видимо, выбилась из сил.

Очнувшись, Эмма несколько секунд не понимала, где находится. Зачем-то засуетилась, пытаясь подняться, но придавленная обломком рука ей этого не позволила. Вспыхнувшая в предплечье боль моментально её отрезвила. Она в ловушке.

Сколько прошло времени? Час, два? Пять минут? День? В этой тесной пещере понятия времени не существовало.

Сначала Эмма возобновила попытки высвободиться самостоятельно, но сдвинуть эту чёртову глыбу удалось лишь на пару сантиметров. Потом вновь стала пытаться докричаться до Киллиана. Затем принялась звать на помощь, пока не заболело горло.

Эмма до боли прикусила нижнюю губу, уже полностью осознавая безвыходность ситуации.

Нил, вероятнее всего, ушёл. Остаётся надеяться, что недалеко: с теми дырами, что проделал в нём Джонс без медицинской помощи он долго не протянет.

Надо было позволить Киллиану его пристрелить.

Но нет, когда предоставился такой великолепный шанс, она не позволила. И теперь Нилу вновь удалось скрыться, а они здесь, раненные и истощённые, отрезаны от внешнего мира. Киллиан в лучшем случае без сознания. В худшем… Эмма непроизвольно всхлипнула и зажмурилась.

Нет! Не время распускать сопли.

Собравшись с силами, Эмма предприняла очередную попытку сдвинуть камень. Вкладывая в каждый рывок всю свою ненависть, женщина старалась игнорировать пускающий внутри неё корни страх. Так легко она не сдастся! Она будет бороться.

— Давай же, ну! — морщась от боли, Эмма стала аккуратно вытягивать зажатую руку, когда зазор между ней и обломками стал немного шире.

Из каменного капкана ей удалось вырваться далеко не с первого захода. Но всё же удалось! Облегчённо выдохнув, Свон собиралась откатиться в сторону, но одно неверное движение — и в левое плечо выстрелила невыносимой силы боль. Эмма заорала в полный голос.

Глотая непроизвольные слёзы, Эмма лежала на спине и пережидала. Когда острая боль сошла до глухого нытья, женщина осторожно пошевелила рукой. Боль тотчас ударила снова, уже не с такой силой, но достаточно, чтобы Свон застонала.

По крайней мере кость не скрипит. Значит, ничего не сломано.

Соблюдая максимальную осторожность, Эмма легла удобнее. Затем, проглотив ком в горле, потрогала плечо. Даже через куртку было ясно, что сустав стыкуется не так, как положено. Выпирает там, где не следует. Подкатила тошнота. Эмма прикрыла глаза, приказывая себе дышать глубоко.

Плечо вывихнуто. Сильно. Без паники. Надо вправить сустав. Ты врач. Ты сможешь.

Свон протянула здоровую руку как можно дальше, нащупывая место, где головка плечевой кости высовывалась из лунки. Стиснув зубы, Эмма резко надавила на неё. И чуть не потеряла сознание от боли. Снова крик. Снова спазм.

Какое-то время Эмма лежала на спине, дрожа и тихонько поскуливая. Плечо трогать она не стала. И так понятно, что не вправила. Оно неумолимо пульсировало, боль шла от основания черепа до кончиков пальцев.

Спустя целую вечность Эмме удалось сесть. Затем, превозмогая головокружение и слабость, подняться на ноги.

Темнота всё так же давила на глаза, поэтому до того места, где до обвала стоял Киллиан, Свон ковыляла на ощупь.

— Джонс, ну где же ты? — прохныкала Эмма, водя руками по шершавым обломкам. Она совершенно не узнавала в этом испуганном тонком голоске свой собственный.

Плечо болело всё сильнее. Интересно, порваны ли я связки? Хотя что толку об этом сейчас думать. Всё равно ничего не поделаешь. Но ведь делать же что-то надо! Только вот что…

Эмма без сил опустилась на один из обломков и обхватила голову здоровой рукой.

Что? Что делать?

Когда уровень паники почти достиг критического предела, до Эммы донёсся какой-то шум. Шорох. Скрежет. Показалось, будто упало несколько камней. Женщина замерла, прислушиваясь. Шум повторился и больше не прекращался. Становился громче. К ней кто-то приближался.

— Сюда, — крикнула Эмма, слишком резко подскочив с места. Тело отозвалось тупой болью, но она была слишком возбуждена, чтобы заметить. — Помогите!

С бешено колотящимся сердцем Свон вглядывалась в темноту. Их нашли! Их спасут!

Наконец вдалеке появился свет. Стали проступать очертания узкого коридора пещеры. Раздались приглушённые мужские голоса. Эмма, не веря своему счастью, вновь закричала:

— Сюда! Мы здесь!

Танцующий жёлтый луч фонарика потянулся в её сторону, осветив гору обрушившихся на них с Джонсом обломков.

— Мисс? Вы в порядке?

В туннеле замаячили мужские фигуры. Эмма, позабыв о своих увечьях, бросилась к ним.