– Ты на господаря Валуда бочку не кати, – вскипел ульпийский купец. – Он это потому сделал, что подлый люд хотел на корню извести.

– А я что, против? – усмехнулся чеботарь. – Я только за. По мне, так всю эту гадость давно изничтожить пора. Честным людям житья не дают.

Сэр Даргул понял, что беседа зашла не туда, и решил развернуть разговор в нужное русло:

– Ну, с людьми лихими понятно. Такие и в наших краях промышляют. Только вот мне говаривали, будто водятся в ваших землях существа пострашнее – вампиры. Грабителям нужно одно – золотишко. А от тварей не откупишься. Им только кровь подавай. Никто от них живьем не уходил.

– А-а-а… эти-то. Думал, ты, господин, про них не знаешь, не хотел пугать, – неуверенно начал здоровяк Ансельм. – А тебе, оказывается, наплели. Что ж, слушай. Действительно есть они. Появились у нас недавно. Еще лет десять назад их не было, и слова-то такого мы не ведали.

– А появились они, как господаря Ульпии убили. Не иначе, он тут замешан, – перебил Вилберт.

– Снова начинает. Сплетни все и слухи! – решительно отрезал торговец.

– Ну, не знаю, не знаю. Но у нас сказывают, будто он головы только так рубил, а пуще всего любил народ на колья сажать.

– Но только отманцев да неверных бояр с их прихлебателями! – недовольно крикнул купец. – А казнить таких – вообще дело богоугодное. Вот вы в Залесье своем отсиживаетесь…

– Подождите же. Давайте все-таки про вампиров поговорим, – вмешался Угрехват.

– Вы, сударь, их не слушайте. Пусть спорят, еще и волосы рвать друг дружке начнут, – ухмыльнулся мебельщик. – Я сейчас вам все расскажу. – И, ткнув локтем соседа, продолжил: – Вы, господин ученый, старайтесь только днем ездить. Твари лишь после заката выходят, чтоб они к кобольдам провалились. Говорят, свет их обжигает. А так – да, рыскают они вдоль дорог, особливо около кладбищ, нападают на путников. Иногда и в деревни забираются, в дома проникают. А как человека упырь встретит, так прыгнет, да как вцепится в шею, прям как собака или волк, и не отпускает, пока всю кровушку не высосет. Клыки у них отрастают, забыл сказать. Только вы будьте покойны. Не шастают они днем, хоронятся.

– А откуда взялись вампиры-то эти?

– А были, говорят, они божьими людьми, такими же, как мы с вами. Но высосал им кровь такой же упырь, вот и они упырями-то после смерти лютой и сделались.

– Прямо все и становятся? – не поверил сэр Даргул.

– Вроде как не все. Кому как повезет. Отец Фолькомар говорит: кто крепок в вере, ходит в церковь, а главное, исправно платит десятину, тот просто умирает, а вампиром может стать исключительно страшный грешник и неплательщик. Да только неправда это. Вот недавно случай был в деревеньке за десяток миль отсюда. Жила одна девушка Петруца. Тихая была, худая, бледненькая, что твой подснежник по весне. И в церковь чаще других ходила, даже после службы оставалась и со священником задушевные речи вела. Как-то по осени захирела Петруца. С каждым днем делалось ей хуже и хуже, под конец слегла вовсе. Мать как-то увидела у нее на шее две отметинки, маленькие такие, взгляду неприметные. Ясно дело, упырь к ним хаживает. Понавесили гирлянды из чеснока во всех углах. Да только не уберегли. Той же ночью скончалась девка. Всем селом хоронили. Кузнец хотел было кол в сердце вогнать, да отец покойницы не дал. Зарыли так. А зимой несколько человек в лесу пропало. Пошли крестьяне их искать, до сумерек маялись. А как темнеть начало, в деревню поворотили. Но успели далеко в чащу уйти, застигла их в пути ночь. Вот уж почти к деревне подъехали. Глядь, а посередь дороги Петруца стоит – голая и белая-белая, будто из снегу вылеплена, – и клыки острые кажет. Подошли ближе. Она на них – прыг. Да и парни не робкого десятка попались. Уделали душегубку, да голову ей отрубили, принесли деревенскому старосте, а после сожгли.

Пока краснодеревщик живописал историю, старый некромант под столом пихнул коленом Тэдгара, дабы тот внимал. Пригодится для отчета.

– И все вампиры голышом ходят? – поинтересовался сэр Даргул.

– Натурально все, – ответствовал Ансельм. – На некоторых остаются клоки одежды. Да они ее сдирают с себя. Дара речи человеческой лишаются, кряхтят да рычат по-звериному. И не понимают ни чуточки. Иногда даже бегают на четвереньках.

– Ну уж нет! – вмешался Вилберт, который успел опрокинуть в себя две пинты белого пива и закусить парочкой брецелей. – Не все кровососы такие. Я вам другую историю расскажу. Некогда возвращались купцы из Шэссингена обратно в Хэрмебург. Задержались в дороге. А ночь на дворе. Нужно найти кров. Набрели на придорожный трактир. Зашли туда. Да только никаких других посетителей там не было. Одна лишь хозяйка, бледная, тщедушная, словно чахоточная. Не заподозрили торговцы лиха. Женщина провела их в комнаты и вскоре позвала к ужину. Тогда-то они и увидели другого гостя. Сидит в углу и посмеивается. Одежда у него какая-то странная, старомодная и потрепанная будто, но пуговицы золотом блестят. А кожа бледная, как у покойника. Однако никто об упыре не подумал. Ну откуда кровососы на постоялом дворе? Да еще и трактирщица к нему приветлива, будто знает его. Подсел он к путникам и начал расспрашивать о том, куда ездили и зачем. А потом предложил в честь знакомства выпить. Принесла хозяйка кувшин вина. Разлил незнакомец каждому по бокалу. Все осушили, только Горст не стал пить, ибо святой отец наложил на него епитимию, но виду парень не подал. Пошли господа почивать. И уснули как убитые. Одному Горсту не спится. Страх берет, а от чего – не знает. Чует он: дело нечисто. Толкнул одного товарища, второго – никто не пробудился. Опоил их злодей. Взял он свою фляжку и с молитвой опустил туда ковчежец с частицей мощей святого Дотлинда Мученика. Только сделал, как послышались шаги в коридоре.

Горст сразу же спящим притворился. – Вилберт специально сделал паузу, торжествующе оглядел слушателей, отхлебнул пива, смачно с хрустом отхватил полбрецеля и с набитым ртом продолжил: – Открывается дверь, а в проходе незнакомец стоит, а хозяйка позади него. Душегубец первого купца справа сцапал, а женщина – слева. Никто не проснулся и голоса не подал. Давай они купцов наших за горло кусать да кровь пить. Лежит Горст ни жив ни мертв. Вот подходит к нему кровосос – не оплошал мужик, плеснул тому в лицо воды освященной. Схватился нечистый за голову, закричал страшным голосом. Тут хозяйка рванулась. Он и ей в лицо плеснул. Начали упыри по комнате метаться, будто слепые. Бросился наш купец к двери – и бежать. На дворе лошадь отвязал и в город поскакал. Как добрался – давай народ созывать. Поехали они к постоялому двору, но ничего уж не нашли – ни трупов торговцев, ни нечестивцев, ни лошадей, ни товаров. Стали беднягу Горста обвинять: мол, товарищей загубил, а выручку спрятал. Месяц, почитай, в узилище просидел, пока жена взятку мировому судье собрала. Тогда и выпустили беднягу. Вот видите, – многозначительно произнес рассказчик, отхлебнул белого и утер рукавом усы, – упыри не только одеваются по-человечески, но и говорить могут.

– Не может быть! – вскричал Ансельм и долбанул тяжелым кулаком по столу. – Как пить дать укокошил дружков твой Горст, да и наплел с три короба. Не могут кровососы ни говорить, ни одеваться. Чтоб мне попасть антилопе на рога, если это не так! Вон еще бабка рассказывала, как ее дядюшка Луц из Шэссингена однажды в заброшенную деревню после заката заехал, так из всех домов упыри поперли, голые или в лохмотьях, никаких слов от них не услышишь, только мычат и ревут, как зверье. Еле ноги унес.

И начался пьяный спор. Сапожник и мебельщик – каждый пытался доказать свою правоту, в основном угрозами да ругательствами. Сэр Даргул брезгливо отворотился: похоже, больше сведений не собрать, пора возвращаться наверх. Но тут он поймал взгляд незнакомца в упелянде. Тот, оказывается, внимательно наблюдал за потасовкой и ухмылялся. Вдруг мужчина встал, поправил широкий пояс и направился прямиком к столику магов.

– Привет честной компании. Позвольте, господа. – Голос прозвучал как пушечный выстрел – не по громкости, а скорее по силе отрезвляющего действия.